Cosa Nostra история сицилийской мафии - Дикки Джон

Читая вздорную книгу Бонанно, невозможно представить, что на самом деле его отпуск на Сицилии оказался поворотным моментом для всей Коза Ностры, группировки которой действовали по обоим берегам Атлантики. Ведь именно тогда американские мафиози предоставили своим сицилийским братьям право на незаконную торговлю героином. Не менее важным является и то обстоятельство, что как раз во время поездки

Бонанно сицилийская мафия создала «Комиссию» по образцу той, что была учреждена в Нью-Йорке в самом конце войны кастелламарцев. Эти два тесно связанных друг с другом факта определили направление, по которому мафии предстояло двигаться в течение следующих четырех десятилетий. Все, что произошло до и после беспрецедентных актов насилия, имевших место в 1980-е годы и в начале 1990-х, было предрешено во время визита Джо Банана на Сицилию.

Сохранилась лишь часть сведений о том, что произошло во время этой поездки, но и эти обрывки наводят на размышления. Чтобы понять смысл свидетельств, надо искать ответ не на вопрос «что», а на вопрос «почему». Именно в этом заключается сложность проблемы. Перед нами один из тех случаев, когда итальянские историки мафии сочли за необходимость «натянуть над доступными фактами покрывало обоснованных гипотез». В результате возникла смесь знаний и предположений, служащая единственной цели: проникнуть внутрь политического механизма Коза Ностры. Слово «политика» имеет важное значение, и пользоваться им следует весьма аккуратно. Если согласиться с тем, что участие Коза Ностры в операциях с героином было чисто коммерческим, то создание Комиссии внутри мафии представляло собой эквивалент конституционной политики. Для неитальянцев нет ничего скандального в том, чтобы именовать мафиози бизнесменами. В кино уже стало расхожим штампом изображать босса мафии в виде этакого зловещего аналога исполнительного директора компании. Но даже за пределами Италии писатели все еще весьма неохотно используют слово «политика» применительно к махинациям убийц и воров. Однако, как выяснили те, кто десятилетиями изучал сицилийскую мафию, находясь на ее родине, использование любого другого слова не позволит в полной мере раскрыть сущность Коза Ностры. Ведь сицилийская мафия проводит политику в буквальном смысле этого слова. Сегодня судьи неустанно повторяют, что Коза Ностра будет разгромлена только тогда, когда всем станет ясно, что она является теневым государством, политическим органом, который иногда оказывает противодействие государству, иногда низвергает его, а порой и пребывает внутри структур государственного управления.

Во время палермского этапа своей длительной поездки по Сицилии Джо Бонанно посетил расположенный у самого моря ресторан «Спано», где за обильным, продолжавшимся пять часов ленчем встретился с Томмазо Бушеттой. Во всяком случае, Бушетта утверждал, что такая встреча состоялась. В то время Бушетта, будущий «босс обоих континентов» и вошедший в историю отступник мафии, был всего лишь подающим надежды рядовым членом. Поэтому вполне естественно, что встреча в «Спано» произвела на него гораздо большее впечатление, чем на Джо Банана, который не удосужился даже упомянуть о ней в своих воспоминаниях об отпуске. Бушетта, напротив, весьма эмоционально вспоминал о «восхищении», которое он испытывал во время дружеской беседы с этим «выдающимся, утонченным и наделенным особым умом» человеком. Очевидно, Бушетта нашел себе образец для подражания.

Оставив в стороне пропасть, которая разделяла Бушетту и Бонанно с точки зрения занимаемого каждым из них положения внутри мафии, отметим, что их воспоминания тоже во многом отличаются. К тому времени, когда Бушетта стал рассказывать о своей жизни, он уже был pentito, находившимся под охраной государства. А когда Джо Банан в 1983 году поведал свою историю, он лишь частично отошел от дел. По этой простой причине воспоминания Бушетты представляются гораздо более правдоподобными. (Впрочем, следует заметить, что власти США настолько серьезно отнеслись к «Человеку чести», что вызвали его автора на большое жюри.)

