Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля - Макс Фрай

- Да вы не беспокойтесь, Виктория Александровна. Я же понимаю, что Никуся не такая, как все...

Весь позор матери заключался в этих словах. "Не такими, как все" могли быть выдающиеся пианисты или другие великие люди. За славу и всенародное признание им можно было многое простить - так понимала Виктория Александровна. А недотепе Веронике, которая звезд с неба не хватает, странностей не положено. И кто виноват? Мать виновата, не на школу же валить, если мать сама педагог с большим стажем.

- Она же совсем как ребенок, - продолжал раскрывать душу будущий зять. - В детстве застряла. Но я Никусю по-настоящему люблю, и терпения мне хватит. Не переживайте, Виктория Александровна. Перевоспитаем.

Понимание и сочувствие со стороны зятя Виктории Александровне радости не доставило. Как будто пониманием и сочувствием зять покрывал педагогические просчеты самой Виктории Александровны.

Сколько раз сама она говорила непутевой дочери: ты неподдающаяся, с тобой никакие педагогические методы не работают, я уже все перепробовала! А тут самоуверенный мужик вдвое моложе Виктории Александровны снисходительно обещает выправить все ее провалы и недоработки.

А Никуся и на самом деле была мутантом. Только никаким не камелопардом, конечно. Просто у нее в организме развилась особая, неизвестная науке железа, и никакие УЗИ и рентгены эту железу не показали, и никакие анализы ее деятельности не обнаружили. А эта железа постоянно, все годы недолгой и тусклой жизни Вероники Мармаревой вырабатывала особое вещество. Это вещество накапливалось в ее организме, откладывалось в костях и мягких тканях. Все тело Никуси было буквально пропитано им.

И никто не знал.

Жизнь шла своим чередом, Никуся взрослела, Виктория Александровна старилась, Сергей Иннокентьевич создал успешный бизнес буквально на пустом месте, и стали они жить-поживать и еще больше добра наживать.

- Вы мне как родная мама, - говорил Сергей Иннокентьевич Виктории Александровне.

А у Вероники еще со школы одна-единственная подруга осталась. Маша.

- Понимаешь... Ну да, я знаю, что Сережа мне изменяет, - говорила ей Вероника. - Но куда я от него? Маме нужно лечение. Я столько не заработаю. Никак. Да и привыкла она к такому уровню жизни. Она всегда считала, что должна так жить. А теперь у нее эта жизнь есть. Домработница, spa, машина с водителем. Сережа для нас ничего не жалеет. Ну и как я буду жить, если от него уйду?

- Ты-то? Прекрасно. Вот мать твоя, вампирица...

- Не надо так. Она добрая в душе. Она просто не смогла стать хорошей, ей жизнь не позволила. А я могу. Я выдержу. Должна же моя жизнь иметь хоть какой-то смысл, вот пусть такой.

- Это не смысл. Это издевательство над собой. И ты просто мазохистка, если в этом видишь удовольствие.

- Не удовольствие, Маш. Удовлетворение. Я хорошая. Так правильно.

- Никище, ты же можешь такое... Эти рисунки твои. Это же полный крышеснос. Туда проваливаешься - и летишь, и предела нет душе. Ты должна и есть, и спать с карандашом в руках. Ты воруешь у мира свои чудеса, это же грабеж, это немилосердно в конце концов!

- Ну, мир большой и без меня справится. А мама... Да и Сережа, знаешь. Он почему девок этих... Устает он очень, даже спать не может по ночам - так устает. Ему расслабиться надо.

- Ага. А с родной женой, значит, расслабиться уже никак?

- Да ну что я! Разве я умею, как эти... Во мне легкости нет, необязательности. Понимаешь? Вот он им ничего не должен, и ему с ними легко. Заплатил и забыл. Сводил в клуб, свозил на Майорку - и забыл. Понимаешь? Ему с ними жизнь не жить.

- Ну вот и пусть расслабляется, а ты на развод подай да отсуди кусок поприличнее - вот матери твоей и будет на красивую жизнь, как старушка ни болеет, а всех нас переживет.

- Ну, Маш. Они же его... истратят, понимаешь? Не поберегут. А ему покой нужен, мир в доме. Да и как мне с ним судиться? Он меня сколько лет обеспечивает и маму тоже. Ни в чем не отказывает.

- Ей.

- Да какая разница. Это же моя мама.

- Бесполезно с тобой разговаривать. Ты же от такой жизни загнешься.

- Не загнусь. Я им нужна, я выдержу.

- А что ж они?

- Они не могут. Значит, и не должны. А я могу. Могу - значит должна.

- Дууууура.

И все оставалось по-прежнему.

Маша и сама бы с радостью с Сергеем Иннокентьевичем закрутила роман, ну хоть разок на Майорку съездить, а то все в Турцию да в Египет. Но она знала, что Никуся сразу поймет, водилось за ней такое. Сделать блаженненькая, конечно, ничего не сделает, а только смотреть будет так, что, мол, я все знаю и прощаю. А тогда уже Маша к ней в гости ходить бы не стала. Ведь Маша, хоть Никусю и подбивала развестись с почти олигархом, но, пока суд да дело, следила, чтобы Никуся посещала бассейн, салоны и бутики, да и присматривала там за ней. Потому что Никуся сама себе правильно одежду ни за что не подберет да и внешность в порядок привести поленится. Конечно, Никусе одной скучно было во всех этих местах, вот она Машу с собой и брала везде: и в бассейн, и в спортклуб, и в spa-салон, и по магазинам... А чтобы как-то отблагодарить подругу за хлопоты и потраченное время, предлагала и ей присмотреть себе обновку и сделать ногти по последней моде.

- Я ведь все равно не так много трачу, - объясняла она Маше, не желая ставить ее в неловкое положение. - Сережа, наоборот, обрадуется. Его совесть мучит за девиц. Вот пусть и успокоится.

Так что своими разговорами разводными Маша сама же себе яму и рыла. Но загадочна женская натура, что тут еще скажешь!

- Ты так всю жизнь просрешь!

- Это хорошая жизнь.

- И ты хорошая?

- Да. Я хорошая.

- Настоящей надо быть, на-сто-ящей! Не хорошей. А настоящей. А ты... тебя же просто нет.

- Я есть. И все на мне держится. И я не могу уйти, я должна держаться сама и держать все.

- Дууууура.

Запишите пропорцию: звездное небо, которое мы видим, относится к истинному Звездному Небу так же, как карта звездного неба - к тому, что мы видим по ночам над головой.

Однажды совесть все-таки доела что-то в Сергее Иннокентьевиче, и он решил съездить на Майорку с женой и тещей. Маша немедленно подключилась к Вероникиным сборам - купальник, загар, пляжный костюм, стрижка - и поделилась заветной мечтой, не упоминая, естественно, о своих планах относительно Сережи. Да и что там за планы были? Так, пустопорожние мечтания, подруга - дороже. Вероника вздохнула: ну когда еще Маша сможет на Майорку попасть? Да и самой Веронике веселее.

- Сереженька, мы совсем скромненько, ну правда же. Ты же меня знаешь.

Муж махнул рукой: и правда, девки дороже обходились.

На радостях Маша протащила Веронику по новому кругу лихорадочного шоппинга. И оставшуюся до отъезда неделю места себе не находила, так что Вероника почти пожалела, что пригласила ее, хотя и стыдно ей было от этого. Но все-таки пожалела, и когда в назначенный час Маша с вещами не приехала, внутренне содрогнулась. Бывало у нее такое, у Вероники, если сильно чего-то не хочется, значит, и не будет. Как бы беды какой не случилось. Стала Маше звонить - телефон отключен.