Железо - Генри Роллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то раз во время беспорядков я сидел у своей подружки. Она включает телевизор, идёт программа «Говно в огне». Во, ещё одно массивное возгорание. А потом мельком показывают перекрёсток, весь объятый пламенем. Чистая преисподняя. Похоже, в трёх кварталах от того места, где мы сидим. Мы смотрим в окно и видим чёрные тучи, и пепел влетает к нам прямо с экрана. Как в Помпее в день извержения Везувия. Сейчас нас засыплет вулканической сранью, и канал «Нэшнл Джиогрэфик» снимет о нас документальный фильм. Пятьсот лет спустя мы окажемся полностью законсервированы. Вместе с пломбами в зубах и прочим. Мы слышим полицейские вертолёты. Так близко, что весь дом дрожит. Сущий хаос. Так вот что, значит, происходит, когда горит говно – полиция в небе, в район 213 стягивается Национальная гвардия, повсюду на машинах разъезжают парни, высматривая, что бы ещё спиздить? Что тут сделаешь?
Плюнуть на всё и запереть дверь. А что делаем мы? «Пошли позырим!» И мы побежали вниз на угол. Вот сценарий: мы смотрим на дорогу, а там, само собой, пожарные машины, пламя, дым, вертолёты, солнце садится… по-своему красиво. А с другой стороны – кошмар. Итак, мы стоим, а местные жители тоже толпятся на углах, наблюдают. Через дорогу – музыкальный магазин «Сэм Гуди». Весь из стекла, занимает целый угол, и стекло это повсюду, а под ним – здоровенные плакаты всяких групп. Стоят два парня, охранники в жёлто-коричневой форме, без оружия. Толстенькие такие, а на мордах всегда какая-то тревога прописана. Типа, всё немного вышло из-под контроля. Не парковку же охраняют. «Так, вы стойте на месте, не выезжайте пока». И так восемь часов. «Ладно, все машины по-прежнему на месте. Вот, возвращаю дубинку. Пока». А тут на улице мародёры. Пятеро парней, стоят через дорогу и смотрят на музыкальный магазин. Представьте себе: вы мародёр и стоите перед магазином, полным компакт-дисков и всяких стерео-примочек, а кругом – сплошное стекло. Если вы мародёр и в руке у вас камень, а вокруг никаких легавых, вам захочется этим камнем запустить в окно. Они смотрят на стекло, и у них текут слюнки. Два охранника стараются поддержать то, что в Департаменте полиции Лос-Анджелеса называется «командным присутствием». КП – это когда они тормозят тебя за двойной обгон, а вид у них при этом такой, будто Польшу оккупируют.
– Остановите машину на этой стороне. Выходите. У вас тридцать секунд на исполнение.
– Ладно. Ясный день. Ну, двойной обгон, и что?
– Прошу прощения, офицер?
– Не разговаривать. – Они держат под контролем всю ситуацию, всё в мире в их цепкой хватке. – Ничего не делать. Ничего не говорить. Предъявите удостоверение, регистрацию и страховку, не то отправитесь в кутузку.
Это и есть командное присутствие. И когда вот такая свинья вас свинчивает, вы попадаете в лапы командного присутствия. Итак, эти двое охранников стоят перед музыкальным магазином «Сэм Гуди», всерьёз стараясь выглядеть круто перед компанией парней, которые зарабатывают на жизнь тем, что пиздят разные вещи. Они понимают, что смотрятся не очень убедительно. Охранники подходят к нам, зевакам, и говорят:
– Эй, ребята, мы выбираем всех вас представителями власти, если вы перейдёте улицу и встанете перед магазином «Сэм Гуди». Это ваш район, вы должны его охранять.
Прозвучало довольно неплохо. Но я немножко циничнее среднестатистического человека, на самом деле, я циничнее средних размеров стадиона, полного народу, и я говорю:
– Мужики, у этого парня тут примерно такое же законное влияние, как у любого другого. Ни хуя он не может никого никем выбирать.
Итак, если вдуматься: иди сюда и охраняй свою общину. Перейди через дорогу и встань перед «Сэмом Гуди». Давайте всё расставим на свои места. Вы что, хотите, чтобы я получил камнем в рожу из-за Полы Абдул? Я должен принять на грудь удар монтировкой за Боно? Я что, должен стоять перед огромным листом зеркального стекла и защищать его от огня и от неотёсанной молодёжи, которая хочет прямо через мою голову пробиться к Моррисси? Нахуйнахуйнахуй! Ни один из нас не двинулся с места.