Показательным, хотя едва ли удивительным, является тот факт, что в своих мемуарах оба мафиози оставили одинаковый и весьма значительный пробел в том месте, где следовало бы рассказать о наркотиках. Джо Банан настаивал, что никогда не имел дела с наркотиками, что они совершенно чужды его «традициям». У Бушетты вызывало язвительную усмешку предположение, что визит Бонанно на Сицилию был каким-то образом связан с героином. Оба они откровенно лгали, но причины, заставлявшие их лгать, оказались более интересными, чем могло показаться на первый взгляд. Это вовсе не была попытка преступников обелить себя.

Бушетта, несомненно, более изобретательный лжец, нежели его итало-американский кумир. До самой смерти он продолжал настаивать на том, что ему никогда не приходилось зарабатывать на наркотиках. Противореча самому себе, Бушетта также утверждал, что «в Коза Ностре нет человека, который не был бы связан с торговлей наркотиками». Эти утверждения носили все отличительные признаки той расчетливой лжи, которой особенно хорошо владели сицилийские «люди чести». На самом деле эти признаки настолько очевидны, что, вероятно, их намеренно не скрывают. Бушетта пытался убедить следствие в том, что любой, кто знает, как его разоблачить (например, судья Фальконе), должен достаточно хорошо понимать не только то, что он лжет, но и то, что он не готов сообщить нечто большее относительно весьма важной темы. Ложь была настолько беззастенчивой, что ему приходилось окружать ее дополнительным «санитарным кордоном», чтобы вирус недоверия не лишил правдоподобия остальную часть его показаний.

Эта ложь стала необходимой потому, что в тот момент, когда Джо Банан выходил из самолета в Палермо, американская Коза Ностра стояла на распутье. Ей требовалось определить приемлемую степень противозаконности. Американская мафия всегда работала практически в открытую в таких сферах, которые были «самую малость» противозаконны и, следовательно, не могли стать причинами затруднений для ее политических друзей. (Такими сферами были, например, торговля спиртным во время «сухого закона» или разнообразный рэкет). К числу таких сфер относились и азартные игры. В 1940-е и 1950-е годы организованная преступность вложила большие деньги в стремительно расширявшуюся в пустыне «Мекку» Лас-Вегаса. Теми же принципами полулегальности мафия руководствовалась, вторгаясь в сферу трудовых отношений. Она предлагала работодателям услуги по срыву забастовок или работала с профсоюзами и вымогала деньги как у рабочих, так и у работодателей. С другой стороны, Коза Ностра не слишком высовывалась из-под защитной крыши легальных учреждений и могущественных группировок высшего света.

Совсем другое дело наркотики. В 1950 году сенатор-демократ от штата Теннесси Эстес Кефовер ознакомился с предупреждением Федерального бюро по борьбе с наркотиками, в котором говорилось, что мафия располагает международной сетью наркоторговли. В 1951 году по телевидению транслировались слушания возглавляемого Кефовером Специального комитета при Сенате по расследованию преступлений в сфере торговых отношений между штатами. Американцы стали свидетелями того, как в ходе проводимого Кефовером дознания десятки мафиози ссылались на Пятую поправку к Конституции1. Бывший бутлегер и король нью-йоркских игровых автоматов Фрэнк Костелло прятал лицо от камеры, но многие телезрители запомнили его «пляшущие руки», он сопровождал жестикуляцией свои изворотливые объяснения по поводу того, в чем заключаются его деловые интересы.

Слушания в комитете Кефовера привели к тому, что американцы вновь начали испытывать страх перед мафией — страх, который последний раз охватывал нацию почти полстолетия назад, во времена лейтенанта Джо Петросино и «дела о трупе в бочке». На сей раз страх, внушаемый мафией, и нездоровый интерес к ее деятельности усугублялись тем, что речь шла о наркотиках. Шумная политическая кампания сопровождалась публикациями в прессе. Один писатель, вдохновленный расследованием Кефовера, назвал мафию «величайшей в истории угрозой нравственности» и «главным источником всей мировой преступности». В послевоенные годы Америка вступила в длительный период увлечения мафией.