Когда струится бархат - Элизабет Чедвик

— Это и корона, и герцогство, — тихо промолвил Фульке, не отрывая глаз от сына.

— Мне это не нужно. — Джоффри отбросил в сторону пергамент. Голос его дрожал.

— Думай головой, малыш, а не сердцем. Более выгодного предложения у нас не будет даже через сто лет.

Полностью утратив самообладание, Джоффри превратился в напуганного неопытного юнца. От растерянности и злости он грубо обругал отца, в ответ на что Фульке несколькими решительными шагами подскочил к сыну и наотмашь ударил его по лицу.

— Пошевели мозгами, глупый щенок! — взорвался граф. — Подумай, какая власть лежит перед тобой! Женщина — только средство для достижения цели. Боже правый! Да если тебе удастся оставить семя в ее животе, после этого ты сможешь гулять где угодно и с кем угодно! Воистину, провести несколько ночей в постели Матильды — просто смехотворная плата за то, что ты получишь потом!

Джоффри утер струйку крови в уголке рта, посмотрел на кровавое пятно на руке и перевел взгляд на отца. Грудь юноши лихорадочно вздымалась, в глазах блестели слезы. Но молодой человек уже овладел собой. Отвернувшись, тяжелыми шагами прошел к узкому окну и уткнулся головой в стену. Одна из собак поднялась с пола и подошла к Джоффри, тыкаясь мокрым носом в его бедро. После недолгой паузы юноша провел по глазам рукавом, отороченным мехом, и тяжело вздохнул. Не оборачиваясь, он промолвил:

— Ты же сам говорил мне, отец, что Генрих Английский — это паук, ткущий сети для поимки людей. Зачем же нам попадаться в его ловушку?

— А тебе разве не понятно? Да потому что мы сами — такие же пауки. — Фульке пересек комнату, приблизился к сыну и крепко стиснул его плечи. — А вообще-то такие вопросы лучше обсудить наедине.

Адам допил свое вино и поднялся. Движения были спокойные и размеренные, поэтому нельзя было сказать, что предостерегающие слова графа Адам воспринял как повод удалиться.

— С вашего позволения, милорды, мне пора.

Фульке оглянулся и кивнул.

— Да, оставьте нас одних. — Граф даже попытался улыбнуться. — Сами видите, новость застигла нас, мягко говоря, врасплох.

Обри и солдаты эскорта, кроме тех, кто сопровождал Хельвен, ожидали его у конюшен. Игра в кости была в самом разгаре, из рук в руки переходила фляжка с вином, а вместе с ней хихикающая служанка с кухни.

Адам набросил накидку и направился через двор.

— Как только вы закончите, джентльмены… — насмешливо бросил он на ходу.

Тьери хитро улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы, и поспешно убрал кости в карман.

— Все равно я проигрывал, — пробормотал он, поднимаясь. Жилистый и легкий, он был примерно на две ладони ниже своего хозяина. Тьери схватил девушку за руку, что-то прошептал ей на ухо и, шлепнув на прощание по ягодицам, услал прочь.

Адам, уже положивший руки на шею коня и поставивший ногу в стремя, выждав несколько мгновений, сурово предупредил:

— Ты проиграешь вдобавок и недельное жалование, если не прекратишь свои замашки.

Тьери наклонил голову, гадая, воспринимать ли услышанное как серьезную угрозу или обычную шутку, но на всякий случай подобрался и сделал серьезный вид. Лихо откозыряв, Тьери бегом пустился к своему коню и безупречным прыжком вскочил в седло.

— Готов в путь, мой господин, — громко объявил он, гордо выпятив грудь и чем-то напоминая в этот момент воробья.

— Оставь свою удаль на завтра. Молодой Джоффри организует учебный бой, мы будем драться за анжуйцев.

— Учебный бой! — Хельвен бросила на кровать гребень из слоновой кости, резко повернулась к мужу, обдавая его волной рыжих волос, и удивленно вскрикнула: — Ты совсем сошел с ума!

— Когда я на коне, Варэну со мной нечего тягаться. Согласен, на Рождество, когда мы оба были на ногах, мне пришлось туговато. Верхом — совсем другое дело.

— Ты серьезно полагаешь, что Варэн станет биться по вашим дурацким правилам?

— Пойми, Хельвен, я действительно хочу участвовать в этом бою.

Помедлив, начал подыскивать слова, способные выразить те чувства, которые он испытывал, чувства, идущие не от разума, а от сердца, заряжавшего его задором и храбростью.

— Это все… о, даже не знаю, как тебе объяснить. Это просто есть во мне, от воспитания, от рождения, что ли, но это где-то в крови, в сердце, всюду. Вот возьми меч, он всегда останется мечом, хоть ты его весь покрой позолотой. — Говоря, Адам, жестикулировал, и Хельвен видела жесткие твердые мозоли на его ладонях — свидетельство долгих упорных занятий с оружием. Она обратила внимание и на широкий белый шрам, оставшийся на ладони от старой раны и пересекавший линию жизни. — Тем более все ждут моего участия, даже если бы я сам и не испытывал особого желания. Ведь на карту брошена не только моя честь, но и честь нашего короля, Генриха!

— Надо же, еще и честь припомнил!

— Да, именно честь! — Повторив столь важное слово, он спокойно наклонился и поднял брошенный женой гребень.

— Варэн даже не знает смысл этого слова! — со злостью бросила Хельвен.

Адам задумчиво провел пальцем по зубьям гребня.

— Не обязательно. Он просто забывает о нем в тех случаях, когда нужно сделать выбор между честью и своими желаниями. А потом преспокойно позволяет себе забыть, что с ним вообще был такой грех.

Хельвен в ответ только фыркнула, ничуть не смягчившись.

— Надо ли это понимать, как попытку успокоить меня?

Адам вздохнул.

— Я говорю все это, чтобы ты поняла. Я вовсе не наивен. — Он увлек жену на постель, ласково приглаживая гребнем ее волосы. — Неужели отказ от участия гарантирует мне безопасность? Думаю, это не так. Ловкий удар кинжалом в толпе вполне может решить проблему Варэна. А в бою слева от меня будет Суэйн, справа — Обри, Тьери с Аланом тоже будут рядом. Коль уж это выручало нас множество раз в битвах, нет никаких причин сомневаться — это поможет и на турнире.

Напряжение Хельвен не проходило. Она почувствовала, как ладонь Адама скользит вниз, поглаживая и успокаивая ее. Таковы все мужчины, думала она с презрением. Готовы умереть ради искусства, проявить свою удаль в способах убийства. Еще называют это честью! Просто бойцовые петухи с распущенными перьями, наскакивающие друг на друга. Она вдруг вспомнила жадный блеск в глазах Адама, когда он впервые пришел к ней. В ушах отчетливо послышался смех его ближайших друзей-рыцарей.

Адам повернул к себе лицо жены. Хельвен отвела взгляд, но он заставил ее глядеть прямо ему в глаза.

— Послушай, сладость моя, я постараюсь не сталкиваться с ним, если можно. Могу тебе поклясться, но вовсе не потому, что мне не хочется срубить его голову с плеч — как раз этого я бы хотел больше всего. Просто нельзя допускать, чтобы личная вражда испортила дело, ради которого я здесь. — Адам погладил ее по щеке. — Все будет хорошо, обещаю.