Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты - Александр Осокин

Надо признать, что в «Кремлевском журнале» мною обнаружен еще один такой случай. 27 июня 1941 г. после последнего в этот день совещания в сталинском кабинете, в котором участвовали Микоян, Тимошенко, Голиков, Берия, Кузнецов и которое закончилось в 2.35, написано: «Последние вышли 2.40». Эта запись рушит все мои построения об отсутствии Сталина в Москве, если не предположить, что Молотов в этот день незаметно для дежурного секретаря вернулся в кабинет (он даже мог пройти через второй вход в сталинский кабинет) и вышел последним в 2.40, а дежурный секретарь не указал это отдельным упоминанием о Молотове, а написал так, как обычно отмечал уход хозяина кабинета: «Последние вышли в…». Другая возможная причина этого казуса – если ежедневные записи на отдельные листки для службы охраны, которые почему-то называются «Тетради (журналы) записи лиц, принятых И. В. Сталиным», делали не сами дежурные секретари, а другие малозначительные сотрудники Особого сектора, подчиненные Поскребышева. При этом они переписывали на отдельные листки записи, сделанные в течение дня дежурным секретарем в приемной (в рассматриваемый период – Поскребышевым, Чечулиным и Чернухой). Поэтому в листках нет ни единого изменения, хотя фамилии порою даны ошибочно и явно записаны на слух (Саклиер вместо Сакриер и т. п.). Тогда указанная ошибка могла вкрасться при переписывании. Дело в том, что последние посетители кабинета – Микоян, Тимошенко, Голиков, Берия и Кузнецов в этот день вышли в 2.35. Молотов же с 17 июня по 4 июля выходил всегда последним. Наверняка вышел последним и в этот день, и в подлиннике «Кремлевского журнала» было указано время его второго пребывания в кабинете: «21.25 – 2.40». При переписывании этих цифр на отдельный лист, вторую прочитали ошибочно и записали как «24.00». Тогда все становится на место.

Неожиданный ответ вождя на «Вопрос НКО»

Решение Политбюро № 34/55 от 19 июня 1941 г.

Это первая страница последнего предвоенного Решения Политбюро о перестановках высшего командного состава Красной Армии («Вопрос НКО». П. № 34/55 от 19 июня 1941 г.), принятого на основе проекта приказа наркома обороны. Обычно такие проекты согласовывались с членами Политбюро без проведения заседания, в рабочем порядке – они либо визировали документ, либо давали устное согласие по телефону через Поскребышева, о чем тот делал пометку на проекте. После получения согласия большинства (5 человек) Поскребышев присваивал решению номер, состоящий из двух цифр, разделенных косой чертой: первая цифра – № протокола, вторая – № пункта решения этого протокола, и указывал дату, после чего решение считалось принятым. (Иногда текст решения Сталин правил собственноручно, что бывало довольно редко, обычно изменения по его указанию вносил Поскребышев, или тот, кто докладывал вождю проект решения.)

В данном проекте приказа самым интересным (кроме самого приказа, ибо он публикуется впервые) является первый пункт о Локтионове. Дело в том, что с конца ноября 1940 г. он был освобожден от должности замнаркома обороны и командующего ПрибОВО и переведен в распоряжение НКО. Какая работа была ему поручена и где он находился – неизвестно. Из Риги он уехал. Одни считают, что он взял отпуск, другие – что он лечился в госпитале, есть даже сообщения, что 14 июня 1941 г. он был арестован. Из проекта приказа видно, что едва ли это реально, ибо в любом из перечисленных случаев нарком обороны не предлагал бы его 18 июня 1941 г. на ключевую должность генерал-инспектора пехоты Красной Армии в первом, самом важном, пункте проекта приказа, поданного вождю и Политбюро на согласование.

А вот еще один приказ наркома обороны, оформленный как решение Политбюро от 30 ноября 1940 г., – как раз тот самый, никому не известный (по-моему, он публикуется впервые), которым Локтионов освобождался от должности командующего ПрибОВО. Только – простите! – как же он мог в этой самой должности участвовать в работе Совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г. (в списке участников под № 152), больной или утративший доверие? Таких на это совещание не приглашали. Значит, он не лечился, не отдыхал и не «сидел», а находился «в распоряжении НКО» и занимался другими делами – скорее всего, готовил Великую транспортную операцию. И уже не был заместителем наркома обороны, а когда его освободили – не известно. Или наоборот – продолжал оставаться замнаркома, поскольку об этом ничего не сказано. Но ведь не обнаружено другого приказа о его освобождении от этой должности.

