Корабль невест - Джоджо Мойес

– Я… Вы, должно быть, немного удивлены… – начал капитан Хайфилд, когда обрел наконец дар речи. – Боюсь, нам пришлось применить более… прагматичный подход, на время забыв о формальностях. – (Губернатор стоял с открытым ртом, благородная бледность сменилась едва заметным румянцем. Безмятежное лицо Добсона под фуражкой оставалось непроницаемым.) – Хотелось бы добавить, ваше превосходительство, что это ни в коем случае не является показателем степени нашего уважения. – Капитан пытался добавить в свою речь нотку юмора, но безуспешно.

Супруга губернатора, прикрывшись сумочкой, незаметно пихнула мужа в бок и слегка склонила голову.

– Капитан, здесь нет ничего такого, чего мы не видели бы раньше, – любезно сказала она, ее губы изогнулись в лукавой улыбке. – И мне кажется, за время войны нам пришлось повидать гораздо более ужасные вещи.

– Действительно, – с сомнением в голосе произнес губернатор. – Действительно.

– Я в полном восторге оттого, что ради удобства пассажиров вы рискнули зайти настолько далеко. – Она положила узкую ладонь на его рукав и бросила на него проницательный взгляд. – Ну что, продолжим осмотр корабля?

На полетной палубе дела пошли уже лучше. Взяв в Адене на борт губернатора и других пассажиров, “Виктория” начала медленно продвигаться на север по Суэцкому каналу – прожилке серебристой воды в обрамлении песчаных дюн, так ярко блестевших под лучами палящего солнца, что находившимся на полетной палубе пришлось прикрыть глаза рукой. Несмотря на жару, невесты, надевшие шляпы от солнца и вооружившиеся зонтиками, веселились вовсю, а нещадно потевшие даже в тропической форме оркестранты были на высоте.

Тем временем экипаж вернулся к исполнению своих обязанностей. Губернатор с супругой любезно согласились судить конкурс на лучшее исполнение чечетки – один из заключительных этапов борьбы за титул королевы красоты “Виктории”. Конкурс был организован специально для того, чтобы как-то занять женщин. В конце концов губернатор, удобно устроившийся под большим зонтиком со стаканом ледяного джина с тоником, при виде строя хихикающих девушек немного оттаял. Его супруга нашла время поболтать с каждой конкурсанткой, а по окончании конкурса вручила приз завоевавшей всеобщие симпатии хорошенькой блондиночке, которую тепло поздравили остальные невесты. Уже потом супруга губернатора призналась Хайфилду, что эти австралийки “ужасно милые. И очень смелые. Ведь им пришлось не только оставить всех, кого они любили, но и проделать столь нелегкий путь”.

А потом все снова пошло наперекосяк. Капитан Хайфилд уже собирался объявить, что мероприятие закончено, и предложить почетным гостям спуститься вниз, где для них был организован поздний ланч, но неожиданно заметил необычный всплеск активности по правому борту. “Виктория” степенно плыла мимо военного лагеря, и невесты, заметив множество мужчин европеоидного типа, высыпали гурьбой на полетную палубу. Подолы их ярких платьев раздувал игривый морской ветерок. Выкрикивая приветствия, они весело махали загорелым молодым людям, ради такого случая бросившим работу. Наклонившись, капитан Хайфилд услышал возбужденный визг женщин и увидел по пояс голых мужчин, которые, яростно жестикулируя, облепили по всему периметру ограждение из колючей проволоки.

Хайфилд молча взирал на эту безобразную сцену, желая убедиться, что его подозрения не беспочвенны. Затем с тяжелым сердцем включил систему громкой связи.

– Я хочу выразить вам свою благодарность за чрезвычайно теплый прием, оказанный нашим гостям, губернатору и его супруге, – произнес он, наблюдая за напрягшейся спиной губернатора, который в данный момент явно наблюдал ту же картину. – Для тех, кто желает немного освежиться, на ангарной палубе организовано чаепитие. Между тем вас, должно быть, заинтересует тот факт, что молодые люди, которым вы так усердно машете, – немецкие военнопленные.

Айрин Картер подошла к ней после конкурса, чтобы сказать, что очень рада, что она, Эвис, победила: “Лучше извлечь максимум из своих ножек, пока их не испортило это противное варикозное расширение вен, а?” – и похвастаться своей почтой. Она получила семь писем, из них четыре – от мужа.

– Ты непременно должна прочесть нам свои письма, – заявила Айрин; ее глаза были скрыты за солнцезащитными очками. – Представляешь, мама, узнав, что мы плывем на одном пароходе, начала приглашать твоих родителей на чай. Им, наверное, не терпится узнать, чем мы тут занимаемся. – (И, зуб даю, ты уже обо всем ей радостно доложила, подумала Эвис.) – Ура! Я собираюсь попить чая и прочесть письма от Гарольда. А ты много получила?

