«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - Игорь Кохановский

В конце 1970 года, в декабре, в составе группы Минсвязи по проектированию и строительству станции спутниковой связи я уехал на Кубу. В это же время в Гавану приехала группа наших телефонисток с международной станции Москвы. Мы, естественно, там перезнакомились, делились своими впечатлениями о Кубе и рассказывали, кто где работает в Москве… В этой группе была Люся Орлова. Она работала начальником смены международной телефонной станции и, как выяснилось, хорошо знала Владимира Высоцкого. Я, как все нормальные люди, был поклонником Высоцкого, с его песнями я был знаком с конца шестидесятых годов, а Люся рассказывала об активных телефонных переговорах Володи с Мариной. Мне все это было интересно, и Люся предложила: «А хочешь, я тебя с ним познакомлю?» – и в Театр на Таганке обещала сводить. Надо сказать, что и познакомиться с Высоцким для меня было из области фантастики, и в театр попасть, куда билетов не купить, – тоже… В общем, мы договорились, и когда я вернулся весной, созвонился с Люсей…

И вот мы с ней встретились, пошли в театр, и там она познакомила меня с Высоцким. Сами понимаете, что для обычного человека значило такое знакомство… Володя был очень обаятельный человек, это понятно: актер все-таки известный, но и общительный очень – говорит, не пропадай, телефонами мы обменялись. Я рассказал про НИИ Радио. Спутниковая связь… и так далее… Володя все мои рассказы впитывал как губка – для него это вообще любимое занятие было, у него всегда была склонность ко всяким вещам, которые он не знает, интерес к науке, технике, профессиям разным… С тех пор мы стали общаться довольно часто.

Потом, через несколько месяцев, точно не помню, я предложил Володе датъ концерт у нас в НИИ Радио. Он говорит: «Нет проблем, пожалуйста». Таким образом был организован этот концерт – вернее, их было два. В первый раз полностью, битком зал был забит, человек четыреста пришло, и не хватило мест, а там из министерства просились, вот и пришлось второй организовывать. Тогда концертов официальных Володя давать не мог, и они организовывались как «творческие встречи» и, разумеется, не афишировались особенно. Хотя партком держал ушки на макушке, тем не менее они противодействия не оказывали. Партком парткомом, а Высоцкий Высоцким. И вот концерты состоялись. Я, конечно, видел неоднократно Володю в театре, но на концертах он просто гипнотизировал зал. Его воздействие на аудиторию было невероятным. За все время нашего знакомства с Высоцким я побывал, наверное, на десятках концертов. В другие закрытые институты его возил, и когда мы писали с ним пленки почти каждый день, я его много видел, мы были в простых отношениях более-менее, но это было настолько завораживающе, гипноз какой-то.

После Кубы я купил первый стереомагнитофон, AIWA катушечный, большой, и когда Володя узнал, что я радиоинженер и разбираюсь в звукозаписывающей аппаратуре, микрофонах, возник разговор. Он говорит: я к тебе заеду посмотреть, повидаемся, может быть, чего и запишем. И мы договорились на какой-то день. Ко мне пришли два близких моих друга, я жил тогда на Обручева, в комнате десять метров в двухкомнатной квартире с соседкой, но соседки, слава богу, дома не было. Володя приехал в двенадцать ночи примерно после спектакля, и до двух часов мы записывали. Песни были новые в основном. Володя пел, и мы слушали сразу, как записали, – ему очень понравилось, видимо, он на такой аппаратуре не писал раньше. Что-то ему не понравилось, помню, в песне «Переворот в мозгах…» – там был какой-то куплет в конце, которого я не слышал потом. Вот я жалею, что ее стерли. А поверх он сразу записал что-то другое. И мы записали, по-моему, десять песен. И когда он уехал, мы уже, конечно, это всё опять крутили, сидели до утра, и соседи в доме вызвали милицию – сказали, что там вот Высоцкий орет всю ночь. А это уже магнитофон был.

Потом мы с ним в театре часто встречались, он на спектакли приглашал. Я на Матвеевской у него часто бывал, когда он там жил, и к маме его мы с ним приезжали на улицу Шверника. Не знаю почему, но как-то мы с ним быстро не то чтобы сдружились, но, по крайней мере, он к себе допустил. Много с кем довелось познакомиться у Володи: с Севой Абдуловым, например, с актерами Театра на Таганке – с Бортником, Дыховичным, Хмельницким, Филатовым.