Решение Политбюро П.23/102 от 30.11.40 г. «О командующих войсками военных округов»

Генерал-полковник А. Д. Локтионов

По-моему, это очень серьезная находка. Но есть еще одна. Дело в том, что в упомянутом «Списке участников Совещания…» указано воинское звание Локтионова – генерал-полковник авиации. Во-первых, судя по форме на впервые публикуемой в широкой печати фотографии, он был просто генерал-полковником, а во-вторых, до войны в РККА вообще не было генерал-полковников авиации (первым стал лишь 22.10.41 г. начальник ГУ ВВС Жигарев). Как же понимать эту несуразность? Ошибка составителей этого списка, который впервые был опубликован в 1993 г.? Звание Локтионова неправильно записали во время совещания в декабре 1940 г. из-за того, что до назначения командующим ПрибОВО он, командарм 2 ранга, был начальником ВВС РККА – замнаркома обороны по авиации? Или он действительно в декабре 1940 г. получил звание генерал-полковника авиации? Но тогда как же называлась его должность? Может быть, он был в это время командующим всей советской авиацией, готовившейся к переброске к Ла-Маншу для участия в совместной операции против Британской империи?

Но вернемся в 18 июня 1941 г. Почему же Сталин, увидев имя Локтионова в проекте приказа наркома обороны, не только вычеркнул его, но и дал команду о его немедленном аресте, а потом и расстреле без суда и следствия?

Вариантов не так много:

1. Локтионов полностью провалил какое-то порученное ему важное дело.

Но ведь этот провал должен был как-то катастрофически проявиться. Однако 18 июня никаких катастроф еще не было, они все произойдут через 4 дня. Поэтому такой вариант маловероятен.

2. Выяснилось, что Локтионов – противник совместных советско-германских военных действий против Британии и Великой транспортной операции. Например, он начал последовательно и постоянно выступать против них, посчитав, что у страны недостаточно для этого сил. Или где-то сгоряча выразил свое несогласие – либо в личной беседе с вождем, либо заочно, о чем вождю тут же донесли. Это не важно, реакция была бы одинаковой.

Против этого варианта свидетельствует тот факт, что нарком обороны Тимошенко почему-то понятия обо всем этом не имел, несмотря на то что у него были собственные «уши» – Разведуправление Генштаба и Третье Управление (особых отделов). Да к тому же армейские политорганы.

3. Выяснилось, что Локтионов – категорически против дружбы с фашистской Германией.

Это маловероятно, так как соответствующие органы «прощупали» бы его взгляды до его назначения, а не год спустя.

4. После нападения Германии на СССР могло быть принято решение о немедленном аресте тех, кто по указанию Сталина руководил работой по подготовке совместной советско-германской антибританской операции и Великой транспортной операции, а также участвовал в советско-германском военно-техническом сотрудничестве, бывая в командировках в Германии.

Это самый вероятный вариант. Скорее всего, малозначимые причины отстранения этих людей от предыдущей работы (Локтионова, Смушкевича – якобы по болезни, Штерна, Проскурова, Алексеева, Арженухина, Пумпура, Левина, Птухина и др. – в связи с переводом на новую работу, Рычагова – в связи с отправкой на учебу, наркома боеприпасов И. П. Сергеева – в связи с переводом на преподавательскую работу) должны были скрыть их секретную деятельность в течение последнего года, длительные командировки в Германию, а значит, и длительное отсутствие на всем известном месте работы. То есть именно то, что являлось истинной причиной расправы с ними. Большинство расстрелянных в начале войны генералов (30 человек) и других военачальников были арестованы после начала войны.

Это совпадает и с первой военной директивой контрразведывательного Управления НКО от 22 июня 1941 г., которая ставила главной задачей выявление не агентуры фашистской Германии, а «антисоветских элементов в Красной Армии».

Поэтому, на мой взгляд, Сталин и вычеркнул собственноручно Локтионова не только из этого приказа, но и из жизни – 19 июня 1941 г. он был арестован и 28 октября 1941 г. расстрелян.

Такое решение вождя по первому же пункту приказа наркома обороны – большая оплеуха Тимошенко. Из него видно, насколько нарком обороны был не в курсе планов вождя, и это за четыре дня до начала войны! Тут начинаешь понимать, почему утром 22 июня к Сталину все время обращается Жуков, а не Тимошенко.