– Целую кучу! – воскликнула Эвис, помахав пачкой писем у Айрин перед носом. Из них от Иэна было только одно. Но она специально засунула его между мамиными, чтобы Айрин ни о чем не догадалась. – В любом случае желаю удачи на следующем конкурсе, – сказала она. – Кажется, на лучший маскарадный костюм, поэтому я не сомневаюсь, что тут ты справишься намного лучше. Ведь ты настолько загорела, что если завяжешь вместо лифа шарф, то вполне сойдешь за туземку. – И с этими словами Эвис сжала в руке свой “сертификат” и с высоко поднятой головой пошла прочь.

Фрэнсис в спальне не оказалось. Теперь она старалась бывать там как можно реже. Наверное, прячется где-нибудь, решила Эвис. Маргарет пошла на лекцию, посвященную английским достопримечательностям. Эвис скинула туфли и приготовилась читать письмо от Иэна в обстановке так редко выпадающего одиночества.

Она пробежала глазами письма от папы (бизнес, деньги, гольф), от мамы (походы в гости и платья), от сестры (“очень хорошо одной, спасибо тебе, бла-бла-бла”) и наконец вскрыла послание от Иэна. Посмотрела на его почерк, удивляясь про себя, что в случае Иэна даже чернила и бумага имеют значение. Мама любила говорить, что в мужчинах с плохим почерком есть нечто незрелое. Это, дескать, свидетельствует о том, что их характер еще до конца не сформировался.

Она посмотрела на часики. До ланча оставалось еще десять минут. Достаточно времени, чтобы прочитать письмо. Она вытащила письмо из конверта и блаженно вздохнула в предвкушении удовольствия.

Спустя четверть часа она уже не читала, а просто тупо смотрела на листок бумаги, что держала в руках.

Пришедший матрос нашел Маргарет и Фрэнсис в буфетной. Они ели мороженое. Фрэнсис уже притерпелась к неизменному шушуканью за своей спиной, когда она осмеливалась показаться на людях. Маргарет с мрачной решимостью болтала без умолку. Пару раз она даже интересовалась у самых беспардонных зевак, с какого перепугу они смотрят ей в рот, считают, что ли, сколько она съела мороженого, и тихо чертыхалась себе под нос, когда те, краснея, отворачивались.

– Миссис Фрэнсис Маккензи? – спросил матрос.

Она кивнула. Она уже несколько дней ждала его появления.

– Мэм, капитан ждет вас в своем офисе. Я вас туда отведу.

Столовая разом притихла.

А Маргарет побледнела.

– Думаешь, это из-за собаки? – прошептала она.

– Нет, – тусклым голосом ответила Фрэнсис. – Я абсолютно уверена, что нет.

По лицам женщин вокруг она видела, что те тоже абсолютно уверены. НЕ ЖДУ НЕ ПРИЕЗЖАЙ, шептали вокруг. Только на сей раз невесты не выказывали никаких признаков беспокойства.

– Не задерживайся, – услышала она чей-то голос уже на выходе из столовой. – Если не хочешь, чтобы люди начали болтать.

Эвис пластом лежала на койке. Она услышала доносившийся откуда-то странный низкий звук – скорее, утробный стон – и с удивлением поняла, что звук этот исходит из ее собственного горла.

Она посмотрела на зажатое в руке письмо, потом – на кольцо на своем тонком пальце. Комната плыла перед глазами. Внезапно она, как ужаленная, соскочила с койки, упала на колени, и ее вырвало в тазик, который остался стоять еще с тех пор, когда ее постоянно тошнило. Обхватив себя руками, словно это был единственный способ не дать себе окончательно вывернуться наизнанку, она содрогалась в рвотных позывах до тех пор, пока не заболели ребра, а горло не начало жечь огнем. И сквозь приступы кашля она слышала собственный голос, твердящий: “Нет! Нет! Нет!” – словно она отказывалась принимать реальность этого ужаса.

Наконец она в изнеможении привалилась к койке, волосы повисли мокрыми прядями, косметика размазалась, платье измялось, все тело ныло от лежания на жестком полу. Она мельком подумала, что, может, все происходящее просто дурной сон. Возможно, и письма-то никакого нет. Наверное, море на нее так действует. Она сотни раз слышала об этом от моряков. Но нет, вот оно – на ее подушке. И почерк Иэна. Его красивый почерк. Его красивый, ужасный, дьявольский почерк.

Она слышала, как по коридору, цокая каблучками, идет компания женщин. Мод Гонн, лежавшая под дверью, навострила уши, словно ожидая услышать знакомый голос, а затем разочарованно положила голову между лап.