Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Генри Райдер Хаггард

Она остановилась, но странная нежность, которой был напоен ее голос, все еще реяла вокруг нас, как воспоминание. Сами звуки ее голоса взволновали меня еще сильнее, чем слова, — казалось, ее устами говорила сама человечность, сама женственность. Странно растроган был и Лео. Да, он был заворожен, но вопреки своему здравому смыслу, как птица — змеей, но теперь все это вдруг отошло, и он понял, что действительно любит это необычное и прекрасное существо, как, увы, любил ее и я. На его глаза навернулись слезы, он быстро подошел к ней, скинул с ее лица покрывало, взял ее за руку и, глядя прямо в упор, громко сказал: «Айша, я люблю тебя всем сердцем и, насколько это в моей власти, прощаю тебе смерть Устане. Что до всего прочего, то ответ тебе придется держать перед самим Творцом, от меня тут ничего не зависит. Я знаю, что люблю тебя, как никогда не любил прежде, и буду верен тебе до конца».

— А теперь, — сказала Айша с горделивым смирением, — теперь, когда мой господин явил истинно царское великодушие и так щедро одарил меня, я должна оказаться достойной его — и не только на словах. Смотри! — Она взяла и возложила его руку на свое прекрасное чело и медленно опустилась на одно колено.

— Смотри! В знак полной покорности я склоняюсь перед своим повелителем. — Она поцеловала его в губы. — В знак верной супружеской любви я целую своего господина. Смотри! — Она приложила руку к сердцу. — Клянусь свершенным мною грехом, клянусь долгими веками искупительных мук ожидания, клянусь своей великой любовью и Вечным Духом, источником жизни, из которого она вытекает и куда возвращается, клянусь в этот святой час исполнения заветнейшей надежды женщины, что отныне я отрину Зло и возлюблю Добро. Клянусь, что, следуя велению твоего голоса, я ни на шаг не отклонюсь от прямого пути Добра. Клянусь, что изгоню из своей души Честолюбие; да будет всегда моей путеводной звездой Мудрость, да приведет она меня к познанию Высшей Истины и Справедливости! Клянусь, что буду чтить и лелеять тебя, Калликрат, которого волны времени возвратили в мои объятия, где, как я надеюсь, ты пребудешь до конца, какой бы срок нам ни был отпущен судьбой. Клянусь… Нет, не надо больше слов. Ты еще увидишь, сколь правдив язык Айши.

Итак, я поклялась, ты, Холли, свидетель. Отныне, Калликрат, мы с тобой муж и жена, брачным шатром для нас будет эта темная пещера; что бы ни случилось, мы пребудем мужем и женой до скончания времен; мы начертаем свои свадебные обеты на залетающем сюда ветре, и он вознесет их в небеса, где им суждено вращаться вместе с вращающейся вселенной.

Мой брачный дар — усыпанная брильянтами звезд диадема моей красоты, долгая жизнь, безграничная мудрость и несметное богатство. Великие мира сего будут ползать у твоих ног, а их прекрасные жены будут прикрывать глаза, ослепленные сияющим великолепием твоего облика; блеском ума ты посрамишь мудрейших. Сердца людей будут для тебя открытой книгой, и ты сможешь подчинить их своей воле. Как древний египетский сфинкс, из века в век ты будешь восседать на своем престоле; люди будут снова и снова молить тебя открыть им тайну твоего непреходящего величия, но ответом им будет твое насмешливое молчание.

Еще раз целую тебя: этим поцелуем я дарую тебе власть над морем и сушей, над селянином в его убогой лачуге, над монархом в его дворце, над городами, увенчанными башнями, и всеми там живущими. Повсюду, где солнце потрясает огненными копьями, где пустынные воды отражают в своем зеркале луну, где бушуют ураганные ветры и в небе воздвигаются многоцветные арки, повсюду от далекого, облаченного в снега Севера и — через срединные просторы мира — до любвеобильного Юга, возлежащего, как невеста, на голубом морском ложе, Юга, чьи вздохи напоены сладостным ароматом мирт, — повсюду будут простираться твои власть и могущество, повсюду раскинутся, твои необъятные владения. Ни недуг, ни страх с его ледяными пальцами, ни печаль, ни постепенное угасание души и тела, которому подвержено все человечество, не коснутся тебя даже тенью своих крыльев. Ты будешь подобен богу, держащему в деснице и Добро и Зло, и даже я, я буду смиряться перед твоей волей. Такова сила Любви, и таков мой тебе брачный дар, о Калликрат, возлюбленный самим Ра, мой господин и господин всего мира.

Наш брачный союз заключен, и что бы ни случилось, в горе и радости, в добре и зле, в жизни и смерти, — этот союз навеки нерасторжим. Ибо то, что существует, подлинно существует, и то, что свершается, подлинно свершается, изменить его уже нельзя. Я сказала. А теперь пошли отсюда, и пусть все сужденное осуществится должным чередом. — Она взяла светильник и направилась в дальний конец пещеры, прикрытый качающейся каменной плитой; там она остановилась.

Подойдя к ней, мы увидели отверстие в каменной стене; за ним начиналась лестница, если это слово применимо к грубо обтесанным каменным выступам. Айша начала спускаться по ней, перепрыгивая со ступени на ступень с грациозностью серны; мы последовали за ней — естественно, с куда меньшим изяществом. На пятнадцатой или шестнадцатой ступени лестница закончилась; дальше большим зигзагом — сперва наружу, потом внутрь — шел каменистый склон. Склон был крутой и местами даже обрывистый, но с помощью светильников мы спустились по нему без особого труда, хотя спускаться в мертвое сердце вулкана не такое уж приятное занятие. И все же я старался запоминать дорогу, что, впрочем, было не так уж и трудно, ибо ориентирами мне служили необычные, самой фантастической формы, обломки скалы, которые в тусклом мерцании светильников походили на мрачные головы, изваянные средневековыми мастерами.

Так мы шли довольно долго, с полчаса, как я думаю, и за это время спустились на много сотен футов и достигли самого низа конусообразной скалы. От большой каменной воронки начинался проход, такой низкий и узкий, что нам пришлось пробираться по нему гуськом. Через пятьдесят ярдов проход раздался вширь и перешел в пещеру, такую огромную, что мы не видели ни потолка, ни стен. Только по звонким отголоскам наших шагов и неподвижности спертого воздуха мы поняли, что это пещера. В течение многих минут мы шли в полном безмолвии и страхе, какой, должно быть, испытывают потерянные души в самой глубине ада, следом за призрачной белой фигурой Айши; пещера снова сузилась и превратилась в проход, который привел нас во вторую пещеру, гораздо меньшую, чем первая. Мы хорошо различали сводчатый потолок и стены и по их рваной, зазубренной поверхности поняли, что, как и тот первый длинный тоннель, который через толщу горы вел к дрожащей каменной шпоре, и эта пещера была образована гигантской силой какого-то взрывчатого газа. Далее начинался третий проход, в конце которого брезжил неяркий свет.