В зените. Научно-фантастический роман - Георгий Гуревич

Однако это не значит, что я не скучаю, не мечтаю о возвращении. Каждый вечер перед сном, если только выдается четверть часика свободных, мысленно смакую возвращение. Вот я на вокзале, из Ленинграда приеду же, спешу по подземному переходу в метро, с удовольствием вдыхаю запах сыроватой штукатурки. Покачиваются синие вагоны на стыках, пассажиры покачиваются в лад. Все настоящие люди, и без анапода выглядят людьми, и пахнут по-людски, и разговаривают по-человечески. И я покачиваюсь с ними в одном ритме — равноправный пассажир, смотрю, как прыгает кабель вверх-вниз на полуосвещенных стенах, жду, пока не замелькают за окнами розово-мраморные лотосы. Лотосы — это моя станция! Тоннель всасывает синие вагоны, а я торопливо скольжу меж лотосами, бегу по шахматному полу, розовому с серым.

До чего же приятно перебирать подробности! Преодолевая упругий ветер, открываю дверь из вестибюля на площадь. Справа киоски, и слева киоски — цветочный, справочный, газетный. Приветливый инвалид предлагает сегодняшние. Газеты как газеты — бумажные и все одинаковые. Общественные газеты, не эгоистические листки звездного информатория. Мороженщицы в белых халатах поверх ватников, поеживаясь от холода, предлагают «стаканчики» и «на палочке». Мимо, мимо! У чугунной решетки не забыть бы посмотреть направо. Осторожно, переход! Земные машины не умеют перескакивать через прохожих. Дальше сад, наполненный мамами и колясочками. Подъезд номер три. Крутая обшарпанная лестница. Отчаянное воззвание на эмалированной пластинке: «Дети, не допускайте порчи стен, окон, дверей и перил в лестничной клетке!» Скорее, скорее, как лениво тянется лифт на шестой этаж! От звезды к звезде я перемещался в зафоне проворнее. Рыжая дверь с потускневшей латунной планочкой. Моя фамилия! Не снята! Звоню! Переминаюсь от нетерпения! Ох, знакомая походка. «Кто там?» Отвечаю: «Свои», Жена открывает, круглолицая, круглоглазая, милая такая! Ахи, охи, вздохи, слезы, упреки: «Где был, почему не писал, разве можно так?» И тут же волнение: «В доме шаром покати. Я сейчас в магазин, одна секундочка». Как будто самое главное на свете: немедленно накормить до отвала.

Это вариант оптимистический, оптимальный. Сладкие мечты!

Есть и другой вариант: грустный.

Те же колонны-лотосы, те же мороженщицы в халатах, чугунная решетка, мамы с колясочками. «Дети, не допускайте порчи…» Журчит лифт, перевожу дух. Звонок…

За дверью шаги, непривычные, тяжеловесные.

Открывает незнакомец. Пожалуй, он напоминает меня немного. Комплекция, проседь, горбатый нос, покатый. У моей жены стойкий вкус.

— Вам кого? — Называю жену по имени-отчеству.

- Тебя тут спрашивают, Леля.

Круглолицая, круглоглазая. Но ни ахов, ни охов. На лице испуг. Недоумение. И поджатые губы. Овладела собой.

— Зайди, поговорим.

Сажусь как гость у собственного стола. Локоть кладу на плексиглас. Отодвигаю какие-то книги о контрапункте и полифонии. Сроду не разбирался в музыке.

— Поговорим спокойно, — говорит она. — Ты сам виноват. Я не спрашиваю, где ты был и с кем, это меня не касается. Но Он, — кивок на горбоносого, — хороший человек и хорошо относится к мальчику. Костя привык считать его вторым отцом. Незачем вносить сумятицу, склеивать разбитое, заново травмировать ребенка. Лучше тебе не приходить сюда. Останемся друзьями.

— Ты бы к столу пригласила человека, — говорит Он со снисходительным добродушием победителя.

Кирпичиной бы его. Не трахну. Интеллигентное воспитание.

И выхожу, скрипя зубами, на лестничную клетку, где дети не допускают порчи.

Если день в космосе был удачен, побеждает радужный вариант. Если я устал или нездоров, преобладает меланхолический. Но в тот вечер после разговора с Граве я больше думал о расписании экскурсий. Итак: Галаядро, атом, подпространство, надпространство.

А поутру, разлепив глаза, опять увидел Граве.

— Вставай скорей, Человек. С тобой хочет говорить председатель Диспута.

Пока Граве ведет меня по никелированным коридорам, лихорадочно собираю мысли. Такой редкий случай, а вопросник не заготовил. Ладно, положусь на вдохновение.

Перед дверью нацепил анапод. Интервью надо вести на равных, разговор человека с человеком. Не отвлекаться на рассматривание. Уходя, сниму анапод, погляжу, каков есть этот звездный Дятел.

И чуть не брякнул: «Здравствуйте, Артемий Семенович»!

Очень уж похож был (в анаподе). Как вылитый мой учитель. Видимо, совершенно одинаковые характеры. Потом уж я заметил ванну вместо письменного стола. Водным был тот космический Дятел.

— Как вам понравилось у нас? — спросил он.

Я ответил в том смысле, что мои сложные впечатления не укладываются в схему «нравится — не правится».

— Ну и каков итог? Хотели бы вы жить в нашем сообществе? Не вы лично, а ваша планета? — И, склонив голову, посмотрел на меня хитровато сбоку. Я понял, что задан самый главный вопрос.

— Я не уполномочен отвечать за всю планету, — сказал я. — Здесь я как бы корреспондент. Мое дело набрать впечатления и изложить факты земным читателям.

— И когда вы собираетесь отбыть на Землю? Я сказал, что считаю себя студентом-первокурсником. И предложил программу учетверения.

— Едва ли это целесообразно, — сказал Дятел. — В Шаре миллионы жилых планет. Ни четыре человека, ни четыре тысячи не изучат их досконально. К тому же у копий одинаковая эрудиция, неизбежен однобокий подход. Для всестороннего изучения Шара нужны специалисты с разным образованием. Вас, литератора, пригласили для общего впечатления. И по-моему, оно уже сложилось. — Помолчал и добавил жестко: — Назначайте дату отбытия.

— Как, уже?

— Ему вовсе не хочется домой, — опять вылез Гилик. — Он предпочитает тосковать на дистанции.

Я оторопел. Очень уж неожиданно получилось. Составлял экскурсионную программу, настраивался на долгие годы странствий… А впрочем, домой так домой. Пусть станут явью бумажные газеты, мороженщицы в ватниках и троллейбусы, не умеющие перепрыгивать. Пусть зазвенит восторженный вопль сына:

— Папа, а что ты мне привез такого?

Мне уже не терпится. Я даже рвусь домой. Настраиваюсь на сборы. Что бы захватить, чего не забыть?

— Я готов хоть сейчас. Прошу приготовить мне «Свод знаний».

Я давно присмотрел этот «Свод» — нечто среднее между энциклопедией и комплектом вузовских учебников, — портативные микрокнижечки, сто один том убористым шрифтом. Все там систематизировано: основные знания звездожителей, открытия, факты, схемы машин. Так у меня и было задумано: после первых восторгов встречи сяду я за стол, тот самый с плексигласом, водружу машинку — орудие производства и, заправив первую страничку, начну переводить строка за строкой.