Так что охранники вернулись на свой пост – с немалым отвращением. На другой стороне улицы какой-то молодой человек подбирает проволочную урну и начинает ходить с ней по кругу, словно набирая обороты, а затем перемещается к витрине винной лавки. Видать, хочет метнуть её внутрь. Тут несколько парней с дубинками выбегают откуда-то сзади и кидаются прямо к этому парню. Бегут со всех ног. Думаете, подбегут и скажут: «Прекрати! Что с тобой такое? Ты что, животное? Иди домой!» Нет, они хотят выпустить этому парню мозги из ушей. Я вижу, как парень собирается расколотить витрину, и говорю себе: ну его на хуй, мужик. А хозяин винной лавки такой клёвый, ему ж не хочется, чтобы его витрину били. Если ему повезёт, его лавку просто ограбят, если повезёт, он затарится новым киром, конечно, даже новое стекло в витрину вставит, ещё бы. А если его лавку спалят? Нужно понимать, такие лавочники зарабатывают на жизнь. У них есть семьи. У них есть дети, и они хотят, чтобы дети закончили колледж. Некоторые лавочники, господи помилуй, могут даже оказаться неплохими людьми, они не заслуживают такой срани.
Итак, ребята несутся вовсю за этим парнем, а я себе думаю: ну вас, ребята, тоже на хуй, потому что несутся они за ним со всей дури. Люди у меня за спиной орут: – Лови его! Держи его! Давай! Удирает! Мочи этого ублюдка! И тут я понимаю, что стою среди людей, которые точно так же ёбнуты, как парень с урной и парни с дубинками. Я поднимаю взгляд на крышу своего дома прямо у себя над головой. И там стоит человек с винтовкой. Через секунду меня там не было. Назад, домой. Я не высовывал носа два дня. А когда высунул, то сразу отправился в международный аэропорт Лос-Анджелеса и вылетел на Средний Запад, где у меня были чтения в нескольких университетах. Таксист меня спрашивает, как я хочу ехать в аэропорт. Я предлагаю везти меня по бульвару Ла-Сьенега. По заметным улицам то есть. Хоть какую-нибудь резню посмотрю, узнаю, что происходит. На самом деле ведь не получится ходить и спрашивать: «Простите, вы не собираетесь грабить это место? Можно посмотреть?» В Голливуде есть магазин бытовой техники «Сайло». Его, судя по всему, весь вымели до такой степени, что там осталась одна стиральная машина. Представляете, подъезжает народ на пикапе? Один парень вылезает, а у него спина болит, и четыре других мародёра помогают ему загрузить эту стиралку в пикап. «Эй, погоди, мужик, спину потянешь. Давай поможем. Парни, давайте закинем ему стиралку. Не-не, ты постой, расслабься. А то ещё надорвёшься. У тебя ж вон бандаж. Да ладно, поможем, чего там. Вон, мы тебе ещё пару колонок прихватили. Счастливой поездки! Бензина у тебя хватит? На вот пятёрку, заправишься. Тебе до Чино далеко. Счастливого пути, приятель!» Я еду по Ла-Сьенега, и чем дальше мы едем, тем хуже и хуже. Начинают попадаться разбитые окна, потом сгоревшие лавки, потом сгоревшие автомобили. И видно, что именно эти лавочники делали, чтобы уберечься от налёта. Самое очевидное – надписи «Принадлежит чёрным», но это не сильно помогает, если мародёры не любят негров. Но лавочники шли на что угодно, лишь бы сохранить свои лавки. Портреты Мартина Лютера Кинга в витринах, что угодно. Лучше всего был компьютерный магазин. Компьютерные магазины держат довольно умные люди. На двери компьютерного магазина висел один-единственный кусок фанеры. Он гласил: «Уже ограбили и сожгли. Наверху жильцы». Никто это место не грабил. И не сжигал. Наверху была только крыша. И на крыше никто не жил. Воображаю этих компьютерщиков в подсобке – то ли они застряли в своей виртуальной реальности, то ли просто циничные гении. «Кажется, бунт начинается. Я знаю, я знаю! У нас ещё осталась там фанерка? Так, давай вывешивай, напишем, что магазин уже ограбили и сожгли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});