История Древнего Рима в биографиях - Г. Штоль

На общественную службу Сципион вступил только на 34-м году от роду. В 154 г. до P. X. в Испании после продолжительного мира снова начались кровопролитные войны с лузитанами и кельтиберийцами, и римляне вели их так неудачно, что когда в 151 г. консул Л. Лукулл начал вербовать армию для Испанской войны, ни один человек не предложил своих услуг в качестве офицера. Тут выступил Сципион Эмилиан и вызвался принять любую должность, какая будет ему предложена в Испании, Пример его подействовал так сильно, что кандидатов на офицерские места появилось даже больше, чем требовалось. Сципион последовал за Лукуллом в качестве военного трибуна и отличился в Испании больше всех остальных. Он доблестно выдержал поединок с одним испанским великаном и первый вошел на стены Интеркации при штурме этого города, за что получил так называемый стенный венец. Храбрость и честность его принесли ему такой почет и со стороны неприятеля, что вакхеи, переставшие верить властолюбивому и бесчестному консулу, вполне положились на слово Сципиона и заключили договор с Римом. В следующем году Лукулл отправил его в Африку с поручением попросить у Масиниссы слонов для Испанской войны. Тут ему довелось быть очевидцем сражения между Масиниссой и карфагенянами, окончившегося поражением последних. После битвы карфагеняне обратились к Сципиону с почетным предложением устроить мир между ними и нумидийским царем. Но старания его остались бесплодными.

В 149 г. вспыхнула третья Пуническая война, которую Сципиону суждено было окончить самым блистательным образом. В результате второй Пунической войны Карфаген утратил свою политическую самостоятельность, но долговременный мир дал ему возможность снова оправиться и выйти из своего позорного и бедственного положения. Римляне стали смотреть с завистью и опасением на процветание старого соперника. Поэтому нумидийский царь Масинисса, как победоносный враг карфагенян, был очень по сердцу римлянам. В последнее время Ганнибаловых войн Масинисса сражался на стороне римлян против Карфагена и Сифакса и при заключении мира получил, по соизволению римского сената, господство над всей Ну мидией. Умный и необыкновенно энергичный человек старался во время своего царствования расширять, насколько возможно, это господство и упрочивать его распространением образования; он приучил свои кочевые народы к земледелию и оседлости, строил города и крепости, облагал данью племена, жившие в южных горах. Земля карфагенян была окружена с трех сторон его владениями и возбуждала завоевательные наклонности воинственного царя, который мысленно смотрел уже на богатый торговый город поселившихся на нумидийской земле иноземцев как на свою будущую столицу. Неопределенная редакция мирного договора, в котором значилось, что карфагеняне должны возвратить все отнятые ими у нумидийского царства земли Масиниссе, давала этому последнему достаточный повод отбирать у карфагенян один участок земли за другим. Так как Карфаген теперь не имел права вести войну без позволения римлян, то в подобных случаях он жаловался римскому сенату и просил его посредничества и решения; но римляне не оказывали ему никакой серьезной помощи и предоставляли Масиниссе действовать совершенно свободно и наконец даже открыто перешли на его сторону. Вследствие этого нумидийский царь отнял у карфагенян всю Эмпорию, а вслед затем обратился и на запад, где завладел плодородными поселениями на берегу реки Баградаса. Карфагеняне снова попросили защиты у римлян. Сенат послал в Карфаген комиссию, во главе которой стоял старый Катон. Он спросил карфагенских сенаторов, желают ли они безусловно подчиниться решению Рима; когда же те потребовали подробного исследования спорного вопроса и решения его по закону, то комиссары прекратили переговоры и уехали обратно. Катон считал себя оскорбленным таким образом действий карфагенского сената, он убедился собственными глазами в благосостоянии ненавистного государства и с тех пор не переставал настаивать в Риме на разрушении опасного города.

