Татуиро (Serpentes) - Елена Блонди

Найя ступила на первую ступеньку и повернулась, бережно вынимая руку из закаменевших пальцев Акута. Постаралась улыбнуться ему, но луна, светя на худое лицо, рисовала на нём такую тоску, что Найя только сейчас испугалась по-настоящему. Мастер, стоя на мостках чуть выше, протянул руки и стал развязывать ленту на её волосах.

— Милость богов с тобой, светлая Найя. Моя любовь с тобой.

Белая с красными узорами лента повисла в опущенной руке.

Найя вздохнула. Ступила ниже, в сверкающую рябь, чувствуя, как прилипает к коленям намокшая тайка.

— Твоя жена и спит с тобой, не снимая одежд? — голос над водой остановил её. Она снова оглянулась, стягивая на груди белую ткань.

— Ты знаешь, мой вождь, я делаю волшебные вещи. Узоры на тайке моей жены принесут нам хороший год после дождей.

Голос мастера прерывался от ярости.

— Хм…

Под легкий шёпоток Найя нахмурилась. И, не дожидаясь ответа вождя, пошла в глухую, непрозрачную воду, нащупывая босыми ногами дерево ступеней. Вода поднималась. Выше колен, по бёдрам, до груди. Найя ждала, что намокшая ткань спутает шаги, всплывая пузырём, но подол тайки висел, ровно колыхаясь. И тяжелели ноги, уверенно придавливая ступени.

Когда вода достигла плеч, снова выросла на мостках медная нитка женского голоса. Песня без слов тянулась заунывно, к ней присоединялись ещё голоса, тягучие, разные, и Найе казалось, что над серебряной водой плетётся циновка из медных и бронзовых нитей.

Вода, покачиваясь, встала у подбородка. Найя сделала маленький шаг, ещё два. Ступни защекотала трава, и вода коснулась губ мёртвым тёплым поцелуем. Найя встала на цыпочки и приготовилась плыть. Но не смогла оторвать ног от примятой травы.

— Ты должна дойти, — тревожный шёпот мастера лег на медную плетёнку песни, — иди, Найя, ты дойдешь.

«Ну»… — подумала она, закрывая глаза, сжала губы и пошла, не дыша — вперёд и вниз, небольшими плавными шагами, без остановок. Когда вода сомкнулась над её головой, песня стала еле слышной, как во сне.

Глава 40

Озеро

… Во сне.

Найя шла, медленно переставляя ноги и боясь открыть рот, чтоб не хлынула в горло вода. Волосы, как чужие, трогали плечи. Руки держала перед собой, как человек, идущий по тёмной комнате, когда предметы есть только в воспоминаниях и места их в реальности приблизительны. Она помнила размеры площади и знала, что сможет дойти, не пытаясь вдохнуть. И приоткрыла глаза.

Тут не было темноты. Серый переливчатый свет бежал полосами, складывался гармошками, расходился веерами. Но был он… тёмный, хоть всё и видно. Тёмный, будто она далеко от этого места, далеко в глубину. Найя оторвала взгляд от своих белых рук с растопыренными пальцами. Взбивая ткань, которая лениво надувалась водой и опадала снова, двигались колени. Белые ступни зарывались в лохматую траву, которая становилась всё короче.

«Почти середина, тут вытоптано», — мысль проплыла в голове, и Найя посмотрела вперёд. Там терялись в полосатом сумраке твёрдые ноги столбов, подпирающих хижины, и тонкие опоры мостки. «Я дойду»…

Её плавно качнуло, и она взмахнула руками, чтоб удержать равновесие. Её сон! Она засыпала, представляя себе пещеру, а в ней чёрную реку с медленной водой. Вытягивались по воде золотые кляксы нездешнего света. В снах она заходила в реку, чтобы выйти с другой стороны. Исцеленной и новой. Новой…

Волосы облаком плыли рядом с лицом. «Только нет золота, вместо него свет — серебряный». И чуть не упала, закрывая плывущей ладонью глаза — сверкающая вспышка кинулась в глаза. Пробежала вдоль тела справа упругая волна. Найя замерла на секунду. И тут же пошла дальше, уталкивая поднимающийся внутри страх. Не одна тут, под тёмной водой. Сердце смялось в холодный комок, все картинки из фильмов мелькнули перед глазами, все акулы загрызающие и монстры душащие.

И не всплыть. Неспроста идется ей плавно и увесисто, будто на ногах свинцовые обручи. Ей здесь — идти. До конца.

Замелькали вспышки, проносясь мимо, и каждый раз тело обдавало упругим движением воды. Найя шла, поднимая колено и чувствуя тяжесть повисшей в воде ноги, опускала её, и поднимала вторую ногу. А вокруг мельтешило всё быстрее, полосатый свет подёргивался рябью и расходился веерами, вспышки проносились перед лицом, сбоку, наискось, вода толкала в лицо, в спину или сбивала поднятую для шага ногу. И шуршал в ушах беспрерывный шёпот без голоса. Шелесты и шепотки складывались в слова, но они наползали одно на другое и сплетались так тесно, что Найя не понимала их. Снова нащупав подошвами короткую траву, разжала кулаки. Она прошла середину площади. Вон она, лестница, широкая, по ступеням бежит серая рябь подводного света. Две ступени, и голова её покажется над водой.

«Вдохнуть!» — закричало в голове внезапно. Как будто проснулся ребенок, заорал, требуя еды. Найя подняла правую ногу и плавно опустила на самую нижнюю ступень лестницы.

Крик в голове снова забился, требуя — побежать, взлететь, кашляя и отплевываясь, выбраться, на воздух. И — вдохнуть!

Но она медленно подняла левую ногу для шага. «Уже всё» — сказала себе. И вдруг всплыла память о втором своем сне: тёмная вода в комнатах, постель с намокшими простынями. А по воде — живые зигзаги.

Он был отражением первого сна в зеркале страха, и она прогнала воспоминание.

Нужен ещё один шаг… Волна толкнулась, что-то обвило ноги, не давая ступить. Найя дернулась и остановилась, стреноженная. Чьё-то тело вилось по тайке, прижимая к коже мокрую ткань, сжимало грудь и ползло по шее, наливаясь тяжестью.

Она изо всех сил вытянула шею, запрокидывая лицо. Недосягаемо колыхалась близкая поверхность воды, и Еэнн корчил рожи, расплываясь кривым белом лицом. Под тяжёлым телом ткань поползла с плеча, на котором заныл шрам.

«Выйти, выйти-выйти-выйти» — билась кровь в висках. И навстречу внутреннему крику вдруг пришел шелест, медленный и ленивый:

— Женщина, помеченная силой, не понимающая силы… Начни новое. Без страха… С-страха…

Она снова дёрнулась, взмахивая руками. И снова была остановлена стягивающими грудь и ноги кольцами. И тогда, не успевая думать, через панику, которая кипящим озерцом плескалась в её сознании, Найя зажмурилась и открыла рот, вдыхая воду.

В уши стукнул тягучий звук гонга…Посреди огромной степи, на стволе старой кривой груши висел он медным тяжёлым солнцем. На сухой траве спал, раскинувшись, темноволосый человек, чьё лицо во сне меняло выражения так же быстро, как бежали серые письмена под водой. И лицо его становилось то нежным, почти детским, а то скручивала его такая гримаса, что — человек ли? Или — демон?