Легенды Эвера. Возвращение - Елена Лихачева

но Вика увидела разбитую кафельную плитку в душевой кабине и кажется кровь, поэтому она нашла, какие-то рваные шлёпки и решила мыться в них.

Скинув с себя всю одежду, она включила воду, с которой тоже разумеется всё не ладно. Две душевые лейки, были привинчены под потолком — из одной ледяная вода, из другой кипяток. Средств для душа никаких, шоркаться тоже нечем. Вика взяла свою грязнущую футболку, вывернула её наизнанку — мыться пришлось ею.

Через пару минут ледяная вода превратилась в тонкую струйку, а кипяток продолжал идти под большим напором. Вика выключила его и вышла из душа, чувствуя себя ещё грязнее, чем была до него. Полотенца разумеется тоже не было, Вика вытерлась рваной, но чистой майкой и надела вещи, которые выбрала. Еле соображая от усталости, она доплелась до кровати, которая стояла в углу и упав на неё моментально уснула.

***

Отрубленная голова хона с хохотом катилась по арене, выкрикивая, что она победила, потому что она первая, а Вика вторая. Вика изо всех сил старалась догнать эту всколоченную башку, но с отрубленными ногами у неё не получалось. Она ползла на локтях, а громила кричал ей вслед, что если она не победит, то он тоже отрубит ей голову.

Затем раздался удар гонга, и Вика проснулась. Резко откинув одеяло, Вика ошарашенно и бестолково смотрела на свои ноги, которые к счастью были на месте и все такие же стройные.

Возле раковины стояла высокая девушка и чистила зубы. Её пёстрая, развесёлая пижама с медвежатами и слониками, совершенно не вписывалась в этот убогий, обшарпанный интерьер. Почистив зубы и умывшись, соседка жестом пригласила Вику, сделать тоже самое.

— У меня щётки нет, — с досадой ответила Вика.

Девушка округлила глаза

— Ты русская?! — радостно воскликнула она.

— Да, — ответила Вика.

Девушка села на соседнюю кровать

— Наконец-то! Сколько сижу здесь, впервые родную речь услышала. Я Варя. Можно Варяг, меня все так зовут, — пробасила она.

Девушка была на редкость брутальная, высокая с широкими плечами и низким, хрипловатым голосом, но называть её Варяг у Вики точно язык не повернётся.

— А тебя-то как зовут? — спросила Варя, прервав недолгую паузу.

— Меня Вика зовут. А ты давно здесь находишься?

— Вечность! А точнее двадцать четыре дня, — выпалила Варя и достала из тумбочки блокнот с разноцветными листами, где она записывала проведенные в плену дни.

Вика с ужасом представила, что ей придётся находиться здесь столько же или больше.

— А вчера, когда меня привели сюда, ты где была? — спросила Вика

— В одиночке сидела, — с лёгкой бравадой ответила Варя. — Тёмная, пустая комната размером два на два. Я несколько часов там была. А после ужина меня выпустили.

— Ого! А за что ты там сидела?

— За то, что толкнула одного из охранников. Утром я была на допросе у Рингора, а потом эти ушлёпки в чёрном, повели меня домой. Ну, в смысле сюда, — хрипло рассмеялась Варя и закашляла. — Один нормально меня держал, а другой своей клешней больно руку сжал. Я как развернулась и как врезала ему локтем под дых. Они меня тут же повязали и бросили в каземат. Отсидела я там от звонка до звонка, прихожу домой, а здесь новенькая, на моей кровати спит.

— Ой! Я не знала, что это твоя кровать. Здесь никого не было, когда меня привели, — пожала плечами Вика.

— И Сандрины не было? — удивилась Варя.

— Никого не было, — повторила Вика.

— Значит она на допросе была. Рингор подозревает, что Сандрина из семьи жреца. Если это так, то живой она отсюда не выйдет.

— А как Рингор определит из какой она семьи? Или ей агент рассказал? Мне агент, вообще ничего не рассказывал, — с нескрываемой досадой сказала Вика.

— Не знаю, говорил ей агент что-нибудь или нет. С Сандриной мы жестами общаемся. Она француженка. А я по-французски ни бэ, ни мэ, — махнула рукой Варя. — Это Рингор у меня всё выспрашивал, мол что Сандрина о себе рассказывала? Из семьи жрецов она или нет? Он же тупой этот Рингор, думает раз мы все из Алталы, значит говорим на одном языке. Тупой и ушлый сморчок, всё боится в цене выкупа прогадать.

Вика вспомнила алчный взгляд старикашки на допросе и мысленно согласилась с утверждением Вари.

— А сейчас где Сандрина? — спросила Вика.

— Ну, тут три варианта. Или на допросе, или в каземате, или в цирке, — хмыкнула Варя.

— В цирке?! — переспросила Вика.

— Ну, там у них что-то вроде цирковой арены есть с высоченными стеклянными стенами. Очень они любят нас закрывать на этой вонючей арене. Ещё ор какой-нибудь врубят, чтоб кровь из ушей хлынула. И пялятся в мониторы, как мы там корчимся. Меня три раза закрывали в цирке.

Первые два раза там иллюзии были — кишащие по полу змеи. Мне даже смешно было. Они, что думают я картинки ихние испугаюсь? Я села у стены, а они ползают вокруг меня и как бы даже кусают, но это ж галлюцинация.

— Голограмма, — поправила Вика.

— Да-да, голограмма, — кивнула Варя. — Мне такие фокусы агент показывал. У них в Эвере, кругом эти голограммы. Ничего настоящего. А второй раз, когда они закрывали меня в этом цирке, там собаки были огромные, штук двадцать, если не больше. Хоть и голограмма, но жутко было, особенно когда они окружили и брешут так, что аж пена из пасти валится.

А вот третий раз, когда я на Рингора наорала и меня снова в цирке закрыли, вот тогда всё по-настоящему было. Там посередине, штука такая поднимается, круглая чёрная, ну что-то вроде… — Варя пыталась подобрать нужное слово.

— Что-то вроде лифта? — подсказала Вика.

— Да, точно вроде лифта. Он в середине арены встроен. И вот из этого лифта, когда я третий раз там сидела, вышел такой бычара, ты не представляешь! Три на три метра, — Варя широко размахивала руками, показывая габариты бычары.

У чувака итак крыша свистит, так ему ещё и топор выдали. И вот представь — вонища из подвала, в динамиках на всю катушку вой и ещё этот бычара с топором нарисовался. Когда он бежал за мной, я думала, что их гнилая арена проломится. Ужас неимоверный!

«Интересно, я его громила называла, а Варя бычара», — усмехнувшись подумала Вика.

— Он хоть и настоящий был, но тоже только пугал, — продолжала свой рассказ Варя. — Ему стопудово запретили пленников трогать. Мы ж для выкупа нужны. У Рингоши вон, как глазки блестят, когда он о выкупе мечтает. Аж млеет весь. Разве ж он позволит портить такой ценный товар. А