Жернова истории. Ветер перемен - Андрей Колганов

— Это все полумеры! — лицо раскраснелось, глаза сверкают… — Водку надо рубить под корень! — ну, прямо юная валькирия. И как такую не поцеловать?..

Сами понимаете, на этом наша дискуссия неизбежно закончились и мы ненадолго вернулись к политике лишь под ночь, когда вернулся как всегда задерживающийся допоздна на работе Михаил Евграфович. Всегда очень сдержанный в оценке действий руководства, нынче он заговорил в совсем не свойственной ему манере:

— Зиновьев совсем закусил удила! Он подталкивает китайских товарищей к борьбе против руководства Гоминьдана. Идея открытого выступления КПК против Гоминьдана не нашла поддержки даже у него, — но, думаю, лишь потому, что наш Гриша просто трусоват, и боится взять на себя ответственность. Однако он систематически инструктирует Бородина таким образом, что я не удивлюсь, что в один прекрасный момент гоминьдановцы решат избавиться от коммунистов. Пока все сглаживается хорошими личными отношениями Бородина с Сун-Ятсеном и Чан-Кайши, но нельзя же надеяться на это до бесконечности! Чан уже стал проявлять беспокойство, а ведь за ним военная сила, — Михаил Евграфович был явно расстроен, даже не притрагиваясь к разогретому Лидой ужину.

— Что же, в ЦК не понимают опасности такого курса? — интересуюсь у своего тестя.

— В том-то и дело, что не понимают! — всплеснул руками Лагутин. — Они специфики положения в Китае не знают толком, и мыслят по шаблону, да ориентируются на реляции Бородина.

— Неужели трудно поставить перед собой вопрос: что нам выгоднее? Лояльный к СССР Гоминьдан или раздувание гражданской войны в антиимпериалистическом лагере, да еще и с весьма призрачными шансами для коммунистов?

— Виктор Валентинович! Вот вы, хотя и не специалист по Китаю, но мыслите весьма здраво. У нас же, в Коминтерне, таких разумных голов не хватает. А кто и мыслит здраво, так предпочитает молчать, чтобы не ссориться с начальством! Как я, например… — добавил он уже тише.

— Ладно, Михаил Евграфович, — война войной, а обед по расписанию. Ешьте ужин: зря, что ли, ваша дочка старалась? — пытаюсь отвлечь его от грустных мыслей.

— Война войной, а обед по расписанию? — интересная фраза, качнул головой отец Лиды. — Ну, уговорили, поесть действительно надо, а то живот подведет, — с этими словами он перешел к ужину, не без аппетита поглощая снедь, выставленную Лидой. Я же, сдерживая улыбку, произнес про себя: «И на сем Шехерезада прекратила дозволенные речи».

Глава 24. Я вам пишу…

После разговора с женой записка как-то удивительно легко вышла из-под моего пера и в среду, третьего июня, уже легла на стол Дзержинскому. Само собой, я вовсе не собирался сам донимать своими идеями члена Политбюро ЦК РКП(б) и председателя Совнаркома. Лучше будет, если к товарищу Сталину не полезет с поучениями некий полуменьшевик, подвизающийся на вторых ролях в ВСНХ, а придет посоветоваться свой человек, глава ВСНХ, кандидат в члены Политбюро, про которого известно, что он никаких оппозиций не жалует. А мне выскакивать вперед с криком — «а вот я что знаю!» — совершенно ни к чему. И записочку свою я Феликсу Эдмундовичу подаю не как очередной хозяйственный прожект, а под политическим соусом — как заготовку нашего сокрушительного ответа нарождающейся оппозиции. Под таким соусом могут проглотить даже те, кому что-то в моей программе и не очень будет по нраву.

Дзержинский вызвал меня к себе уже на следующий день, и начался дотошный разбор моих предложений. И обращал он внимание совсем не на то, за что цеплялась Лида. Было заметно, что основная аргументация моей записки для него понятна, если не вовсе очевидна. Его заинтересовали два главных пункта — реальность выполнения плана кооперирования крестьянства и уточнение последствий предсказанного мною мирового экономического кризиса (да и вопрос достоверности самого прогноза его тоже малость смущал).

— Виктор Валентинович, с основными положениями вашей записки трудно не согласиться, — начал Феликс Эдмундович, и тут же подпустил «ложку дегтя». — Но мне видится, вы слишком уж оптимист по части надежд на возможный рост сельскохозяйственного производства. За три, за четыре года, да хоть за пять или шесть перестроить все село на началах крупного механизированного производства? Это же утопия!

