Жупочка стреляет на поражение (СИ) - Лавру Натали

Вскоре я узнала, что мой бывший друг отныне страдает вовсе не по Дануте, нет. ОН СТРАДАЕТ ПО МНЕ!

Пока зрители рассаживались, выступающий притащил на сцену высокий табурет, стойку с микрофоном и сел.

Когда Аристарх долго и мучительно пытался взять первый аккорд, кто-то не выдержал и выкрикнул:

– Отберите у него кто-нибудь гитару!

Но наш поэт – воробушек стреляный, поэтому продолжил мучить бедный музыкальный инструмент и вскоре запел:

Жупа!

Твоя пятая точка не даёт мне покоя.

Жупа!

Одиноким я волком по тебе вою!

Жупа!

Не забуду тебя, даже будучи трупом!

Жупа!

Ну, налей для меня ты хотя б тарелку супа.

Жупа!

Я скучаю по твоим пирогам...

За твоё рагу я душу продам...

Жупа! Жупа... Жупа...

Я так скучаю по твоим косякам!

За твою траву я душу продам...

Жупа! Жупа-а-а... Жупа-а-а...

Тут его голос дал петуха, и протяжное «а-а-а» он пропел, как будто сунул два пальца в розетку и теперь через него проходит ток.

Ох, так стыдно мне было лишь когда я подарила кайф гостям в королевском дворце... Нет слов! То есть, стоило мне излечиться и похорошеть, как – бац! – и в меня влюбились! Разглядел-таки красоту моей души. Вот... мудила! А, вот, не жаль мне тебя! Ни капли!

Внезапно мне стало смешно и как-то тесно. Кажется, я пришла сюда сегодня в последний раз. И с этими мыслями я тихонечко удалилась подальше от влюблённых недотёп и горе-поэтов, пока меня не узнали. Это больше не моя жизнь и не моя история.

***

На следующее утро на меня напала золушка и укусила. То есть я как угорелая носилась по дому, драила полы, мыла окна, разбирала вещи, выкидывала старьё. Внезапно в старом чулке я обнаружила... целый пакет травы! А-а-а!

От счастья я прыгала на кровати, сломала три ламели, махнула на это дело рукой и отправилась на кухню крутить косячки.

Жизнь прекрасна! Гедеон приедет ещё нескоро, а значит... отведу душу!

Что сказать... Душу я отвела. И я даже не спалилась бы, но мне, накуренной до блаженного состояния, приспичило отнести старьё на паперть, где круглосуточно сидят попрошайки.

Лучше бы я сидела дома!

Но нет: нагрузив сумку на колёсиках и дополнительно обвесив её мешками с вещами, я пешком отправилась к храмовой площади, где не только благополучно рассталась с хламом, но и в прямом смысле озолотила жалобно глядящую на меня мамашку с дитём на руках.

Тут бы мне повернуть домой, но я зашла в храм – поговорить с богом на свой лад.

– Бог! Ну, спасибочки! Классный подарок ты мне сегодня забабахал! Я б те тоже дала курнуть, но не знаю, в какую дырку тебе сунуть косяк!

– Бесстыдство! Беспредел! Какое святотатство! – послышалось во всех сторон.

– А ну, цыц! Я тут с Богом, вообще-то разговариваю, а не с вами! – рявкнула я на бабок, волком глядящих на меня.

– Фупотька?! – прозвучал знакомый голос.

Мой расфокусированный взгляд с трудом вычленил из группы бабок тётю Галю Душнявскую, то бишь Галину Прокопьевну. Безусловно, это была она, её «фефект» речи ни с чьим другим не спутаешь. Также только она зимой и летом с гордостью носит берет под названием «кошмар трипофоба[1]». От одного вида коричневых неровных пятнышек на ворсистом сиреневом фоне у меня к горлу подкатила тошнота. Надо запретить людям носить такие головные уборы!

– Здра... гм! – я рукой закрыла рот и опрометью бросилась прочь, чтобы не осквернять храм своей «проблеватикой».

Чем дальше от меня становился кошмарный берет Галины Прокопьевны, тем лучше мне становилось, и я, дабы использовать дни свободы на полную катушку, направилась в Обменный переулок – побазарить за жизнь с Гуном, которому я несколько лет подряд сбывала травку.

В лавке Гуна, замаскированной под обувную мастерскую (собственно, она таковой и являлась, а запах клея надёжно перебивал остальные нежелательные запахи), меня не узнали.

– Вам кого, дамочка? – мне навстречу вышел сам Гун.

