Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

— Выпей это, — сказала она и протянула мне стакан. Я взял его и принюхался. Ага, успокоительное. Ну да, я же буйный псих. Залпом проглотив поданное зелье, я вернул стакан и улегся под одеяло. "Пусть так", думал я, закрывая глаза. Мысли, еще секунду назад суетившиеся в голове, словно тараканы в гнезде, постепенно успокаивались. Завтра… завтра я что-нибудь узнаю… Спустя несколько мгновений я провалился в сон — в сон без сновидений, без мыслей, без чувств.

После очередного пробуждения настроение у меня было препаршивейшее. В больнице я остался один — видимо, Поттер покинул ее еще утром. Одевшись и заправив постель, я наколдовал для палочки новое крепление и поместил ее туда, решив, что вряд ли за дверью меня поджидает отряд авроров, посланных засадить нарушителя закона о Непростительных заклятьях в Азкабан. Не желая встречаться с мадам Помфри, я направился к выходу, собираясь с мыслями. Распахнув дверь, я нос к носу столкнулся с Пирсом и Полиной, за которыми следовал Нотт и, что меня крайне удивило, Луна Лавгуд.

— Вот он, — удовлетворенно констатировал Пирс. — Очнулся, наконец.

— Очнулся, — вяло согласился я.

— Ну и хорошо, — Пирс схватил меня за плечо. — Пошли с нами.

— Куда еще?

— Давай без возражений.

Мы не стали спускаться с этажа. Вместо этого мои товарищи зашли в один из свободных классов, располагавшихся вдали от основных коридоров. Нотт тут же уселся на подоконник, а Луна, Полина и Пирс придвинули стулья к первой парте у окна, пригласив меня занять один из них.

— Выглядишь ты неважно, — заметила Полина, критически осматривая меня с ног до головы.

— Потому что не ел двое суток, — ответил я. — И в основном спал.

— До финала вся школа только о тебе и говорила, — подала голос Луна. — Что ты наложил на себя Непростительное заклятье и сошел с ума.

— Нет, это он сначала сошел с ума и только потом наложил Непростительное, — хмыкнул Нотт.

Я пожал плечами.

— И это все? — возмутился Пирс. — Ты же чуть копыта не отбросил!

— Ничего я не собирался отбрасывать, — ответил я. — Подумаешь — Crucio! Оно же не смертельное.

Все переглянулись.

— Подумаешь — Crucio? — переспросил Нотт, прищурившись. — Я не ослышался?

— Да ладно! — воскликнул я. — Как будто вам это интересно!

Полина сказала немного обиженно:

— Между прочим, не каждый день мои друзья накладывают на себя Crucio. Все же любопытно, что при этом чувствуешь!

При словах "мои друзья" я слегка смутился, но не подал виду и ответил:

— Чувствуешь, будто горишь внутри и снаружи, и еще ни фига не соображаешь. А потом — амнезия. Ко мне Снейп с Дамблдором заходили, а я их не узнал, даже свое имя с трудом вспомнил. Судя по разговорам, когда это заклинание накладываешь на себя, оно как бы закольцовывается, и ты не можешь его снять. Только другие могут.

— А что ты сейчас ощущаешь? — спросила Полина. — Что-нибудь изменилось?

Я задумался.

— Сложно сказать. Я пока от лекарств не отошел. В голове пустота какая-то.

— Да, для тебя это не характерно, — усмехнулся Нотт. — Смотри, все знания растеряешь, если слишком увлечешься Круциатусом.

— Ты не видел стрекоз смерти? — вдруг спросила Луна.

— Трелони, — тут же ответил я. Пирс засмеялся. Луна тоже улыбнулась.

— Есть такие стрекозы смерти, они прилетают к умирающим и выпивают из них жизнь, — объяснила она. — Но раз они к тебе не прилетали, значит, ты не собирался умирать.

— Умирать я точно не собирался, — ответил я и, желая перевести разговор в другое русло, продолжил:

— А вы про Хмури знаете?

— Слухи доходили, — уклончиво сказал Пирс. — Вроде это был не он, а сын Крауча из министерства.

— Ну да, — ответил я уныло. — Зачем он тогда за всеми следил?

— Все очень даже логично, — проговорил Нотт, ерзая на подоконнике. — Сына Крауча отправили в Азкабан вместе с Лестрейнджами, и получается, что отец вытащил его оттуда под носом у дементоров. Причем совершенно не ясно, как он это провернул. А следил младший Крауч для того, чтобы быть в курсе: там подслушал, здесь подслушал, вот тебе и картинка вырисовывается…

— Которую можно потом сообщить Сами-Знаете-Кому, — вставила Полина.

— Кстати, он вернулся, — напомнила Луна таким обыденным тоном, будто речь шла о ее однокласснике. — Дамблдор сегодня за завтраком говорил, что Сами-Знаете-Кто убил Седрика Диггори, а Гарри Поттер сумел от него сбежать.

