Хроники Реликта. Том 2 - Василий Головачев

Ставр в зале базы снова встретил Анну Ковальчук, что его не обрадовало, но и не насторожило, хотя, по его мнению, физику-фридмонологу из группы Вивекананды, изучающей Тартар, нечего было делать на секретной базе контрразведки. Уже первая случайная встреча с Анной здесь оказалась для Ставра полнейшей неожиданностью, но тогда он был занят другими делами и о необычности рандеву не думал. Теперь же, в связи с некоторыми намеками Мальгрива и собственными наблюдениями, эта встреча выглядела в ином свете. Если бы Анна работала на «контр-2», Джордан наверняка предупредил бы Панкратова.

Пока шла подготовка команды спейсера «Флокс» к походу в Солнце, Ставр отозвал в сторонку отца и поделился с ним своими сомнениями.

«Не бери в голову, – ответил Прохор. – Здесь есть кому заниматься контрразведкой. Ты что, плохо знаешь эту даму?»

«Я с ней поработал в одной команде больше года, но… – Ставр замялся, – не скажу, что знаю хорошо».

«Ну и успокойся. Тот, кто пригласил ее сюда, вероятно, знает лучше. Что у тебя с той девочкой, Виданой? Кстати, я ее почему-то не вижу здесь».

«Она получила какое-то задание от своего шефа в «погран-2». – Ставр вдруг отвел взгляд. – Она становится мне необходимой, па…»

«Ну, это еще не трагедия. – Прохор сжал плечо сына, улыбнулся. – Вот когда ты скажешь: жить без нее не могу! – тогда нам с мамой придется поволноваться. Надеюсь, волнения наши будут радостными?»

Об ощущениях Ставра, прошедшего Д-прививку, они не говорили, хотя Прохору очень хотелось узнать, что чувствует сын. Ставр же пока ничего особенного не испытывал, лишь легкое жжение кожи под мышками и в паху да редкие покалывания в нервных узлах по всему телу. Уже на следующее утро он испытал прочность кожи, воткнув в палец иглу и сломав ее. Но по большому счету к настоящим испытаниям готов не был.

– Внимание! Прошло сообщение Голоса Пустоты, – ожила рация «спрута-2». – Дословно: «Болезнь голубизны и левого поворота, к счастью осыпающихся хризантем, лечится отсечением головы вселенной в третьей фазе затмения. Спешите с курьером».

Отец и сын переглянулись.

«Звучит двусмысленно, – покачал головой Ставр, – особенно о «болезни голубизны».

Прохор помрачнел.

«Голос что-то все время пытается сообщить нам, но смысл его посланий становится все темней. Хотя насчет «отсечения головы» он прав, рубить ее надо. Я имею в виду голову эмиссара».

«Но о курьере он все-таки сказал напрямую. Не относится ли его намек на отправку посла к Сеятелю? Или вообще к Конструктору?»

Прохор не успел ответить. Началась активная фаза операции «Разведка-2», и ему, как командиру десанта, пора было собирать свою обойму, в которую входил и Панкратов-младший.

Надев и опробовав «бумеранги», они оба вместе с группой десанта (полная упаковка, тридцать два человека) вступили на борт спейсера и расположились в отсеке десанта, связанные пуповиной «спрута», прислушиваясь к переговорам пилотов и диспетчера системы целенаведения. Последним в отсеке появился Пауль Герцог, занял место «крайнего нападающего», помахал рукой глядевшим на него Панкратовым.

То, что бывший комиссар безопасности идет в поход на базу эмиссара, повысило настроение Ставра, но в это время спейсер закрыл все люки, закуклился, приготовился к старту, и отвлекаться на разговоры стало недосуг.

Спейсер «Флокс» представлял собой машину пространства последнего поколения, текучестью форм, защитой и энерговооруженностью превышающую все современные космические аппараты, используемые человечеством. Но по сравнению с гигантами предыдущих моделей он показался бы маленьким и невидным, тем более что для маскировки всегда использовал форму грузового галиона. В данный момент он тоже представлял собой «галион» службы Солнца, контролирующей состояние дневного светила. По официальной версии такие корабли находились еще в стадии разработки, но «контр-2» уже имела несколько машин. На одной из них Прохор Панкратов ходил в глубокий поиск за пределы Галактики.

«Ни пуха ни пера!» – донесся до команды спейсера пси-голос Джордана Мальгрива, одного из «углов» квалитета ответственности. Вторым «углом» был Пайол Тот, третьим – Ратибор Берестов, оставшийся начальником стратегического сектора ОБ, несмотря на давление Еранцева.

