Дом Леви - Наоми Френкель

Фрида открыла дверь.

– Ах, доктор Ласкер! Большая радость, что вы пришли, в добрый и успешный час явились. Много радостей в нашем доме, Эдит вернулась, и старый хозяин приехал к нам. Я приготовила обед по такому случаю, королевский обед. Может, вы захотите взять гуся домой? Большое одолжение сделаете для меня, доктор Ласкер, целый курятник привез с собой старый хозяин, и я ума не приложу, что сделаю со всеми этими гусями и курами. Хорошо, что сегодня приглашены гости, смогу избавиться хотя бы от индюка… Извините меня, доктор Ласкер, что заставляю вас стоять столько времени в салоне. Я очень сегодня занята, и, к сожалению, не могу положиться на кухарку в приготовлении индюка. Я училась его готовить у покойной госпожи. В ваш пасхальный праздник она жарила индюка в свежем масле, как принято у вас.

Доктор Ласкер смеется, выслушивая познания Фриды в традициях Песаха.

– Нечего смеяться, доктор. Готовка – дело, требующее умения и знаний. Извините меня, доктор, что я заставляю вас стоять в салоне. Я ужасно загружена сегодня. Поднимайтесь к господину Леви, он будет рад вас принять, очень рад.

– Саул! Саул!

Иоанна скачет по ступенькам, Бумба скользит по поручню. Иоанна стоит около Саула и глаза ее блестят от радости, Бумба же приветствует Саула слабым кивком головы. Лицо Бумбы сегодня серьезно. Он готовит план дуэли с Саулом в связи с «болтами, которые расслабились в голове Иоанны». Дядя Филипп с усмешкой смотрит на смущенную троицу, стоящую в салоне. Расстается с ними, и поднимается по ступенькам.

– Бумба, – говорит Иоанна, – я разрешаю тебе сегодня поднять крышку моего пианино и проверить его струны. Иди, Бумба, я выйду с Саулом в сад.

– Я тоже хочу выйти в сад.

Ладно, иди в сад, а я поднимусь с Саулом в мою комнату.

– Все же, может, я сейчас проверю струны пианино?

– Ты только хочешь мешать, – сердится Саул, – я должен кое-что выяснить с Иоанной.

– Ты только хочешь расслабить болты у нее в голове.

– Был бы ты моим братом, сейчас бы попробовал пыль с вашего ковра.

– Я готов, – черные глаза Бумбы сверкают от злости.

– Хватит! – кричит Иоанна, – Не ругайтесь! Ты можешь тащиться за нами, Бумба, мы притворимся, что вообще тебя не знаем.

Иоанна открывает дверь в сад, идет рядом с Саулом, Бумба плетется за ними.

Саул очарованно смотрит на сад, теряющий свои последние краски и несущий свой серый нищенский наряд навстречу солнцу. Только ели стоят, гордые своей вечной зеленью, окружают их старые сосны, неожиданно выглядящие молодо своими покачивающимися кронами. Тополя стоят оголенными, и красная крыша дома поблескивает из-за них, как волшебный замок, заброшенный в чащобе леса. В саду безмолвие. Только птичья болтовня и шорох сухих листьев под ногами детей нарушают этот покой. В конце широкой аллеи, окруженной кустами мирта, стоит старый садовник, опираясь на грабли и следя за стаей скворцов, которые вошли под крону каштана, как прощальный оркестр перед отлетом на юг. Лицо садовника напряженно, словно он вслушивается и понимает язык скворцов. Саул останавливается. Этот сад огромными своими деревьями, и старый садовник, опирающийся на грабли, и видящийся ему, как лесной повелитель, ошеломляют его. Неожиданно – тарахтенье мотора, звук гудка. Саул пугается. Кажется ему, злой дух возвещает о своем прибытии.

– Гости прибывают! – кричит Бумба и бежит к черному забору.

– Идем туда, к моему шалашу, Саул.

Дорога к шалашу проходит мимо садовника. Саул качает головой.

– Посиди здесь.

Дети сидят у подножья огромной сосны. Саул прикладывает руки к стволу дерева, и они приклеиваются к смоле. Мальчик снова пугается. Ясно, что этот дом на площади заколдован. Саул растопыривает пальцы и сидит с несчастным видом.

– Это смола, – объясняет Иоанна, плюет на свое красное бархатное платье и обтирает пальцы Саула. Постепенно липкая смола с пальцев Саула переходит на платье Иоанны.

– Были дела, – говорит Саул с важностью и прячет чистые руки в карманы, – у меня была ангина.

– И у меня многое случилось – очень много! – и она рассказывает Саулу о само важном, – Саул, я уже не ем свинину. Завтра начну учить иврит. Еще немного, и я стану настоящей еврейской девочкой.

– М-м-м, – сомневается Саул.

– Ты хочешь услышать мои молитвы? Я их не говорила никому, но тебе скажу.

