Стерегущие дом - Шерли Грау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это неправда.
— Чистейшая правда. — Я взболтала виски с содовой и неизвестно отчего перешла на тон светской дамы, принимающей гостей. — Она твердо стояла на том, что либо тебе не жить совсем, либо жить образованным человеком.
— Это я знаю, — спокойно сказал он и взял у меня из рук стакан. Звук его голоса остановил меня.
— Роберт, зачем ты приехал? — серьезно сказала я.
Лицо деда, искаженное страданием, изборожденное болью, повернулось ко мне.
— Должно быть, из-за одной статьи в атлантской газете.
— Боже мой, — сказала я. — Из-за той статьи.
— Как видно, не мог стерпеть.
— Да, Джон говорил так, верно. — Я объясняла терпеливо, словно это что-нибудь могло изменить. — Ну а читал ты, что говорил его соперник? Читал?
— Нет.
— Ты слишком давно не был на Юге… Газеты, как правило, не печатают того, что говорится на мелких сборищах подобного рода.
Он промолчал, уставясь на свой стакан.
— Ты страшно похож на отца, — сказала я.
— Я никогда не сомневался в добродетельности моей матери.
— Тем более, что имеешь в подтверждение тому брачное свидетельство.
— Ты уже видела?
— А ты как думал. Прислали копию первым же делом.
— Логично.
— Ты женат, Роберт?
Он кивнул.
— Жена черная, белая?
Опять вспышка гнева согнала краску с его лица.
— Не дразни меня, Абигейл.
— Но почем мне знать? Нина вот вышла замуж за негра.
Он как будто не слышал. Я продолжала с невинным видом, уже начиная понимать, как мне действовать дальше.
— Мне интересно, — говорила я. — Это естественно, по-моему. В конце концов, мы, как говорится, росли вместе.
Короткий кивок в знак согласия. Роберт глядел на невысокий массивный столик.
— Он стоял наверху в коридоре.
— Да, я помню. Он очень хороший, старинной работы, и я отдавала его реставрировать.
— Их там два было таких.
— Второй совсем развалился, чинить не имело смысла… Ну и какая же у тебя жена?
— Хорошая.
— Красивая?
— Немного похожа на тебя. Того же цвета волосы, голубые глаза. Девичья фамилия — Мэллори, отец — рентгенолог из Окленда. И по годам примерно твоя ровесница.
— Я-то столетняя старуха, — сказала я. — Да ты пей. Виски помогает.
— Хорошо.
— Джону не быть губернатором, — без всякого перехода сказала я. — Из-за тебя. Впервые за пятьдесят лет кандидат от демократов потерпит поражение на выборах. Не может быть ни малейших сомнений, что пройдет республиканец, и пройдет с триумфом.
— Логично.
— Ты уже это говорил… Тебе знаком кандидат республиканцев?
— Я даже не знаю его имени.
— А жаль, — сказала я. — Не мешало бы знать.
Опять он словно не слышал.
— Помнишь, в прошлом году была история, когда в округе Тикфо позакрывали школы.
— Не понимаю, о чем ты.
— А надо бы и это знать… Суд постановил начать совместное обучение, так они, чтобы не подчиняться, взяли и закрыли все школы.
— А-а…
— Для белых детей открылись частные школы. А для негров, насколько мне известно, не осталось вообще никаких.
Он пожал плечами.
— Я слыхал, нечто подобное произошло в Виргинии.
— То, о чем я говорю, произошло у нас. А вдохновителем и инициатором этих событий был не кто иной, как мистер Стюарт Альбертсон.
— Это еще кто такой?
— Человек, который по твоей милости станет губернатором. — Я не могла сдержать усмешки. Право же, положение вещей складывалось презабавно, если только рассматривать его с правильной точки зрения. — Вот так, сердечный друг, — сказала я. — Ты выкинул великолепный номер. Избавился от Джона и получил кое-что в сто раз хуже…
Он вскинул на меня глаза, еще не веря.
— Впрочем, ты не затем приехал, чтобы помочь здешним неграм. Или, наоборот, навредить. — Меня опять одолел приступ неудержимой смешливости. — Ты это сделал из куда более личных побуждений — чтобы сквитаться за старую обиду. Только с кем: с отцом или матерью?
— Их нет в живых.
— Это усложняет дело. — Я налила себе еще виски, медленно разбавила содовой, выжидая, как он себя поведет. Он застыл в неподвижности, уставясь немигающим взглядом на массивный столик старинной работы.
— Твоя жена знает, что ты здесь? Впрочем, нет. Разумеется, не знает. Иначе ты бы не стал мне звонить из автомата.
Он покачал головой.
— С какой стати впутывать ее в эту историю?
— Она осталась дома?
— Да… То есть нет, ее положили в больницу и будут держать до самых родов. У нее отрицательный резус-фактор, таких всегда держат под наблюдением, чтобы сразу переливание крови и прочее.
— Так что она сейчас едва ли станет внимательно следить за газетами — случись, у вас там тоже что-нибудь напечатают.
— Да.
— И потом, в газетах ты везде Роберт Кармайкл. Она все равно ничего не заподозрит, даже если прочтет.
— А что ей подозревать?
— Она вышла замуж за белого, — спокойно сказала я. — Что она сделает, если обнаружится, что он негр?
Он смотрел на меня во все глаза.
— Ты ведь не говорил ей… Да нет, конечно же, не говорил. Ну а допустим, она узнает — что тогда? Все будет по-прежнему?
Он встал и шагнул ко мне, вновь восковая бледность разлилась по его лицу. Я не шелохнулась, только закинула назад голову и посмотрела ему в глаза. Мне было ничуть не страшно, сердце билось спокойно, грудь дышала легко и ровно.
— Ты многое забыл, Роберт, — сказала я. — Иначе ты бы не приехал. Все мы связаны одной веревочкой — ты, я, Крисси, Нина. Ты вот явился, чтобы погубить меня… — я чувствовала, как ленивая усмешка растягивает мне губы (странная вещь: стоит пошевелить губами и сразу ощущаешь, какие они холодные), — но, думаю, у меня есть возможность отплатить тебе тем же.
Теперь он стоял так близко, что можно было разглядеть капли пота у него на лице. Они струйками стекали вниз по шее, ворот его пиджака уже взмок и потемнел.
— Я могу разыскать тебя, где бы ты ни жил. Могу явиться — точно так же, как ты явился сюда. И тоже кое-что рассказать… Так ли сильно любит тебя твоя жена?
Наверху раздался плач малышки — и стих. Роберт вздрогнул и покосился на потолок.
— Я не утверждаю, что поступлю именно так, — продолжала я. — Говорю только, что могу, если захочу. Я еще не решила. — Это зависит от того, насколько силен будет во мне гнев, желание отплатить злом за твое зло, думала я. — А ты, у себя дома, будешь ломать голову: приедет она или нет, когда же она приедет…
Потное белое лицо нависло надо мной в воздухе.
— Сядь, Роберт, — недовольно сказала я. — Ты действуешь мне на нервы.