Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус

Ни о чём не подозревавшую княгиню неожиданное открытие привело в немалое замешательство. Тень озабоченности легла на её лицо, красивый овал которого, только что округлившийся от весёлых мыслей, теперь вытянулся, и линия ото лба до подбородка удлинилась на добрый дюйм.

— Безумец, — воскликнула она, — как можете вы обещать сердце даме, о которой ничего не знаете, — жила ли она когда-нибудь, современница ли ваша и может ли ответить любовью на вашу любовь? Впрочем, ваше предчувствие не обмануло вас. Этот портрет не плод воображения художника и не памятник прошлому. Перед вами одна, очень милая, девушка. Зовут её Каллиста. Ах, когда-то Каллиста была моей любимой дочерью. Теперь же она несчастна и заслуживает только сострадания. Бедная девушка никогда не сможет стать вашей. В её груди пылает негасимое пламя любви к одному негодяю, обманчивых сетей которого ей хватило мужества избежать. И хотя их разделяет расстояние во многие сотни миль, Каллиста любит его и оплакивает свою судьбу в монастырском уединении. Никогда она не сможет полюбить другого.

Фридберт прикинулся потрясённым этой необычной историей, а сам в душе был очень рад, что открыл местопребывание любимой. Но ещё большее удовольствие доставило ему полученное из уст матери неопровержимое свидетельство любви принцессы к его скромной особе. Он не преминул расспросить бесхитростную даму о странном романе её любимой дочери, и княгиня, уступая его показному любопытству, рассказала историю, из которой ему ничего не стоило извлечь зёрна истины.

— Каллиста, — начала она свой рассказ, — гуляла однажды вечером на берегу моря в обществе сестёр. Им захотелось пройтись по незнакомым местам, и они вышли за пределы надёжной каменной ограды дворца. У берега, за холмом, в это время стоял на якоре разбойничий корабль. Беззаботные девушки не чувствовали никакой опасности. Вдруг, из-за кустов выскочил разбойник. В то время как быстроногие сёстры бросились бежать, разбойник схватил оробевшую от испуга Каллисту и на руках унёс на корабль. Тысячью ласк, он старался завоевать её любовь. В конце концов, ему удалось прокрасться в сердце девушки, и та, забыв своё достоинство и происхождение, уже готова была вступить с коварным разбойником в неразрывный союз. Но, когда при попутном ветре корабль пристал к берегу, она вдруг подумала о родине, о материнских слезах и, послушавшись голоса разума, как только представился случай, бежала из неволи. Однако неодолимая страсть, успевшая овладеть ею, следовала за ней по пятам на суше и на море и, оставив глубокий след в её сердце, вытеснила все остальные радости, свойственные юному возрасту. Скоро уж угаснет огонь в её истомлённых глазах, и она унесёт свою боль в могилу, которая заменит ей брачные покои.

— Ну, тогда её могила должна стать и моей, — воскликнул Фридберт. — Моя жизнь в моих руках! Кто может помешать мне умереть вместе с прекрасной Каллистой? Я только прошу вас, окажите мне единственную милость и похороните меня рядом с ней, — пусть моя тень оберегает её могилу. Но прежде позвольте мне сделать Каллисте признание в том, что я избрал её дамой сердца, и исполнить данную мною клятву, — передать ей как залог моей верности это кольцо, которое вы сможете тогда получить из её рук.

Мать Зоя была так тронута душераздирающим любовным объяснением Фридберта, что не удержалась от слёз. К тому же ей очень дорого было любимое кольцо, поэтому она не могла отказать молодому рыцарю в его просьбе. Княгиня опасалась только, что девушка, находясь в таком угнетённом состоянии, не захочет принять столь рискованный подарок. Но Фридберт убедил её, что по самым строгим понятиям такая скромная рыцарская галантность ни к чему не обязывает даму и нисколько не повредит её первому увлечению. Итак, она согласилась выполнить эту просьбу и написала настоятелю монастыря записку, в которой предписывалось предоставить её предъявителю аудиенцию у тоскующей Каллисты.

На другой день, рано утром, Фридберт, одолеваемый надеждой и сомнением, пришпоривал коня, торопясь поскорее узнать, какой приём ему окажет любимая. А пока, по всем признакам, можно было предположить, что она простила ему похищение покрывала. С бьющимся сердцем, он вошёл в девичью келью. Девушка сидела на скамье в стороне от двери. Её вьющиеся волосы спадали на плечи и были небрежно перехвачены голубой лентой. Отрешённый взгляд и выражение лица, казалось, выдавали глубокое горе. Белоснежной рукой она подпирала голову.

Сначала Каллиста не обратила внимания на вошедшего, но, услышав, как тот опустился на колени, подумала, что приехал посланец от матери с каким-то более важным делом, чем утреннее приветствие и не просто для того, чтобы справиться о её здоровье.