«К черту!» – ответил драйвер-прима спейсера интраморф Джон Дэвил. Он был негром, работал где-то в Африке, и Ставр его не знал, но по отзывам Дэвил был отличным парнем, весельчаком и балагуром. Но главное – он был эрмом.

«Команде – готовность ноль!» – предупредил пилот десантную обойму.

«Ныряй», – коротко ответил Прохор Панкратов, назначенный командиром десанта.

«Пошел в кенгуру».

И спейсер, не отрываясь от слоистых скал меркурианского плоскогорья, метнулся по «струне» в фотосферу Солнца, к одной из двух «дыр», подозреваемых в наличии в ней Лайа-центра, управлял которым эмиссар ФАГа.

Благодаря ухищрениям ультраоптики десантники спейсера видели то же, что и пилоты, – все объекты сложнейшего «энергетического хозяйства» Солнца.

«Прошли корону», – доложил инк спейсера.

И все увидели колоссальный протуберанец, похожий на сияющую прозрачно-золотую медузу, поднявшуюся над краем Солнца на триста тысяч километров. Его изображение было синтезировано для человеческого глаза из доброго десятка электромагнитных диапазонов от инфракрасного до рентгеновского, но наибольшую яркость давал диапазон кислорода-6[50] при температуре триста тысяч градусов.

Кроме протуберанца, наблюдатели могли видеть и активную петлю из ионизованного газа, являющуюся частью внутренней короны и упиравшуюся в активную область рядом с «ямой», но петля не так впечатляла, как протуберанец, хотя и ее радиус – сто двадцать тысяч километров – давал хорошее представление о масштабах процессов на поверхности Солнца.

«Прошли хромосферу».

«Целеуказание снимаю», – прилетел голос диспетчера с базы Меркурия.

Отсек десанта затопил бестеневой ослепительно желтый свет, в котором трудно было что-либо различить. Прохор выключил видеостены, и в отсеке стало темно, однако изображение солнечной поверхности продолжало передаваться непосредственно в глаза каждому десантнику, так что яркость и диапазон видимости можно было регулировать.

«Прошли обращающий слой».

Корабль приобрел форму плоской чечевицы и оделся в слой «абсолютного зеркала», позволяющий ему находиться не только в атмосфере Солнца, но и в его недрах с температурой в миллионы градусов и с гигантской плотностью. База ФАГа наверняка тоже скрывалась под «абсолютным зеркалом», поэтому Ставр не понимал, каким образом ее надеялся обнаружить драйвер-прима спейсера, но Прохор уловил его мысль и ответил:

«Мы подготовили для эмиссара бо-ольшой сюрприз! Дело в том, что «абсолютное зеркало», то есть собственно поляризованный вакуум, очень хитрым образом взаимодействует сам с собой, «перетекает» из объема в объем, обмениваясь хроноквантовыми потоками, искривляющими время. В качестве иллюстрации можно предложить движение лемоидов».

«Разве лемоиды используют искривление времени?»

«Задело, физик? Может быть, и не используют. Если бы ты продолжал работать на Тартаре, сам дошел бы до этого открытия. Ну вот, лемоиды генерируют трехмерный поток времени и живут то «параллельно» нашему пространственно-временному континууму, то «под углом» к нему. А процесс преобразования сопровождается сбросом пузырей «поляризованного вакуума».

Ставр, уязвленный профессионально, задумался над словами отца, но тот дал ему понять, что не время и не место обдумывать физические аспекты открытия.

«Мог бы и раньше сообщить эту новость, но ты был занят».

«Кто набрел на открытие?»

«Первым начал работать в нужном направлении твой дружок Степа Погорилый… вечная ему память! Подхватил Левашов, а закончил Ян Тот. Да и ты натолкнул Артура на кое-какие мысли, он тебе за это очень благодарен».

Ставр стиснул зубы, награждая себя нелестным эпитетом, но отец не лукавил: Левашов действительно недавно отзывался о работах Ставра с уважением.

«Барражирование в области полной тени», – сказал первый пилот спейсера. Он имел в виду, что корабль опустился в «тень» – на дно широкого углубления в солнечной поверхности с температурой около четырех тысяч градусов по Цельсию, в то время как температура поверхности за пределами пятна равнялась шести тысячам градусов. Углубление являлось торцом изолированной магнитной трубки диаметром в тысячу километров и было известно астрономам земли под названием «солнечное пятно». Таких пятен на Солнце насчитывалось порой до трех миллионов.

Полчаса прошло в тишине, лишь изредка нарушаемой репликами десантников да переговорами пилотов.