– Так это же я, Жупочка, – разулыбалась я знакомому лицу.

– Хто? Непохожа что-то.

– Мне горб вылечили, вот я и поменялась. Ну же, неужели забыл меня? Мы же столько лет сотрудничали!

– Жупочка? – брови Гуна, которые были светлее смуглой загорелой (или просто грязной) кожи лица, поползли вверх. – Да Ладно?! Ты?

– Я!

– Товар где?! – на всю лавку рявкнули на меня.

Я аж чуть не села прямо на пол, но потом вспомнила, что я дочь самого короля Галлии, и меня отпустило.

– Всё, Гун, не будет товара, – я развела руками. – Замуж я выхожу, а жених изничтожил мою плантацию.

– Что за изверга ты себе выбрала, а? Да лучше б за меня вышла, дурында! Я ж... Я ж из-за тебя таких клиентов потерял! Таких... – он досадливо махнул рукой.

– У меня по косячку есть с собой. Курнём напоследок, а? Я угощаю.

– Что, совсем-совсем последний? – с надеждой посмотрели на меня.

– Совсем... – соврала я, потому что планировала взять с собой пакетик в столицу. Там нервничать придётся много, так что порция расслабления мне не повредит.

– Эх, Жупочка, хорошая ты девка, – затянулся Гун, с прищуром глядя на меня. – Как знал, что не надо браться за то дело.

– Что за дело? – мои ушки навострились.

– Дык, найти тебя и убить. Небось, дорогу кому-то важному перешла.

– Есть такое, – кайф слетел с меня, как листва с деревьев в октябре.

– Не стал я брать заказ, хоть и деньги предложили серьёзные: тыщу золотых.

– Ох...

– Ты бы не шаталась по улицам одна. Я-то отказался и ребятам своим сказал не трогать тебя, но знаешь ведь, найдутся желающие.

– Спасибо, Гун.

– Да мне-то что. Может, ещё свидимся. Пошлёшь своего женишка лесом и снова займёшься бизнесом. Травка у тебя что надо, ни у кого такой нет. Чем ты там её поливаешь хоть?

– Секрет! – улыбнулась я, вставая, чтобы уйти. – Разберусь с делами, и мы ещё поработаем вместе. Обещаю! – оптимистично заявила ему, хотя на душе шипели змеи голосом Нотеши.

И я, совершенно трезвая, отправилась домой, замечай краем глаза, как за мной следят. Надеюсь, это охрана, а не охотники за моей головой.

____________________________

[1] Трипофобия – это отвращение к виду неправильных узоров или скоплений маленьких отверстий или шишек.

Судя по тому, что я благополучно добралась до дома, Гедеон всё же приставил ко мне охрану.

Возле забора, огораживающего мой участок, я обнаружила сгоревший куст сирени, а рядом с ним несколько чёрных подпалин на траве.

Интересно, что бы это могло быть?

– Вы можете войти в дом беспрепятственно. Внутри опасности нет, – откуда-то из воздуха прозвучал мужской голос, совершенно мне незнакомый.

– С-спасибо. А вы кто?

– Не положено отвечать, – ответил голос.

– Что, и на чай не зайдёте?

– Не положено.

Похоже, у кого-то заело пластинку. Ну, и ладно. Меня сейчас только одно по-настоящему волнует:

– Слышь, голос?

– Да, госпожа, – вежливо отозвался он.

– Не нужно докладывать моему жениху, где я была.

– Мы подчиняемся только руководству, у нас приказ.

– Доложили уже, значит?

– Всё ради вашей безопасности, госпожа.

– Эх, никакой свободы! – тяжко вздохнула я.

Тут возле забора нарисовалось третье действующее лицо:

– Жупа? С кем это ты разговариваешь? – я аж вздрогнула от голоса Аристарха.

Ну, блин! О чём нам говорить? А-а-а! Ну, зачем я стояла перед забором и болтала с голосом?!

– Привет. Да вот, ругаюсь, что охранка на заборе больно уж агрессивная. Спалила хулиганов и даже косточек не оставила, – ответила я максимально непринуждённо, указав на чёрные пятна.

– Жупа, ты в беде? Тебя надо спрятать? – нехарактерно для себя забеспокоился мой бывший друг.

«От тебя! От тебя нас надо спрятать! Недоразумение ты ходячее...» – закатила глаза Вторая.

– Аристарх, а ты чего пришёл?

– Да вот, маменька пришла с храма и рассказала, что ты искала, в какую дырочку богу вставить косячок, – пожал плечами тот. – Я подумал, может, принц тебя бросил?