Второй раз мы писали уже дома у Володи на Матвеевской. Я попросил своего товарища одного привезти специально из Японии систему, Володя за нее деньги заплатил – всё как положено. И вот тогда или, скорее, во время первой записи возникла идея, что надо все записать. Это была моя идея. Володя говорит, что да, конечно, это хорошо, но на что? И вот после купили эту технику – магнитофон «Акай», «Пионер» – там был усилитель, колонки – ему это жутко нравилось. Аппаратура была очень хорошая.

В первый раз пленка была записана у меня. А дальше как бы пошло продолжение – на его аппаратуре дома у него. Писали мы всегда вдвоем – он никогда сам не писал.

Но несколько условий мы оговорили. Первое – что я буду хранить архивы. Второе – что эти архивы дома у Володи не могут быть, потому что украдут – совершенно даже нет вопросов. Поэтому я приходил со своими пленками и записывал. И уносил. Всё, что ему нужно было, я, естественно, переписывал. Он иногда просил для кого-то сделать. Это было нечасто. Промыслову в Моссовет, например, когда вопрос решался с квартирой. Для Марины писал. Еще кому-то из ребят писал. Мне сейчас трудно вспомнить…

Репертуар он всегда определял сам. Я его, например, просил песни из «Вертикали» записать, а он сказал: «Нет, то, что записано на студиях, для фильмов, писать не будем». Ну не будем так не будем. Не писал он, конечно, чужих вещей. Хотя некоторые песни других авторов он когда-то пел в компаниях, на концертах даже, объявляя, что это не его песня, – например, «Бабье лето» Игоря Кохановского. Но это мы не писали. И в общей сложности, как я помню, мы записали около четырехсот песен.

Поначалу разгон был хороший, а потом у него как-то энтузиазм спал… Он был все время занят. То на съемках, то театр… Он сам говорил: «Давай запишем!» Я деликатно просил выбрать время. Дергать, конечно, не мог, не в тех отношениях мы были. Потом он много ездил по Союзу с концертами, зарабатывал деньги, на Марину хотелось произвести впечатление. Он очень хотел все-таки чувствовать себя человеком независимым. Дом этот, строительство, дача у Володарского, там много чего было. Накладывалось все. И естественно, тормозило процесс.

Писали не более десяти вещей за один раз. Трудно, он пел, уставал. Когда писали, мы же не думали, что всё это кончится. Как это могло кончиться? Писали, чтобы был архив. Даже не архив, а такая базовая коллекция, он об архиве не думал, он хотел, чтобы был комплект хорошо записанных вещей. С которых можно, вот как он скажет, – Промыслову или для Марины – сделать запись, для матери, для отца.

И в то время у него уже пошли в Париже записи и начали выпускать пластинки.

Потом появилась у Бабека сумасшедшая аппаратура, с моей просто несоизмеримая, – у него она стояла на даче в Барвихе. Там был каминный зал с огромными колонками киловаттными. А в смежной комнате сзади стояла эта вся аппаратура. Тогда это было очень круто. И Бабек его немножко записал. Володя начал и у Шемякина записывать… Он писал и у Саши Митты. Потом оркестр Гараняна. Мы тогда ездили с ним на студию, когда он записывал с оркестром. Потом пластинка вышла. Это был, конечно, прорыв серьезный.

Мы записывали все время. Я не помню сейчас, когда процесс остановился, потому что общение все равно шло. Марина приезжала, он просил что-то помочь, с матерью с его иногда отвезти куда-нибудь что-то передать. Жизнь – она ведь не только эти записи…

Володя всегда поздравлял меня с днем рождения, а вот его день рождения был таким закрытым делом, он вообще скрывался все время в эти дни. Но один раз я ему подарил гитару на день рождения. Была гитара такая черная, он есть с ней на фотографиях. Я купил ее в комиссионном магазине на Садовом кольце, «Музыкальные инструменты» знаменитые. Семиструнная гитара рублей за девяносто – по тем временам немалая цена. Володя просто обалдел. Он сразу понял, что это ручная работа. Так он был доволен, и мне было очень приятно. Потом он Петру ее отдал, по-моему, Марининому сыну.

Саша Репников в то время появился. Он был поклонник творчества Высоцкого сумасшедший абсолютно, просто, наверное, как все мы, он тексты собирал и сборники эти печатал. Он у меня что-то брал слова уточнять, потом сделал первый сборник, дал Володе, тот его читал, правил и потом, конечно, этими текстами пользовался.

Мы с ним были как-то у Люси Орловой на междугородной станции телефонной, по-моему, на Таганке, он пел для связисток и сказал, что сейчас Алла Пугачева должна приехать. Но она не приехала тогда, он, извинился и пел второе отделение. А связисткам все равно, они и рады были. Тогда и Пугачеву никто не знал, она только начинала.