Авторитет, которым пользовался Катон, и беспрестанные настояния его побудили, наконец, большинство римских сенаторов принять решение – при первом же удобном случае объявить карфагенянам войну и разрушить их столицу. Случай представился скоро. Масинисса продолжал теснить и грабить карфагенян, римляне продолжали не оказывать им никакой действительной помощи. Наконец терпение карфагенян лопнуло, и они схватились за оружие, чтобы помочь себе собственными средствами и силами. Под предводительством Газдрубала, из фамилии Барка, вступили они в битву с нумидийским царем, но потерпели поражение. Это та самая битва, очевидцем которой был Сципион Эмилиан в то время, когда он ездил к Масиниссе просить слонов для Испанской войны. Теперь у римлян был достаточный повод для нарушения мирного договора: карфагеняне подняли оружие против союзника Рима без разрешения последнего. Карфаген старался отвратить опасность, постановил казнить Газдрубала и Карталона, главных виновников войны с Масиниссой, и отправил в Рим посольство с заявлением, что карфагеняне отдают свою судьбу в полное распоряжение римлян. Но когда послы прибыли в Рим, война была уже объявлена и консулы выступили в поход с большим войском. Посланникам дали знать, что за Карфагеном будут обеспечены свобода, самостоятельность и его область, если он в течение месяца отправит в Лилибеум к консулам 3 тыс. заложников, детей самых знатных фамилий, и в остальном подчинится распоряжениям этих консулов. Карфагеняне исполнили требование относительно заложников; но консулы переправились из Лилибеума в Африку и расположились главной квартирой в Утике, перешедшей на сторону Рима. Весь карфагенский сенат отправился туда для получения дальнейших приказаний от консулов. Они потребовали полного разоружения. Карфагеняне выдали все боевые припасы своего флота, все хранившиеся в магазинах военные запасы и оружие частных лиц, 3 тыс. металлических орудий и 200 тонн полных вооружений и спросили, чего требует Рим еще. Тогда консул Л. Марций Цензорин объявил, что, по приказанию римского сената, город Карфаген должен быть разрушен, а жители его – выселены, по крайней мере на расстояние двух милей от морского берега. Это страшное повеление привело карфагенян, до этих пор обнаруживавших беспримерную терпеливость, в бешенство и отчаяние; они решили защищаться до последних сил, несмотря на полную безоружность. День и ночь все, кто был в городе, без различия пола и возраста, работали над приготовлением метательных орудий и оружия; для добывания металла и дерева разрушали общественные здания; женщины обрезали волосы и отдавали их для тетивы луков. Бежавшие полководцы, Газдрубал и Картадон, были призваны обратно, стены города приведены в оборонительное положение, и всякий, кто только мог носить оружие, вооружился.

Консулы не знали о происходившем в Карфагене и двинулись туда из Утики в надежде овладеть беззащитным городом без сопротивления. Но как изумились они, когда нашли ворота запертыми, а стены занятыми множеством орудий и вооруженных людей, и поняли, что необходимо приступить к формальной осаде.

Осада столь прочно укрепленного города представлялась тем более затруднительной, что окрестные земли, вмещавшие в себя около 800 деревень, находились еще в руках карфагенян. Возвратившийся Газдрубал стоял крепким лагерем у лежавшей на восточном берегу залива, как раз против Карфагена, крепости Неферис; многочисленные конные отряды под предводительством храброго партизана Гимилькона Фамея совершали отсюда наезды внутрь страны и внезапными нападениями приводили в ужас высылавшихся на рекогносцировку римских солдат. Консул М. Манилий расположился с сухопутным войском под стенами крепости, JI. Цензорин стал с флотом у южной полосы земли и повел отсюда атаку на город. Двумя большими таранами он пробил брешь в слабейшем месте стены, но так как стемнело и штурм пришлось отложить на следующий день, то карфагеняне ночью снова заложили часть бреши и повредили неприятельские орудия так сильно, что вывели их из строя. Несмотря на это, Цензорин решился на штурм; но его солдаты вторглись в город в таком беспорядке и так неосторожно, что были отбиты с большим уроном и потерпели бы полное поражение, если бы не спас их Сципион Эмилиан, служивший в это время при армии военным трибуном. Предвидя исход необдуманного нападения, он не позволял своим людям ни на шаг двинуться с места, и теперь, приняв бежавших римлян под свою защиту, принудил погнавшегося за ними неприятеля к отступлению. Римляне очутились в критическом положении; нападения на укрепленный, отчаянно защищавшийся город оказывались безуспешными, летний зной порождал в лагере опасные болезни, флоту наносили сильные повреждения карфагенские брандеры, на суше неприятельские всадники истребляли людей, высылавшихся для добывания провианта и фуража.