Москва и москвичи - Михаил Загоскин

Андрей Тихонович. Не о том речь, матушка! Воспитанье-то мы ему дадим, да ведь надобно же и кусок хлеба оставить.

Марья Алексеевна. Ах, Андрей Тихонович, какой вы странный… Да неужели нельзя побывать за границею, не расстроив своего состояния?

Андрей Тихонович. Конечно, можно, да ведь затеи-то у тебя больно велики!.. Дело другое съездить за границу на несколько месяцев, а ты все норовишь прожить там года два или три.

Марья Алексеевна. Другие живут и дольше. Ну, что за радость отправиться в чужие края на несколько месяцев? Не успеем приехать — и ступай назад. Да, по-моему, лучше вовсе не ездить!

Андрей Тихонович. А вот послушай, Марья Алексеевна! Я считал сейчас все наши доходы: в нынешнем году у нас будет всего-навсего с небольшим двадцать шесть тысяч ассигнациями; из них: должно внести в Опекунский совет шесть тысяч рублей, следовательно, чистого дохода останется у нас только двадцать тысяч ассигнациями, да и то, если нам заплатят сполна весь оброк и мы продадим рожь не дешевле шести рублей за четверть.

Марья Алексеевна. По шести рублей! Помилуй, Андрей Тихонович! Уж на что было хуже прошлого года, не знали, куда с хлебом деваться, и все-таки продали по пяти рублей четверть. А теперь слухи хорошие: говорят, что во всех степных губерниях неурожай.

Андрей Тихонович. Нет, Марья Алексеевна, в Тамбовской только всходы были плохие, да и то бог милостив — поправятся.

Марья Алексеевна. Ну, очень хорошо. Положимте, что у нас будет всего двадцать тысяч в год дохода, — так что ж?… Разве этим нельзя прожить целый год за границею?… Ведь там все гораздо дешевле здешнего.

Андрей Тихонович. Дешевле не дешевле, матушка, а говорят, что там живут-то посмирнее нашего. Да это еще ничего, первый год мы проживем кое-как, а второй-то?

Марья Алексеевна. Второй будем жить новыми доходами.

Андрей Тихонович. Новыми! А если новых-то не будет?

Марья Алексеевна. Это почему?

Андрей Тихонович. Эх, Марья Алексеевна! Да разве ты не знаешь, заглазное дело — беда! Коли помещик сам не станет заниматься хозяйством и не будет за всем присматривать, так его как липку облупят. Приказчик и старосты начнут воровать, уборка хлеба будет плохая, умолот бедный, продажа дешевая. Оброчные также станут утягивать, недоплачивать: до барина, дескать, далеко, он за морем! А барин-то и сиди себе на чужой стороне да в кулак посвистывай!

Марья Алексеевна. Все это, мой друг, одни предположения, а я уверена, что хозяйство и без нас пойдет прекрасно. Наш приказчик, Терентий, человек усердный, честный, мы, конечно, во всем можем на него положиться… Душенька, Андрюша!.. Да полно, мой друг, перестань упрямиться, поедем!.. Неужели ты меньше любишь свою жену, чем этот Сусликов? И добро бы, у него жена-то была добрая, а то ветреница, капризная, а он все-таки везет ее за границу!.. И уж подлинно с грехом пополам: чай, душ сто продали? Ну, подумай, Андрей Тихонович, за что ж ты хочешь, чтоб я, добрая, верная жена твоя, краснела даже перед этой кокеткой Сусликовой?… Ты знаешь, я с ума схожу на чужих краях… Эта мысль преследует меня и днем и ночью… Друг мой, жизненочек, душечка… Ну, докажи перед целым светом, что ты меня любишь!.. Поедем!..

Андрей Тихонович. Что будешь с тобою делать!.. Я вижу, тебя ничем не урезонишь.

Марья Алексеевна. Так мы едем! (Бросается на шею к мужу.) Андрюшенька, голубчик мой! Ах, как я рада!.. Ну, что ж, мой друг, уж если ты решился и мы едем за границу, там зачем откладывать? Сегодня же можно послать и в газеты.

Андрей Тихонович. Успеем, матушка!

Марья Алексеевна. Нет, мой друг, чем скорей, тем лучше. Я до тех пор не буду спокойна, пока не прочту сама в газетах, что мы едем за границу.

Андрей Тихонович. Ну, пожалуй! Вот я напишу сейчас; только надобно также написать, кого мы с собою берем.

Марья Алексеевна. Чего ж лучше Артемки, он малый проворный, а я возьму Матрену и Шарлотту Карловну.

Андрей Тихонович. Твою прежнюю нянюшку… Так она уж не живет у Вельских?

Марья Алексеевна. Нет, живет; да там ей дают всего четыреста рублей, а мы дадим шестьсот, и она охотно с нами поедет. Я уж к ней посылала.

Андрей Тихонович. Да на что она тебе?

Марья Алексеевна. Как на что?… Я говорю по-немецки плохо; ты вовсе не говоришь… Так Шарлотта Карловна очень пригодится.

Андрей Тихонович. Да, конечно… Только, воля твоя, надоест нам эта немка. Она с такими причудами.

Марья Алексеевна. Что ты, мой друг! Шарлотта Карловна предобрая!

