Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Викентий Вересаев

Л. Я. Поливанов. – Рус. Стар., 1887, т. 53, с. 237.

От террасы идет склон к речке Сороти. Сороть не широка, сажен шесть, не больше. В нескольких саженях от нее справа и слева два озера: Маленец и Кучане, оба с плоскими берегами. За озером Кучане видны поля, мыза у опушки леса: вид очень хорош.

К. Я. Тимофеев. – Журн. Мин. Нар. Просв., 1859, т. 103, отд. II, с. 149.

Михайловские владения начинаются огромным сосновым парком; проехав с версту по опушке его, мы повернули налево, в широкую, прямую аллею, ведущую к дому на пространстве по крайней мере версты; в стороне от дороги стоит уединенно забытая и опустошенная беседка без окон... Еще издали представился взорам нашим домик Пушкина, стоящий одиноко почти в двух верстах от деревни Михайловской. Наружность деревянного, уже обветшалого, одноэтажного дома Пушкина очень проста. От дому тянутся по обе стороны службы. Перед домом, со стороны парка, есть небольшой сквер... Мы вошли с главного, середнего крыльца, в довольно большую комнату. Бильярд, обветшалый, со сгнившим, оборванным сукном, стоял в углу. Отсель налево две комнаты; здесь были спальня и кабинет Пушкина… Я поспешил во двор, прошел мимо служб, мимо конюшен: тянущийся вдоль решетчатый, деревянный забор утратил следы краски… Вот перед вами калитка; вы через нее проходите в садик, и взор ваш и чувства отдыхают, любуясь очаровательною картиною реки, озера, цепи холмов и прибрежного леса.

Д. И. Мацкевич. Путевые заметки. – Северная Пчела, 1848, № 249.

По межевым книгам 1786 г. в с-це Михайловском числилось 1974 десятины, по последней ревизии – 80 душ муж. пола; в 1835 г. оно дало доходу 2000 руб., а в 1836 г. – 3000.

Записка С. А. Соболевского о с-це Михайловском. – Пушкин и его совр-ки, вып. XIII, с. 100.

В Зуеве, что ныне Михайловское, с прочими деревнями, по межеванию 1786 года, земли количество следующее:

В том числе показано неудобной только 48 дес. На этом пространстве по последней ревизии – 80 душ… Прибавьте 100 душ женска пола и господской запашки в трех полях 71 десятина.

Н. И. Павлищев – Пушкину, 11 июля и 1 авг. 1836 г. – Переписка Пушкина, т. III, с. 346, 357.

Деревянный дом Михайловского с одним этажом стоит на небольшом косогоре, внизу которого с одной стороны течет река Сороть, впадающая в Великую. Фасад дома обращен задом к реке и лицом к небольшому скверу, сзади которого тянется почти на версту густой парк, с цветниками и дорожками.

П. В. Анненков. Материалы, с. 111.

Дом – деревянный, на каменном фундаменте, обшитый тесом, длиною до 8 сажен, шириною 6 сажен, 2 подъезда с крыльцами, 1 балкон, 20 дверей, 14 окон, 6 печей; флигель деревянный, крытый и обшитый тесом, в нем одна комната, 3 окна, 3 двери, русская печь, а под одною с ним связью – баня с голландскою печью с котлом; 3 других флигеля, амбары и т.д.

Опись, учиненная 18 мая 1838 г. Опочецким земским исправником Васюковым. – Пушкин и его совр-ки, вып. XIII, с. 100[60].

Вот что рассказывали о с-це Михайловском М. И. Осипова и другие лица. Вся мебель, какая была в домике при Пушкине, была Ганнибаловская (деда Пушкина, Ос. Абр. Ганнибала, умершего в 1806 г.). Пушкин себе нового ничего не заводил. Самый дом был довольно стар. Мебели было немного и вся-то старенькая... Вся обстановка комнаток Михайловского домика была очень скромна: в правой, в три окна, комнате, где был рабочий кабинет А. С-ча, стояла самая простая, деревянная, сломанная кровать. Вместо одной ножки под нее подставлено было полено: некрашеный стол, два стула и полки с книгами довершали убранство этой комнаты. Сквер перед домом во время Пушкина тщательно поддерживался, точно так же не совершенно запущен был тенистый, большой сад; в нем были цветники.

М. И. Семевский. Прогулка в Тригорское. – СПб. Вед., 1866, № 157.

Я девочкой не раз бывала у Пушкина в имении и видела комнату, где он писал. Художник Ге написал на своей картине «Пушкин в селе Михайловском» совсем неверно. Это – кабинет не Александра Сергеевича, а сына его Григория Александровича. Комнатка Александра Сергеевича была маленькая, жалкая. Стояли в ней всего-на-все простая кровать деревянная с двумя подушками, одна кожаная, и валялся на ней халат, а стол был ломберный, ободранный; на нем он и писал, и не из чернильницы, а из помадной банки. И книг у него своих в Михайловском почти не было; больше всего читал он у нас в Тригорском… Читать своих стихов он не любил.

Е. И. Фок. (урожд. Осипова) в передаче В. П. Острогорского. – Мир Божий, 1898, № 9, с. 227.

Татьяна (гр. Е. К. Воронцова) приняла живое участие в вашей беде; она мне поручает сказать вам это, и пишу я это вам с ее позволения. Ее нежная и добрая душа тотчас же увидела только несправедливость, жертвою которой вы стали; она мне это выразила с отзывчивостью и грацией характера Татьяны. Прелестная девочка тоже помнит вас, она мне часто говорит о сумасшедшем г-не Пушкине и о палке с собачьей головой, которую вы ей подарили.

А. Н. Раевский – Пушкину, 21 авг. 1824 г., из Александровки ок. Белой Церкви. – Переписка Пушкина, т. I, с. 127 (фр.).

Сестра поэта, О. С. Павлищева, говорила нам, что когда приходило из Одессы письмо с печатью, изукрашенною точно такими кабалистическими знаками, какие находились на перстне ее брата, – последний запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе.

П. В. Анненков. Пушкин в Алекс. эпоху, с. 283.

Здравствуй, Вульф, приятель мой!Приезжай сюда зимой.Да Языкова поэтаЗатащи ко мне с собойПогулять верхом порой.Пострелять из пистолета,Лайон[61], мой курчавый брат(Не Михайловский приказчик),Привезет, нам, право, клад…Что? – бутылок полный ящик.Запируем уж, молчи!Чудо – жизнь анахорета!В Троегорском до ночи,А в Михайловском до света,Дни любви посвящены,Ночью царствуют стаканы,Мы же – то смертельно пьяны,То мертвецки влюблены.

В самом деле, милый, жду тебя с отверзтыми объятиями и с откупоренными бутылками. Уговори Языкова.

Пушкин – А. Н. Вульфу, 20 сент. 1824 г., из Михайловского.

(Приписка Анны Ник-ны Вульф) …Сегодня я писать тебе не могу много. Пушкины оба (братья Александр и Лев) у нас, и теперь я пользуюсь временем, как они ушли в баню.

Переписка Пушкина, т. I, с. 131–132.