Центурион Траяна - Александр Старшинов

– Что-то вид у вас, ребята, не очень-то бравый! – сказал один из всадников легионерам «славного контуберния».

– Адриан! – пробормотал Кука.

– Будь здрав, патрон! – хриплым срывающимся голосом выкрикнул Приск.

Тот в ответ поднял руку.

– Мне нужно с вами поговорить.

– С кем именно? – спросил Кука.

– Со всеми.

Приск понимающе кивнул – он сразу заметил, что второй всадник – Декстр, и одет он в плащ из толстой овечьей шерсти – такие носят даки в горах. Когда все собрались в доме трибуна-латиклавия, Адриан положил перед Приском нарисованную на пергаменте карту:

– Проведешь нас в обход перевала Боуты?

Приск несколько мгновений смотрел на пергамент, потом кивнул.

– Проведу.

– Ошибешься – считай, сотни жизней отправишь в лодку к Харону.

– Я помню дорогу, – сказал Приск. – Без всякой карты.

– Ну что ж, судьба целой армии в твоих руках. А заодно и моя судьба.

Глава II

Калидром

Децебал должен был признать сам себе: поход закончился неудачей. Диег потерял почти половину отряда, а его самого, раненого, вывезли из Малой Скифии телохранители. Роксоланов, из тех, что перешли на южный берег реки, римляне чуть ли не всех уничтожили, бастарнов – тоже, лишь несколько сотен пленили. Один Сусаг, хитрец, сумел ускользнуть почти без потерь – в битву отправил одного из своих вождей, а сам с добычей ушел по льду Данубия.

Он первым и явился в Аргедаву со своими людьми и добычей.

Вышел с Сусагом забавный казус: крестьяне, прослышав о битве на той стороне Истра, со всей округи сбежались в Аргедаву, побросав домишки, заперлись за частоколом и ворот Сусагу не открыли.

Так что царь со свитой лично выехал за ворота встречать союзника.

Децебал смотрел на составленные в круг повозки, набитые награбленным добром, на связанных полуголодных и обмороженных пленников. За прошедшую ночь, еще по-зимнему холодную, несколько человек из них умерли, и теперь трупы лежали сваленные в кучу. Красивое лицо какой-то женщины, запрокинутое, похожее на голову мраморной скульптуры, поражало правильностью черт и удивительным спокойствием. Мертвая чуть-чуть улыбалась, как будто смерть принесла ей облегчение. Рядом с замерзшей женщиной лежал мертвый ребенок лет пяти – в одной тунике, опять же будто мраморный.

– Кто это? – спросил Децебал.

– Одним богам теперь ведомо, – отозвался Сусаг. – Я имен не спрашивал.

– Была бы живая, я бы тебе за нее шестьсот римских денариев отсыпал.

– У меня товар не хуже имеется.

Сусаг направился к клетке с рабами. Один из его людей, понимающе хмыкнув, приоткрыл сбитую из деревянных жердей дверку. Сусаг засунул руку внутрь, будто вылавливал рыбу в садке, ухватил кого-то за руку и потянул на себя. Внутри поднялся визг. Женщины кричали, пытались удержать пленницу, но не пересилили варвара, и тот вырвал добычу из их слабых рук.

Девчонка была в двух туниках и еще закутана в обрывок старого одеяла. Спутанные волосы падали на лицо. Но все равно можно было разглядеть, что хороша она собой и мила, несмотря на грязь.

– Я своим парням запретил ее трогать. Ну, то есть кто-то в первый день с ней побаловался, не без этого. А потом ни-ни. Я и сам бы… – Сусаг облизнулся.

– Как тебя звать? – спросил Децебал у девчонки.

– Флорис, – пискнула пленница.

– Ну что, даешь за нее шестьсот денариев, царь?

– Даю за всех пленных оптом десять тысяч, – сказал Децебал.

Сусаг нахмурился и постарался счесть в уме – не прогадал ли он. Но с вычислениями у него всегда было туго. А признаваться, что он никак не может уразуметь, стоят ли все пленники оптом этих денег или нет, Сусаг не стал.

– Хорошо, всех, кроме одного, отдаю. Мурака! – подозвал он к себе бойкого парня лет двадцати пяти. – Приведи-ка сюда ко мне грека.

Тот кивнул понимающе, исчез за повозками и вскоре чуть ли не волочил по снегу закутанного в тряпки и скулящего как побитая собака толстенького низкорослого человека.

– Этого раба я тебе дорого продам, – объявил Сусаг. – Очень ценный раб. Пекарь самого наместника Лаберия Максима.

– Это же я, Калидром, – выдавил толстяк.

Впрочем, за последние дни жиру в нем явно убавилось, щеки обвисли, заросли щетиной. Он неловко поклонился царю. Калидром не ведал, то ли надо кланяться, то ли приветствовать на римский манер, посему неуклюже мотнулся вперед и спешно выпрямился.

– Приветствую тебя, Децебал, сын Скориллона, – пробормотал толстяк.

– Сколько ты за него хочешь? – спросил Децебал.

– Тысячу римских денариев.

– Дорого. В самом Риме за него столько не дадут.

– Он болтал, что самый лучший пекарь во всей провинции.

– Меня мой устраивает…

– Этот пекарь наверняка окажется для тебя очень ценным приобретением, – не уступал Сусаг. – Я еще малую цену назначил, мог бы и две тысячи потребовать. Он что-то болтал про верные сведения, которые собрал на той стороне.

Децебал окинул Калидрома таким взглядом, что тот попятился. Потом царь кивнул казначею, и тот стал отсчитывать монеты.

Вечером в бывшие покои Буребисты к Децебалу привели нового раба.

– О, могучий царь, вели, чтобы мне вернули плащ из лисьих шкур, а то я мерзну в этих диких местах, – начал тут же причитать грек.

Он был неприятно разочарован – внутри, несмотря на огонь в очаге, было не слишком тепло.

– Как тебя угораздило попасться в плен? – спросил Децебал, проигнорировав вопрос о плаще.

– Я был в обозе наместника. Все, как уговорено было, сделал, золотой браслет с волчьей мордой надел. А человек Сусага браслет отнял и меня к другим пленникам кинул. Злобный пес, а не дерзкий волк повстречался мне на пути. Всю руку ободрал…

– Радуйся, что не убили, – оборвал его причитания Децебал.

– Надеюсь, моя помощь оказалась полезной, могучий царь? Это я доносил, сколько и где народу квартируется по лагерям, – спешно напомнил о своих заслугах Калидром.

Децебал сдержанно кивнул:

– Ты ловкий парень.

– Это все стеклянные сосуды наместника! – хихикнул Калидром. И, сообразив, что Децебал причину его веселья не понял, начал спешно объяснять: – Я рассказывал всем, что потерялись заказанные в Аквилее драгоценные стеклянные сосуды наместника. Глянусь Зевсом, со мной никто не сравнится, уж коли я начну раздувать трубу красноречия. Так что я, грозя этим глупым воякам всеми карами и перуном Громовержца, облазал весь лагерь в Эске в поисках стеклянных сосудов. И в Новах тоже искал – очень тщательно.

– Ты ценный союзник. И цена твоя теперь известна.

Калидром сделал вид, что не понял издевки.