Андрей Тихонович. Добра-то добра, да только не укладиста. Посадишь в карету наперед, так ей дурно делается; ямщик затянет песню — у нее тоска; трубку закуришь — ей тошно; остановишься в трактире — народу много; в крестьянской избе — тараканы съели. Помнишь, матушка, как мы с ней маялись, когда ездили в Воронеж?

Марья Алексеевна. И, мой друг, да ведь теперь мы не в Воронеж едем. За границею совсем не то — там все удобства: там Шарлотте Карловне не на что будет жаловаться, А как мы поедем, Андрей Тихонович: водою или сухим путем?

Андрей Тихонович. Нет уж, сделай милость, не водою! Я до морских путешествий не охотник, матушка.

Марья Алексеевна. Да чего ж ты боишься? Мы поедем из Петербурга на пироскапе.

Андрей Тихонович. Сиречь на пароходе — покорнейше благодарю! Не утонешь — так тебя на воздух взорвет. Нет, мой друг, поедем сухим путем!

Марья Алексеевна. То есть на Петербург, а там на Ригу?

Андрей Тихонович. Да, матушка.

Марья Алексеевна. В чем же мы поедем? В нашей дорожной четвероместной карете?

Андрей Тихонович. Разумеется, — она легка и поместительна.

Марья Алексеевна. Только сделай милость, Андрюша, не бери ничего с собою. Лишь бы доехать до границы, а там у нас все будет!

Андрей Тихонович. Нельзя же, матушка, не взять шкатулку, погребец, платье, белье…

Марья Алексеевна. Ну, пожалуй себе, бери! А я все здесь брошу.

Андрей Тихонович. Да ведь это, мой друг, лишний расход.

Марья Алексеевна. Уж как хочешь, а я нашего русского тряпья и дряни за границу не повезу.

Слуга (входя в гостиную). Авдотья Никифоровна Сусликова.

Андрей Тихонович. Я думаю отказать, мой друг.

Марья Алексеевна. Нет, нет!.. Проси! (Слуга уходит.) Знаешь ли, зачем пожаловала к нам Сусликова?

Андрей Тихонович. С визитом, матушка.

Марья Алексеевна. Нет! Она едет за границу, так хочет почваниться надо мною, подразнить меня!

Андрей Тихонович. И, что ты, Марья Алексеевна.

Марья Алексеевна. Уверяю тебя! Она теперь начнет разъезжать по всей Москве, станет всем колоть глаза своим Карлсбадом. Да вот, погоди, я спеси-то ей поубавлю!

(Входит Сусликова, молодая женщина довольно приятной наружности. На лице ее выражается та торжественность, то внутреннее сознание своего достоинства, которыми вообще отличаются и правоверные л мусульмане, отправляющиеся на поклонение в Мекку, и большая часть русских, отъезжающих за границу.)

Марья Алексеевна (идя навстречу к Сусликовой). Авдотья Никифоровна!..

Сусликова. Здравствуйте, Марья Алексеевна! (Целуются.) Андрей Тихонович, как ваше здоровье?

Андрей Тихонович. Слава богу, матушка… Слава богу!.. Прошу покорно садиться! (Сусликова и хозяйка садятся на диван.)

Сусликова. А я приехала с вами проститься, Марья Алексеевна.

Марья Алексеевна. Проститься?… Куда ж вы едете? Верно, в вашу тамбовскую деревню?

Сусликова. Нет, Марья Алексеевна, за границу!

Марья Алексеевна (очень холодно). Право?… А куда ж вы едете за границу?

Сусликова. В Карлсбад.

Марья Алексеевна. Что ж, это хорошо. Вы будете пить воды?

Сусликова. Да, может быть, один курс.

Марья Алексеевна. А потом?

Сусликова. Потом заедем на несколько дней в Дрезден; если успеем, посмотрим Саксонскую Швейцарию, а там назад в Москву.

Марья Алексеевна. Так вы пробудете за границею…

Сусликова. Месяца три или четыре.

Марья Алексеевна. Только-то!.. Конечно, для того, чтоб побывать в Карлсбаде да проездом взглянуть на Дрезден, больше времени и не надобно… Знаете ли что, Авдотья Никифоровна?… Ведь мы можем с вами повстречаться за границею.

Сусликова. Как?… Так и вы едете в Карлсбад?

Марья Алексеевна. Нет, в Карлсбаде мы будем только проездом. Да, если правду сказать, что там и делать?… Эти карлсбадские воды сделались так пошлы! Ну, право, по мне, все равно, что наш Липецк, что этот Карлсбад; и если б мне нужно было лечиться водами, так уж, конечно, я охотнее поехала бы на Кавказ.

Сусликова. Ах, что вы, Марья Алексеевна, помилуйте!

Марья Алексеевна. Право!.. Там, по крайней мере, другая природа, другой мир; а что такое Карлсбад? Ну, скажите сами: кто не был в этом Карлсбаде?… Да знаете ли, что в Петербурге поездка в Карлсбад не считается даже путешествием за границу?

Сусликова (с приметной досадой). Ну, нет, Марья Алексеевна, извините! Ведь съездить в Карлсбад не то, что съездить в Воронеж или Пензу.