Дорога доблести - Роберт Хайнлайн

Понимаете, здесь у меня не было другой возможности делать Стар подарки, кроме как изготовлять их собственными руками. Так я и поступил. Я стал делать бижутерию из настоящих камней, изучая основы мастерства (разумеется, с помощью экспертов), заказывая богатейшие наборы камней, набрасывая собственные рисунки и отсылая камни и рисунки настоящим ювелирам для окончательной обработки.

Я знал, что Стар обожает бижутерию, знал, что в этой любви есть нечто пикантное — не в том смысле, чтоб получать удовольствие от нарушения каких-то табу (ими тут и не пахло) — а просто она любила пускать пыль в глаза, подчеркнуть то, что в этом и не нуждалось.

Вещички, которые я придумывал, были бы вполне на месте во французском ревю, с той разницей, что мои делались из настоящих драгоценных камней. Сапфиры и золото очень подходили к белокурой красоте Стар, и я ими пользовался широко. Но ей шли и другие цвета, поэтому я не отказывался и от прочих камней.

Она была в восторге от моей первой попытки и надела украшения в тот же вечер. Я очень гордился этим. Идею я извлек из воспоминания о костюме, который носила участница стриптиза во франкфуртском ночном клубе, куда я попал в день демобилизации из армии. Набедренная повязка, прозрачная длинная юбка с разрезом на одном из бедер и покрытая блестками (вместо них я взял сапфиры), а также штука, которую трудно назвать бюстгальтером скорее, нечто, лишь подчеркивавшее естественные формы — состоявшая из одних драгоценных камней, соответствовавших диадеме в волосах.

Стар очень радовалась и этой, и другим вещицам, которые за ней последовали.

Но вскоре я заметил кое-что. Я же не настоящий дизайнер ювелирных изделий и конкурировать с профессионалами, которые обслуживают богатеев Центра, естественно, не мог. Я понял, что Стар надевает мои поделки лишь потому, что это мои подарки, точно как мама пришпиливает на стену рисунок своего малыша, принесенный им домой из детского садика.

На этом мое увлечение и кончилось.

Сосуд с драгоценными камнями пылился в моем кабинете уже несколько недель. Яркие опалы, сардониксы, сердолики, бриллианты, бирюза, рубины, лунные камни, гранаты, изумруды, сапфиры, хризолиты и многие другие, для которых нет названий на английском языке. Я пропускал их сквозь пальцы, любуясь игрой разноцветных огней и чувствуя себя все более несчастным. Интересно, сколько стоят эти прелестные камешки на Земле? Вероятно, миллионы долларов.

Я их даже не запирал на ночь. А ведь я — тот самый парнишка, который когда-то бросил колледж из-за отсутствия денег на оплату учёбы и гамбургеров на обед.

Я отодвинул камни прочь и подошел к окну. У меня было окно, так как я сказал Стар, что кабинет без окон мне не нравится. Это случилось сразу же после нашего приезда, и только спустя несколько месяцев я узнал, сколько зданий пришлось снести, чтобы доставить мне удовольствие. Я-то думал, что они просто пробьют в стене окно.

Вид был чудесный — скорее парк, чем город, прекрасные здания не громоздились друг на друга, а были разбросаны в беспорядке. Трудно было поверить, что город этот по размерам не уступает Токио. Его инфраструктурный костяк не был виден, а население работало чуть ли не в другом полушарии планеты.

Слышался шум — слабый как гудение пчел, отдаленно напоминавший приглушенный гул Нью-Йорка, говоривший о том, что вокруг меня живут люди, у каждого из которых есть работа, есть цель, есть своя функция.

А моя функция? Консорт!

Жиголо!<Жиголо — наемный танцор, сутенер.>

Стар, сама не подозревая того, ввела проституцию в мир, который до того её не знал. В невинный мир, где мужчины и женщины ложились в постель вместе только потому, что им этого хотелось.

Принц консорт — не проститутка. У него есть работа, часто очень утомительная — он представляет свою супругу, он присутствует при закладке зданий, он произносит речи. Кроме того, у него есть обязанность быть королевским производителем — следить, чтобы королевская порода не вымерла.

У меня ничего подобного не было. Даже обязанности развлекать Стар черт побери, да в радиусе десяти миль от меня найдется не менее миллиона мужчин, которые с радостью ухватятся за такой шанс.

Предыдущая ночь была плохая. Она плохо началась и перешла в одну из тех утомительных постельных конференций, которые бывают у всех супружеских пар и которые гораздо хуже приличного скандала. У нас как-то был такой очень домашний, какой бывает у тружеников, замученных начальством и счетами.

Кроме того, Стар сделала то, чего никогда не делала — внесла в дом свою работу. В виде пяти человек, имеющих отношение к какой-то межгалактической склоке, я так и не узнал к какой, так как спор продолжался несколько часов, и иногда они говорили на незнакомом мне языке.

Меня они начисто игнорировали, будто я мебель. На Центре людей редко представляют, и если вы хотите с кем-то заговорить, вы говорите ему «лично» и ждете. Если вам не ответят — отходите. Если вам ответят — обменяетесь биографическими данными.

Никто из них ничего подобного не сделал, а уж я и подавно. Раз уж они пришли в мой дом, то это их обязанность. Они же вели себя так, будто это не мой дом.

Я сидел как Человек-Невидимка и все больше распалялся.

Они доказывали что-то свое, Стар слушала. Вдруг она позвала своих служанок, и они стали её раздевать и причесывать. Центр — не Америка. У меня не было причины считать себя шокированным. То, что Стар делала, было грубостью по отношению к ним, она показывала, что относится к ним как к мебели (она, значит, оценила их поведение со мной).

Один из них сказал обиженно:

— Ваша Мудрость, я хотел бы, чтобы вы выслушали нас, как обещали (я расширительно передаю их жаргон).

Она холодно ответила:

— Только я одна могу судить о своем поведении. Больше никто.

Верно. Она могла судить о своем поведении, они — нет. И, подумал я с горечью, я — тоже нет. Я злился на неё (хотя и понимал, что это мелочь) за то, что она вызвала служанок, за то, что готовится ко сну в присутствии этих болванов, и я намеревался ей сказать, чтобы такое никогда не повторялось. Потом раздумал.

Вскоре Стар оборвала их:

— Он прав. Вы — неправы. Так и делайте. Уходите.

И все же я решился затронуть этот вопрос под соусом возражения против приглашения в наш дом «деловых» людей.

Однако Стар нокаутировала меня с ходу. В ту же минуту, когда мы остались одни, она сказала:

— Любимый, прости меня. Я согласилась выслушать этих глупых путаников, а дискуссии длились бесконечно, и тогда я подумала, что дело кончится быстрее, если я вытяну их из кресел, заставлю постоять и дам понять, что мне все это надоело. Я и не предполагала, что они снова сцепятся здесь и что пройдет столько времени, прежде чем я ухвачу смысл разногласий. А я знала, что если перенести дело на завтра, оно опять затянется на долгие часы. Сама проблема очень важна, и оставлять её без решения нельзя. — Она вздохнула. — Но этот ужасный человек… И вот такие пролезают на самый верх! Я даже подумала не устранить ли его физически, а вместо этого пришлось ему же поручить исправление собственных ошибок, иначе та же ситуация могла возникнуть заново.