— Конечно, утопия! Но я ведь и не ставлю такой задачи, — спешу защитить свои позиции. — За несколько лет можно решить только ряд первоочередных задач, и то, если к делу подойти с умом.

— Что же вы умолчали насчет первоочередных задач? Как вас читаешь, так представляется, что все разом надо сделать, — упрекнул меня председатель ВСНХ.

— Да, недоглядел, — приходится признать мне. — Как-то уже писал об этом в журнале «Социалистическое хозяйство», и решил не повторяться. Скажу вкратце, чтобы не пахло от меня хлестаковщиной: на первых порах нужна концентрация ресурсов на ограниченных участках. Но вот уж там-то мы должны показать зримый прорыв! Конкретнее: не гнаться за числом советских хозяйств и производственных коллективов крестьян, а гнаться за подъемом производительности. Поэтому коллективы и совхозы создавать поначалу только там, где можно рассчитывать на значительный прирост производства при сравнительно небольших затратах на механизацию. Имеется в виду механизация зернового хозяйства на больших площадях на Украине и на Юге России, механизация возделывания технических культур — льна, хлопка, сахарной свеклы и т. д.

— Вы же знаете наш поистине жалкий уровень оснащения тракторами и сельхозмашинами даже совхозов, не говоря уже о крестьянских кооперативах. А если быстро увеличивать их число, то оснащенность скорее упадет, чем поднимется! — Дзержинский не на шутку обеспокоен этим обстоятельством.

— Все верно. Но мы не будем размазывать манную кашу ровным слоем по столу. Мы и здесь пойдем по пути концентрации. Надо будет организовать машинно-тракторные станции, которые по договорам будут обслуживать близлежащие кусты совхозов и колхозов. Всю сложную сельхозтехнику давать будем только туда! — стараюсь говорить как можно увереннее. — Там же, при этих станциях, создадим агрономические и зооветеринарные пункты. Проведем исследования по выработке наиболее рациональной агротехники для крупного производства в различных почвенно-климатических районах.

— Пусть так, — продолжает сомневаться председатель ВСНХ, — пусть такой подход даст успех. Но тогда мы добьемся его только на сравнительно узких участках. А нам нужен поистине переворот во всем сельском хозяйстве!

— Именно! Но успех на узком участке, как вы выразились, и послужит рычагом для такого переворота, — торопливо развиваю свою мысль. — Этот успех станет лучшим доводом для крестьян в пользу коллективного земледелия. А оно, даже на первых порах и без механизации, обеспечит для нас лучшие условия для хлебозаготовок. Разумеется, на ближайшие годы сельскохозяйственное машиностроение должно стать для нас одной из главных забот. Но об этом мы ведь уже договорились на Президиуме ВСНХ?

— Справимся ли? — ну, вот, заговорил совсем, как моя жена! — Впрочем, похоже, вы правы, по крайней мере, в том, что другого выхода нет…

— Феликс Эдмундович, — перехожу к доверительному тону, — вы думаете, меня самого не терзают сомнения? Но как еще обеспечить подъем промышленности и растущий слой городских рабочих поставками сырья и продовольствия?

— Ладно, — Дзержинский внезапно переходит от тревоги к улыбке, — прорвемся. В гражданскую куда хуже приходилось, и ничего, выдюжили. — Тут он снова становится серьезным и переводит нашу беседу на другую тему:

— Насколько вы уверены в своем прогнозе относительно грядущего мирового экономического кризиса? Вы ведь делаете на него определенные расчеты, а коли они не оправдаются?

— Я не пророк, — пожимаю плечами. — Но циклическое развитие капиталистического хозяйства — вещь неумолимая. Сейчас у них начинается подъем. Значит, еще три-четыре года они будут наслаждаться процветанием. Но потом неизбежно последует крах. Когда конкретно — сейчас сказать попросту невозможно. Надо отслеживать некоторые экономические индикаторы… — чуть задумываюсь и поясняю:

— Будем следить за статистикой запасов в торговле. Когда появятся признаки заминок в сбыте — это будет тревожный сигнал. Будем наблюдать за курсами акций на бирже. В период подъема они будут практически непрерывно расти, радуя глаз и грея душу (если она у них есть) финансовым спекулянтам. А вот когда курсы акций начнут заметно колебаться — значит, не за горами биржевой крах. Кстати, на этом можно будет неплохо сыграть в свою пользу, но это тема специального разговора.

— Я смотрю, у вас на все есть ответ, — с хитрым прищуром смотрит на меня председатель ВСНХ, но в его словах нет и тени недовольства.