Корона жигана - Евгений Сухов

— Отставить! — громко прикрикнул Сарычев. И, повернувшись к Кравчуку, сказал: — Придумайте, что сказать родным, — показал он взглядом на убитых.

— У них никого не было… Правда, у этого парня — сестра… Но она уже взрослая, у нее своя жизнь, живет в другом городе. Еще в Гражданскую вся семья от тифа померла.

— Понятно, — грустно протянул Сарычев, в который раз обругав себя за то, что не нашел времени, чтобы как следуют познакомиться с делами личного состава. — В общем, сделайте все, что полагается в таких случаях.

— Сделаем, товарищ Сарычев, — твердо проговорил Кравчук.

Арестованного Игнат узнал сразу, едва взглянул на него. Жиган был на блатхате у мадам Трегубовой. Во время игры в карты с Макеем он стоял за спиной Игната и подавал жигану маяки.

Сарычев подошел вплотную.

— Не узнал, Рябой?

По обе стороны от жигана, крепко ухватив его за локти, стояли два рослых милиционера. Жиган задвигал плечами, пытаясь освободиться, но лишь дернулся.

— Тебя позабудешь, Хрящ… Как же! — выдохнул зло арестованный. — Если легавым не стал бы, так из тебя жиган вышел бы что надо!

Игнат невольно улыбнулся, подумав о том, что за последнюю неделю подобные слова слышит не в первый раз.

— Отпустите его.

Милиционеры ослабили хватку, и жиган, яростно покрутив плечами, освободился.

— Ты стрелял? — спросил Сарычев негромко.

Лицо Рябого было разбито. Глаза заплыли, а темные зрачки испепеляли обступивших милиционеров огнем ненависти. Он сплюнул. На землю шлепнулся какой-то кровавый сгусток — похоже, пара выбитых зубов.

— А ты не видел, что ли? — показал жиган осколки зубов.

Парни перестарались. Игнат Сарычев посмотрел на руки одного из них. Костяшки разбиты в кровь, и тот стыдливо спрятал их за спину. Впрочем, их можно понять. Будь он на их месте, возможно, и вовсе пристрелил бы, не мешкая! Но нельзя, должность не позволяет. Могут не понять. А парни оказались более деликатными, даже в морду наганами арестованному не тыкали.

Правая нога жигана кровоточила. Рана несерьезная, но неприятностей принесет ему немало.

— Видел, — спокойно заметил Сарычев, — но хотелось бы от тебя услышать.

— Я-то чего… так, — пожал Рябой плечами, — за шухером следил… если что… знак должен был подать, а вот остальные стреляли.

Зрачки его виновато вильнули. Сарычев, справляясь с искушением, скрестил руки на груди.

— Кирьян среди них был?

— Видел же ты, начальник… чего спрашивать. Лучше бы доктора позвал, а то через пять минут из меня вся кровища вытечет И так уже сколько пролилось Как из раненого кабана! — показал он на окровавленную штанину. — Ну, хорошо… был! Был! Тебе от этого стало легче?

— Ладно, пусть его перевяжут. Мы с тобой потом потолкуем… пообстоятельнее, — пообещал Сарычев и отошел.

Часть 4. «Идейные» начинают и проигрывают

Глава 17. Поморник — птица хищная

Сарычев не торопился начинать допрос. Полистал газеты, прочитал несколько интересующих его статей. Потом заварил крепкий чай и щедро выжал в стакан половинку лимона. Рябой сидел неподвижно, крепко вцепившись в привинченный табурет. Он не издал ни звука и с каким-то жадным интересом наблюдал за приготовлениями начальника уголовного розыска.

Лишь изредка Сарычев посматривал в сторону Рябого и видел, что тот значительно приободрился. В его облике уже ничто не напоминало былую растерянность. Обыкновенный задержанный, который твердо уверен, что после профилактической беседы с начальством его отпустят восвояси.

А вот спесь с него следовало бы убрать!

Сарычев отхлебнул чайку и почти по-приятельски спросил:

— Что же это дружки тебя, раненного, оставили? Или это у жиганов так принято? Сами сейчас находятся где-то в безопасности. А ты здесь, в уголовке, торчишь. И прямо тебе скажу, дела твои швах! — Сарычев сделал сочувствующее лицо и продолжал: — У нас нет времени на разговоры. Пойми нас правильно. Жизнь — суровая штука! Поставят к стенке, и точка! А ты еще молодой, мог бы и пожить, — последние слова были сказаны со вздохом.

Рябой проглотил горькую слюну и сдавленно заговорил:

— Колоть меня решил, начальник? Только мне и так крышка, расскажу я тебе чего-то или нет.

— А ты не скажи, — заметил Сарычев, отхлебнув глоток чаю. — Все зависит оттого какдело завертится. Вот оформлю я, что именно ты убил наших ребят, тогда уж точно стенка…

— Послушай, начальник, ты же знаешь, что это не я стрелял. Ведь своими же глазами видел.

Сарычев будто и не слышал, бесстрастно продолжал:

— А если оформлю, что ты оказался там… случайно, тогда дело другой оборот принимает, сам понимаешь. — И участливо поинтересовался: — А нога-то зажила?

