Пути Предназначения - Влада Воронова

Сожаления о несбывшемся пригодны только для людей, а теньму номер четырнадцать они не нужны.

Однако избавительное опьянение не приходило, алкоголь не брал.

— Ещё, — велел Клемент бармену. Тот подал новую порцию.

Бокал накрыла детская ладошка. На соседней банкетке сидел Мигель.

— Не надо пить, — попросил он. — Пожалуйста.

— Ты что здесь делаешь? — строго спросил Клемент. — Детям сюда нельзя. И мама будет беспокоиться, что ты ушёл так далеко от дома один.

— Не будет. Ей всё равно, — как о давно привычном и потому естественном ответил Мигель.

Посмотрел на Клемента и спросил:

— Вы правда мой дядя?

Клемент протянул ему паспорт.

— Нет, — спрятал руки за спину мальчишка, — вы сами скажите — вы по правде мой дядя?

Клемент посмотрел на него с интересом. Мальчик гораздо умнее, чем положено в десять лет. Уже знает, что документы и кровная связь могут ничего не значить.

Внешне Мигель нисколько не похож на отца с дедом. Прямые чёрные волосы, карие глаза, кожа смуглая. Настоящий потомок рода Кван, к которому принадлежит мать Мигеля. От Алондро в нём нет ничего. «Оно и к лучшему», — подумал Клемент, убрал паспорт и сказал:

— Я отведу тебя домой.

— Домой надо совсем вечером, — ответил Мигель. — Когда этот заснёт.

— Ты об отце? — уточнил Клемент.

— Он мне не отец! Он сам сегодня сказал!

— Замолчи, — приказал Клемент. — Хороший сын не повторяет даже отцовские слова, если они оскорбляют мать.

Мигель спрыгнул с банкетки, отбежал на два шага и выкрикнул:

— Ну и пусть оскорбляют! Я её ненавижу!

Клемент сурово посмотрел на племянника.

— Нельзя так говорить о матери!

Мигель испуганно сжался, ожидая затрещины. Но не ушёл. Хотя и мнения своего менять не собирался.

— За что ты её ненавидишь? — спросил Клемент.

— Она всё делает как скажет он. Когда он сказал, что надо утопить Пекаря, она бросила его в дождевую бочку и крышкой закрыла. Пекарь так плакал, хотел вылезти! А она…

— Какой ещё пекарь? — не понял Клемент. — Кто это?

— Котёнок. Сам рыжий, а на животе и на голове белые пятна — как фартук и шапочка. И передние лапки белые, как будто в муке. Я его здесь нашёл, на заправке. Пилоты говорили, что он похож на пекаря. Я и назвал его Пекарь. А этот… Он сказал, что котят только в грязных крестьянских халупах держат. Тогда она бросила Пекаря в бочку. Он плакал. Так, как люди плачут. Кричал. Крышку царапал. Ему было очень больно?

— Это быстро закончилось, — ответил Клемент. Он положил на барную стойку деньги, подошёл к племяннику. — Тебе нельзя здесь оставаться. Пойдём.

Мальчик послушно шёл следом. Клемент чувствовал его разочарование и обиду. «Он ждал от меня чего-то. А я обманул ожидание. Но что я мог сделать? Воскресить утопленного котёнка?»

— Через час я уезжаю, — сказал Клемент вслух. — Далеко.

Мигель не ответил.

Они вышли из кафе в фойе гостиницы. Клемент взял у портье ключ.

— Номер оплачен до утра. Можешь подождать там, пока дома всё успокоится.

— Нет! — метнулся в сторону мальчишка.

— Я туда не зайду, не бойся, — усмехнулся Клемент. — И никто не зайдёт. На двери есть задвижка, ты можешь закрыться изнутри. Ну так что, берёшь ключ?

Мигель смотрел настороженно. Клемент вернул ключ портье.

— Я передаю свой номер вот этому юному джентльмену.

Портье бросил на Мигеля равнодушный взгляд, кивнул и вновь вперился в стереовизор — там показывали гладиаторские бои.

Клемент выбрал кресло в уголке фойе, сел, удобно откинулся на спинку, полузакрыл глаза. Дурацкий сегодня день. Даже напиться в хлам, и то не получилось. «Кстати, а я вообще когда-нибудь напивался? Ни разу. Пусть это не то событие, которым можно похвастаться, но оно присуще миру живых. Я же так и остался тенью».

Подошёл Мигель.

— У вас тоже утопили котёнка, досточтимый? Я знаю, что бабушка и дедушка Алондро были не очень добрыми.

Клемент посмотрел на Мигеля, усмехнулся невесело:

— Да, добрыми они не были, что верно, то верно… А бабушка и дедушка Кван? Они добры с тобой?

— Они с нами не разговаривают. Ведь они диирны, а Диего Алондро всего лишь даарн. Когда Бланка вышла за него замуж, Диего думал, что тоже станет диирном. Но Кваны лишили Бланку родового имени. За это Диего её и бьёт. Не только за это, за всякое другое тоже, но чаще всего за это. — Мигель с настороженностью и опасением посмотрел на Клемента. — Он… Ну этот… Диего… Он хочет отобрать у вас имя.

— Я перестану быть даарном, — сказал Клемент. — И досточтимый господин Мигель сочтёт недостойным разговаривать с простокровкой.

— Нет! — замотал головой Мигель. И спросил умоляюще: — Ведь вы всё равно останетесь моим дядей, правда?

Клемент посмотрел на Мигеля с удивлением.

— Зачем тебе это?

Мигель не ответил, только подошёл на шаг ближе.

— Ты говоришь, что ненавидишь Бланку Алондро, — сказал Клемент.

— Ненавижу.

— Тогда зачем ты её защищал?

— Мужчина, который бьёт женщину, уподобляется шакалу. Мужчина, который допускает, чтобы при нём били женщину, становится гнилым слизняком.

Клемент растерянно посмотрел на Мигеля.

— Кто тебе это сказал?

— А разве он соврал?

— Нет, — тихо проговорил Клемент. — Не соврал.

Мигель подошёл ещё на шаг, бросил на Клемента быстрый короткий взгляд и опустил глаза.

— Зачем я тебе? — спросил Клемент. — Ты же совсем меня не знаешь, первый раз в жизни увидел. У меня ничего нет — ни дома, ни лётмарша, ни даже собственной одежды. То, что на мне, взято напрокат. Я никто. Появился, исчез и следа не осталось.

Мигель крепко обхватил его руками, прижался всем телом. Клемент вдохнул его запах. От Мигеля пахло детским мылом, фруктами и шоколадом. Клемент погладил мальчика по волосам. Мигель прижался ещё теснее. Клемент подхватил его на руки и посадил к себе на колени.

Впервые в жизни Клемент обнимал ребёнка. Пусть Мигель крепкий и рослый для своих лет, но всё равно — такое маленькое хрупкое тело. Лишь нажать чуть сильнее и кости хрустнут как веточки. При мысли, что неловким движением он мог причинить Мигелю боль, Клемента бросило в дрожь.

Но ничего страшного не случилось, Мигель по-прежнему прижимается к нему, обнимает. И ждёт, когда Клемент сам обнимет его покрепче.

Клемент слышал, как у него под ладонью стучит сердце Мигеля. Крохотная искорка жизни. Но перед её сиянием поблекнет любое солнце. «У меня есть только Светоч, — подумал Клемент. — А у Диего — истинный свет. Такой, который не превращает в тень, а наоборот, помогает самому стать светом. Диего не понимает, как ему повезло. Почему судьба так благосклонна к тем, кто не способен оценить её милость?»