Она подняла прелестные глаза и узнала лежащего у её ног чужестранца. От изумления и неожиданности Каллиста вздрогнула, словно почувствовавшая опасность пугливая серна.

Фридберт с жаром схватил её нежную руку, но она с гневом оттолкнула его.

— Уходи прочь, обманщик! — воскликнула девушка. — Довольно того, что ты один раз обманул меня, второй раз тебе это не удастся!

Фридберт знал, что при встрече предстоит нелёгкий поединок, и всё же надеялся найти путь к сердцу прекрасной Каллисты. С обычным для влюблённых даром убеждения, он принялся оправдывать своё плутовство любовью к ней, а поскольку ничто не прощается легче, чем обида, нанесённая от беспредельной любви, то с каждым новым кругом защиты гнев девушки постепенно смягчался. Как только Фридберт заметил, что его доводы и красноречивые объяснения нашли доступ к сердцу любимой, то перестал опасаться, что она ускользнёт от него в дверь или в окно. Он уже доказал свою верность, последовав за ней из далёкой Швабии сюда, на Цикладские острова, а та решимость, с какой он, по его словам, готов был отыскать свою возлюбленную даже на краю света, завоевали ему наконец полное прощение. Каллиста призналась Фридберту во взаимной любви и дала торжественное обещание разделить с ним жребий его жизни.

Победа, достигнутая после стольких трудностей, привела влюблённого рыцаря в неописуемый восторг. Счастье его было безграничным. Упиваясь блаженством, в сопровождении любимой, он поспешил в замок матери Зои.

Княгиня чрезвычайно удивилась, когда в её комнату с весёлым лицом, на котором не было и следа прежней грусти, вошла Каллиста, навсегда покинувшая мрачные стены монастыря. Немного не доставало, чтобы на Фридберта опять пало подозрение в колдовстве, особенно после того, как мать услышала из уст влюблённых об их желании заключить нерушимый союз на всю жизнь. Ей и в голову не могло прийти, что странствующему рыцарю удастся завоевать сердце Каллисты, ибо, по её твёрдому убеждению, более ранний претендент уже вступил во владение им и, пользуясь правом первого завоевателя, разжёг в нём огонь, как в собственном очаге.

Хотя Фридберт и пользовался особым расположением княгини, этого было недостаточно, чтобы преодолеть её предубеждение, касающееся родословной будущего зятя. Прежде чем дать согласие на брак, она потребовала от счастливого рыцаря доказательств его дворянского происхождения.

Как и повсюду, в Наксосе имелись генеалогические кузницы, где можно было без труда отковать себе бронзовую генеалогическую таблицу такой длины и ширины, какие требовались для соблюдения необходимых формальностей. Поэтому Фридберт, после недолгих размышлений, приписал себя к знатному роду. Ведь любовь, считал он, соединяет равного с равным, а не галку с орлом или сову со страусом. К тому же шпага была достойным свидетельством его благородного происхождения, что он готов был доказать кому угодно.

Зоя не нашла возражений против законности предъявленных доказательств, особенно когда убедилась, как благотворно повлияла любовь чужестранца на прекрасную Каллисту. Обычно в таких случаях умная мать, если она не хочет нарушить золотой семейный мир, отказывается от своего материнского права вмешиваться в сердечные дела любимой дочери и не прекословит её выбору.

Каллиста «произвела» честного Фридберта в одного из тетрархов Швабии с таким же правом, с каким святой престол епископа предоставляют неверному, и под этим блестящим титулом повела счастливого принца к алтарю, где получила от него заветное кольцо, каковое на следующий день после свадьбы передала матери.

Вновь испечённый тетрарх не видел больше причин скрывать от тёщи-княгини историю кольца, полученного им в наследство от отца Бено, и чистосердечно рассказал всё о достойном отшельнике. Зоя ответила откровенностью за откровенность и призналась, что намеренно оставила кольцо в перчатке у Лебединого озера. Отец Бено, добавила она, правильно понял тайный смысл этого знака, и не от неё зависело дальнейшее посещение озера. Супруг-тиран, узнав от болтливой кузины, сопровождавшей её тогда, о случившемся, так рассвирепел, что тотчас же овладел покрывалом и в порыве ярости разорвал этот чудесный дар природы на мелкие кусочки. По этой причине возвращение к источнику фей стало для неё невозможным. Рассказ о трогательном постоянстве верного отшельника доставил ей большое удовольствие и вызвал нежное воспоминание о добром человеке. То, что сам Бено дал повод к похищению покрывала дочери, и что это в конце концов принесло влюблённым счастье, ускорило полное прощение Фридберта добросердечной дамой, а его швабская преданность человеку, память о котором она пронесла через всю свою жизнь, снискала у неё глубокую признательность и дружеское расположение.