Саул погружен в размышления. Голова его не расположена к молитвам. Вчера, беседуя с ними, Джульетта приказал им привести в Движение каждого попадающегося им еврейского мальчика. И даже девочек, хотя Саул понять не может, зачем они нужны в Движении. Но Джульетта приказал и даже добавил, что кто сумеет «организовать» многих детей в Движение, будет отмечен командиром. Душа его жаждет быть отмеченной, и он уже решил начать «организацию» с Иоанны. Но здесь, под этими гигантскими деревьями следует от этого воздержаться. Какой смысл рассказывать ей о пустыне, о войнах, о львах и крокодилах, ей, и так живущей в стране чудес? Лесной повелитель все еще опирается на грабли и не отрывает взгляда от вершин деревьев, и все здесь настолько потрясает, что он и не осмеливается предложить Иоанне, чтобы она удалилась вместе с ним странствовать по песчаной пустыне под пылающим солнцем. А тут еще Иоанна прикладывает руки к сердцу и торжественно объявляет:

– Моя утренняя молитва, – и тут же загораются ее черные глаза.

Утро. Солнце встает после ночи.Строго глядят Божьи очи,Видят каждую хитрость, каждого грех,Видят всех стоящих и лежащих всех.Боже, прости всех людей подряд,Прости евреев, что свинину едят,Брату прости, отцу, и деду,И мне, что мы ели свинину к обеду.

– Правда, красиво, Саул? – шепчет с боязнью Иоанна.

– М-м-м… Никогда не слышал такую молитву. Так не молятся.

– Ну, это только по случаю, – извиняется Иоанна, – пока я не узнаю настоящие молитвы. Только для того, чтобы сообщить Богу, что я тоже еврейская девочка.

– Не надо сообщать Богу, надо сообщать Движению, – Саул осмеливается начать действовать.

– Что, Саул? О чем ты говоришь? О каком Движении?

– О всемирном молодежном еврейском Движении, О скаутах, халуцах, сионистах.

– Что? Не понимаю ни слова. Что ты сказал?

– Не задавай всегда столько вопросов. Движение есть Движение. Каждый еврейский мальчик должен в нем быть. Дядя Филипп тоже это говорит.

– Что, Саул? Что говорит дядя Филипп?

– Что надо собрать всех евреев из всех стран и уехать в страну Израиля, и там надо стать пионером – халуцем, и построить дом для евреев, и превратить пустыню в цветущий сад, и все это сказал не только дядя Филипп, но так же и Джульетта, беседуя с нами в Движении.

– Когда надо это сделать?

– Есть у нас время до двадцатилетнего возраста. В страну Израиля репатриируются только с этого возраста и старше. До этого странствуют в пустыне, и надо многому учиться.

– И это обязательно должно быть? – изумляется Иоанна. – Иначе нельзя быть еврейкой?

– Нет, – отсекает Саул, – нет другого выхода.

– А можно быть в двух движениях?

– Почему в двух?

– Потому что я уже участвую в одном движении в школе – во имя немцев, живущих вне родины.

– Твое движение ничего не стоит по сравнению с моим движением.

– Почему? Всех немцев, рассеянных по другим странам, надо собрать и помочь им вернуться на нашу родину. Мы собираем много денег. И мой отец тоже дал.

– Дура! Если ты хочешь быть еврейкой, ты должна заботиться о евреях. Приходи в Движение.

– В Движение с таким длинным названием? Каждый раз ты говоришь новые вещи. Очень трудно быть евреем.

– Ты говоришь, как моя мать. Она тоже говорит каждую минуту: трудно быть евреем. Нет в этом ничего трудного. Ты должна лишь прийти на скамью около переулка, там я буду тебя ждать, и мы пойдем в Движение.

– Нет, – отвечает Иоанна. – На улицу со странным запахом? Я не найду дорогу. Это нелегко найти. Дорогу к твоему дому найти тяжело.

Дети замолкают. После нескольких минут неловкого молчания Иоанна говорит печально:

– Ты совсем не тот Саул, каким был на усадьбе у деда.

– Что делать? – говорит Саул. – Многое произошло. Знаешь, Иоанна? – Саул еще не отказался от «организации» Иоанны. – В нашем Движении можно задавать любые вопросы и получать ответы. Ты можешь один раз и задать все твои вопросы. Но только раз в неделю есть такая беседа.

– Нет, – Иоанна стоит на своем, – я не найду дорогу.

И так дети увлеклись разговором, что не заметили, как вдруг старый садовник предстал перед ними, опираясь на грабли. Саул испуган, а Иоанна улыбается старику.

– Ого! – смеется садовник, – два гриба выскочили у подножья дерева. Госпожа и господин Гриб. Вижу я, что это старое дерево еще в силах расти.

Садовник добродушно смеется, прислоняет грабли к стволу дерева и извлекает из кармана куртки свою курительную трубку. Дымок поднимается в прозрачный осенний воздух. Стоит он какое-то время между двумя детьми, как бы благословляя их, затем берет свои грабли. Уходит и исчезает между тропинками.