Пирс, Полина и Нотт выжидающе посмотрели на меня. Я возмутился:

— А от меня-то вы чего хотите? Вон у Нотта спрашивайте!..

— Ага, конечно, у Нотта! — язвительно парировал тот. — Как будто отец слетал вчера к Темному Лорду, а когда вернулся, тут же сел писать мне письмо: мол, так и так, виделись с Повелителем, велел передавать тебе привет!

Мы дружно расхохотались. Не знаю почему, но никому не показалось странным или опасным шутить на такие темы. Я даже не обеспокоился, что Нотт не отрицает принадлежности своего отца к Пожирателям в присутствии Луны, которую едва знал. Возможно, он считал, что к ее словам вряд ли отнесутся серьезно: она и так считалась блаженной — странностью больше, странностью меньше…

— Слушай, Линг, — сказала Полина, отсмеявшись. — Ты ведь лежал вместе с Поттером… может, он что-нибудь рассказывал? Что-нибудь такое, о чем Дамблдор не упоминал.

— Поттер ничего не рассказывал, — ответил я. — Большую часть времени я спал, а проснулся только потому, что рядом говорили Фадж и директор. Дамблдор пытался убедить его, что Волдеморт вернулся, а тот ему не верил. Потом Фадж отдал Поттеру выигрыш и свалил. Еще там была какая-то тетка… ну и гриффиндорцы, конечно. Так что мне не удалось поговорить с ним с глазу на глаз. К тому же, нас обоих напоили зельем, и мы всю ночь проспали.

Судя по выражению лиц, от меня ожидали более развернутого рассказа, но я не собирался зря болтать и опасно откровенничать. Продолжая обсуждать события последних дней, мы неторопливо спустились вниз и вышли на улицу. Завтра ученики разъезжались по домам, так что у меня появлялась реальная возможность спокойно разобраться, изменил ли во мне Круциатус хоть что-нибудь или нет.

Не знаю, что это заклинание во мне замкнуло — или наоборот, разомкнуло, — но как только Хогвартс опустел, и его коридоры и классы больше не заполняли шумные студенты, я испытал невиданное ранее чувство свободы, будто события последних дней очистили мне голову и сердце. Казалось, жизнь начинается именно сейчас. Вдобавок ко всему, я, наконец, узнал, что такое творческая одержимость.

Почти год я ничего не рисовал, и теперь мое воображение словно прорвало. Я прибегал на завтраки, обеды и иногда ужины, чтобы быстро запихнуть в себя какой-нибудь еды под недоумевающими или неодобрительными взглядами остававшихся в замке преподавателей, и, если не было никакой работы, возвращался в слизеринскую гостиную, где день за днем и лист за листом рисовал.

Виновато ли было Crucio в том, как изменились мои работы, или нет, то мне не ведомо, но при всей своей самокритичности я видел, что рисовать стал… не то чтобы лучше — просто иначе. Первыми моими картинами после простоя были абстракции, написанные купленными прошлым летом красками. За неделю я написал около дюжины работ и расставил их неподалеку у камина, чтобы постоянно оценивать. Через несколько дней половину из них я сжег, но другую трогать не стал — при всей их наивности мне удалось выразить нечто такое, что придавало абстрактным композициям гармонию. После этого я приступил к портретам.

Существа, чьи лица я изображал, вряд ли были реальны даже в нижних мирах — хотя кто знает? Они толпились в моей голове, будто выстраиваясь в очередь — каждый хотел, чтобы я запечатлел его первым. В конце июля мне пришлось идти в Хогсмид за новыми красками и кистями. Там же я купил несколько готовых загрунтованных холстов на подрамниках.

К тому времени вся гостиная была уставлена моими работами. Я постоянно правил старые картины или уничтожал их, если спустя некоторое время замечал, что портрет так и не обрел внутренней жизни. Словно из суеверного страха мне не хотелось размышлять о причинах такой одержимости и изменений в стиле и качестве: казалось, начни я об этом думать, и вдохновение уйдет. Я рисовал в любую свободную минуту, которых в это лето было меньше, чем в любое предыдущее, и в конце концов стал работать ночами, ложась только под утро. Помимо домашних заданий, на мои плечи лег уход за лесными обитателями, поскольку в середине июля Хагрид оставил замок, отправившись выполнять какое-то задание Дамблдора.

Через несколько дней после отъезда учеников лесничий ошарашил меня известием, что скоро и сам покинет Хогвартс, так что ухаживать за животными придется мне.

— Мне? — потрясенно переспросил я, со стуком опустив на стол тяжелую кружку с горячим чаем. Клык, лежавший у моих ног, вскинул голову. — Ты шутишь?