Дух камня - Мэгги Фьюри

Что ж, мы старались. Прости, Гиларра, я подвел тебя. Кайта, ты была права. Я не годился на роль командира и привел этих людей на верную смерть.

А потом сзади вдруг послышался резкий щелчок и скрип открываемой двери. Рудокоп ахнул. Гальверон резко обернулся и с изумлением увидел остролицего человека, ухмыляющегося от уха до уха. В руках он держал отмычку.

— Внутрь, живо! — завопил командир, но никто и не нуждался в приказе.

С оружием наготове Мечи Божьи держали оборону, пока остальные не прошли в Цитадель. Ареом подхватил тело погибшего, помогая пареньку затащить его внутрь.

— Бросьте его! Он же нас задерживает, — отчаянно закричал Гальверон. — Он мертв, дураки!

Они не обратили внимания.

Проклятые горожане!

Видя, что добыча ускользает, хищники ринулись в атаку. Гальверон вскинул меч, но тут же солдаты схватили его под локти и втолкнули в дверь. Мгновением позже до него донесся резкий запах крови, и воздух наполнился шумом крыльев. Твари напали. Кто-то отчаянно закричал, но Гальверон ничего не сумел рассмотреть: сражавшиеся перегораживали ему обзор. Внезапно стало темно — солдатам удалось захлопнуть дверь, отбросив монстров. Послышался лязг тяжелой щеколды, легшей в пазы. В непроглядной тьме кто-то высек искру и зажег огарок свечи. В ее свете Гальверон увидел, что двоих его солдат недостает…

С тяжелым сердцем он оглядел маленькую группку, которая толпилась вокруг тела на полу. Сброд из Каверн — никакого сомнения. Но где, во имя Мириаля, они скрывались все это время? Ну да ладно. Это сейчас не имеет значения. Гораздо важнее то, что их спасение стоило двум хорошим людям жизней.

— Вы, идиоты, — прорычал он. — Если бы вы не вцепились в этот проклятый труп, мои ребята остались бы живы.

Молодой человек — тот самый, что притащил сюда тело — поднялся на ноги. В его глазах стояли слезы.

— Вот оно как? Двумя проклятыми Мечами Божьими меньше? Стало быть, мир стал немного чище…

Кулак Гальверона взметнулся раньше, чем он сам осознал, что делает. Удар пришелся парню прямо в лицо. Его откинуло назад, он запнулся за тело своего спутника и сполз вниз по стене. Кровь текла у него из носа и разбитых губ. Но миг спустя, с кошачьей грацией восстановив равновесие, парень снова был на ногах. Он надвигался на Гальверона, в глазах горела жажда убийства. Из ниоткуда в его руке возник нож. Лучник Корвин, только что потерявший доброго друга, выхватил стрелу и быстрым движением натянул тетиву. Солдаты подняли мечи.

— Стойте! — Младшая из двух женщин кинулась между ними. — Алестан, убери чертов нож! Убери нож!

Долгий момент они стояли друг напротив друга, и Гальверон кожей чувствовал растущее напряжение — воля против воли. Ему показалось, что прошла вечность, но вот юноша отвел глаза и спрятал оружие. Солдаты подались вперед.

— Не трогайте его! — закричала девушка.

Мириаль, теперь она схватится за нож?

Гальверон поднял руку и жестом остановил своих людей.

— Это слишком далеко зашло.

Она поглядела на него и холодно кивнула. Вряд ли это можно было назвать благодарностью, и тем не менее… Девушка опустила руки, но Гальверон видел, что она натянута как струна и в любой момент готова кинуться в бой, если только потребуется.

— Я прошу прощения за этого человека, — отчетливо сказала она.

— Ты — что ? — прошипел ее брат.

Не глядя на него, девушка вскинула руку, призывая к тишине.

— Алестан, подожди.

К удивлению Гальверона, он подчинился. Она продолжала, обращаясь к командиру.

— Я понимаю, почему вы разозлились. Но разве вы не видите? У нас никого не осталось, кроме друг друга. — Она обвела рукой своих спутников. — Мы теперь одна семья. Так сложилось. Все остальные, все, кого мы знали, — мертвы. Тосель… — Ее голос дрогнул. — Ему было всего пятнадцать. Алестан не мог просто бросить его на растерзание тварям. Вы оказались правы. Это было ошибкой, и такой, что стоила жизней. Но у нас не было времени понять это, не в тот миг… Я бы сделала то же самое — и может быть, будь вы на моем месте вы поступили бы так же.

В памяти Гальверона снова всплыло лицо Кайты. Целительница говорила, что он не годится для своей миссии, и его обязанности — совсем в другом. Что смерть Эвальда заставила его принять неверное решение… Он медленно протянул девушке руку.

— Ты права. И правда ли, нет ли, то, что я сказал, мне не стоило этого говорить, не в тот миг. Я тоже прошу прощения.

Он глянул на ее брата. Тот все еще безуспешно пытался остановить кровь из носа. Глаза светловолосого юноши были пристальными, жесткими и холодными…

Надеюсь, ты достаточно любишь свою сестру, чтобы не затевать ссору — по крайней мере сейчас…

—  Послушайте, сейчас мы все в одной лодке, — убежденно сказал Гальверон, — и опасность далеко не миновала. Нам придется оставить неприязнь и помочь друг другу, если хотим выжить.

— Ты прав. — Девушка взяла протянутую руку Гальверона в свою маленькую, но сильную ладонь и коротко сжала. — Но тебе не стоило бить моего брата.

Гальверон понял, что должно произойти, но слишком поздно. В следующий миг ее кулак мелькнул у него перед носом, а колено врезалось в пах. Ударила ослепляющая боль. К горлу подкатила тошнота. Он сложился пополам, хрипя и задыхаясь. На миг повисла зловещая, леденящая кровь тишина, а затем солдаты, взбешенные подобной подлостью, двинулись на девушку. Все еще стоя согнувшись, Гальверон ухитрился высвободить руку и жестом велел им остановиться. Если брат снова вытянет нож, им уже не удастся договориться. И потом, она смягчила удар. Со стороны он выглядел очень сильным, и — как бы там ни было — оставался болезненным. Но можно было ударить более жестоко, и Гальверон знал это.

Сделав над собой усилие, он выпрямился и встретил ее настороженный взгляд. Раны на лице не давали улыбнуться, но он вновь протянул ей руку.

— Квиты?

Только теперь она наконец-то расслабилась.

— Квиты.

На этот раз рукопожатие было дольше. Тверже. Ее зеленые глаза все еще были мокры от слез, волнистые волосы взлохмачены, а лицо покрыто грязью. И все же девушка была очень милой. А еще — решительной и отважной. Она дорожила своими друзьями и своим братом… Если она явилась из Каверн и не присутствовала на церемонии, стало быть, почти наверняка являлась воровкой. Но Гальверон не мог и не хотел думать о ней, как об отребье.

Сбоку послышался голос Ареома:

— Если вы, молодежь, наконец-то наигрались в свои глупые разборки, не пора ли подумать, что делать дальше?

В базилике Гиларра стояла перед серебряной филигранной пластиной, за которой лежала Святыня Ока. На протяжении многих поколений все иерархи проходили через это. Но было ли всем им так же страшно, как ей?