Рябой лишь отмахнулся:

— Да хрен с ней, с ногой-то… не впервой! А по ушам не проедешь, начальник, я «слюну пущу»… как на исповеди, а ты меня сам же под стеночку и уговоришь. Так?

— Ты меня не интересуешь, — честно признался Сарычев — Мне нужен Кирьян! А чтобы достать его, я готов пойти на некоторые… компромиссы.

Рябой отрицательно покачал головой:

— Начальник, Кирьяна тебе не достать. Он сидит высоко, — возвел Рябой глаза кверху. — У него везде свои слухачи. Вот я сейчас здесь с тобой за жизнь толкую, а вечером наш базар будет ему по полкам разложен. А потом, я с ним не кентуюсь. Он пахан, масть держит! А я «махновец».

— Я слышал, что ты грамотный, газетки почитываешь.

— Случается.

— И какая газета тебе нравится больше всего? — допытывался Сарычев.

— Да разные, — неопределенно пожал плечом жиган.

— А мне «Известия». И знаешь почему?

— Просвети.

— А потому, что там печатают известия об исполнении расстрельных приговоров. Среди расстрелянных часто встречаются фамилии моих недавних знакомых. Знаешь, что бы я тебе пожелал?

— Ну-у, — протянул Рябой.

— Чтобы ты не оказался в этом скорбном списке. — Рябой подавленно молчал. Сарычев хмыкнул: — В молчанку решил поиграть? Напрасно. Я человек серьезный и подобных вещей могу не оценить. Тебе по молодости лет, наверное, кажется, что смерть где-то далеко… А она, быть может, вот здесь, рядом, — улыбка Игната сделалась зловещей. — Я не буду тебя долго упрашивать, — Сарычев развел руками. — Извини, дел много. Итак, я задаю тебе первый вопрос… Если не пожелаешь отвечать, он может стать последним. Как ты оказался во дворе?

Рябой заговорил не сразу. Помолчал, хрустнул пальцами и угрюмо заговорил, чуть наклонив голову:

— Не канает мне нынче масть! Сделал ты меня, начальник… По самую макушку сделал. Только слово дай, что к стенке не поставишь… Нет на мне крови.

Чай был допит. Отодвинув пустой стакан, Сарычев произнес:

— Я не господь бог… но от стенки отведу.

Рябой покосился на дверь и отвечал:

— Твоя беда, начальник, что недооцениваешь ты Кирьяна. Ты здесь чихнешь, а он на своей малине тебе желает… в «деревянный бушлат» сыграть. Вот так-то!

— Что ты этим хочешь сказать?

— А то, Хрящ… ты уж извини, я тебя так по старой памяти называть буду. Меж собой мы тебя иначе и не величаем.

Сарычев усмехнулся:

— Валяй, коли нравится. Я не в обиде!

— А то, что в твоем окружении есть человек Кирьяна.

— Продолжай.

— Каким-то образом пахан просчитал, что вы именно там пройдете. Он нам заранее сказал. Потащил нас под утро в переулок, показал, где лежать. Мне велел быть на атасе… Если кто появится, то подать сигнал.

— Значит, ты увидел нас и подал знак?

Рябой замялся, а потом махнул рукой:

— Колоться, так уж по полной!.. А что сделаешь, Хрящ, если я для того и поставлен был Как только вы появились, я ему дал знак.

— Как?

— Да кашлянул пару раз! Чего тут мудрить.

— Хорошо. Пойдем дальше. Четыре наших человека к тому времени были мертвы. Кто их убрал?

— Вот этого я не волоку, Хрящ. Ну, падлой буду, не въезжаю! А просто, мы когда туда пришли, их уже сделали!

— Где сейчас может быть Кирьян? — задал главный вопрос Сарычев.

— Чего не знаю, Хрящ, того не знаю. За такое любопытство можно и без котелка остаться. Сказано же тебе, я у него никогда в корешах не числился. Он ведь не туз колыванский, родной маме не верит. А потом, кто я для Кирьяна? Конторщик не при делах, а он циголь с именем! Если с кем и водит дружбу, так это с Макеем… да вот еще со Степаном.

— Где я могу найти Макея?

Рябой призадумался:

— Точно сказать не могу… Он ведь не в кукарешнике парится. Лапти в руки взял да почапал! С вами по-другому нельзя, слабину дашь, так мгновенно на «царской даче» окажешься… А то где и подальше… Вы ведь на нашего брата пуль-то не особенно жалеете.

— Ты мне восьмерины-то не плети!

— Был я у него недели две назад. В Мароновском переулке он тогда залег. К себе-то Макей приваживать не любит. Недоверчивый. А тут как-то повстречались на Якиманке. Я с барышней был, а он один. Говорит, зарулим ко мне, только барышню свою отправь. Ну, я своей ляльке дал полтину на извозчика, а мы с ним на его хату заявились. Я у него тогда спросил, что за праздник такой. А он мне втирает, что у него всегда праздник, когда в карманах капуста шебуршит. А только за разговором он мне признался, что кассу они взяли в одном кооперативе. Деньжата между собой поделили, вот оттого он теперь и шикует.