Ричард Длинные Руки – граф - Гай Орловский

Он заорал:

– Дурак! Я спрашиваю, кто отсюда выбежал только что?

Я удивился, пожал плечами, отчего мешок едва не съехал на спину.

– Дык вы и выбежали, ваша милость!.. Или вы этого не заметили?

– Идиот! – заорал он, надсаживаясь, как петух. – Кроме меня, кто-нибудь выбегал?

– А-а-а-а, – протянул я, – так бы и сказали, ваши милость… Я ведь человек простой и простодушный, я не понимаю разные умные слова… выбежал, а как же, выбежал! Точно выбежал!

Его лицо стало багровым от ярости, я чувствовал, что жаждет ухватить этого тупого идиота за горло и задушить на месте, но ведь тогда не узнает, куда побежал герой, прохрипел:

– Ку… да… он… ушел?

Я со всей поспешной услужливостью повернулся, моя трепещущая от усердия рука указала направление.

– Как раз забежал вон в те двери, и тут вы, как боевой конь…

Он не дослушал, ринулся с такой скоростью, что вышиб бы эти двери, если бы их не распахнул, входя навстречу, Лавор. Адальберт смял его, как носорог трепетную лань, исчез. Лавор кое-как отлип от дверного проема, глаза круглые, спросил, трепеща:

– Что это с ним?

– Боевой азарт, – ответил я. – Есть упоение в бою и бездны черной на краю…

– А-а… Слушай, я ничего не пойму! Неужели кто-то решился напасть на такой замок?

Его трясло, как медведь грушу, глаза выпученные, весь белый, рушится все мироздание, основанное на неколебимой вере во всемогущество волшебницы Элинор. Я указал на распахнутые ворота, там все еще подпрыгивают и ликующе вздымают руки. Прямо в холле разложили раненых, Уэстефорд уже колдует над ними, спешно затягивая раны. Под стеной разместили своих убитых, чужих – на проходе.

– Как видишь. Чем крепче доспехи, тем острее топоры.

Он зябко передернул плечами.

– Я не трус, – сказал он злым голосом. – Но нам все время твердили, что никто и никогда! А сегодня чуть не взяли в постелях.

Я развел руками.

– Времена меняются. А мы?

– Но как они могли, – прорычал он. – Как могли?

Я вспомнил, что так говорили и в замке Валленштейна. Видимо, какие-то подспудные процессы происходят в этом герцогстве, которых пока не понимают ни леди Изабелла, ни леди Элинор. Может быть, не поймет даже такой орел, как я.

Глава 10

Солнце поднялось бледное, чуть ли не такое бледное, как луна, только его палящие лучи сразу выжгли остатки тумана. Серый мир вспыхнул всеми красками. Отовсюду стук топоров и молотков, особенно много суеты у ворот. Дыру решили не заделывать, а снять одну створку и заменить новой. Лавор с подручными суетились, выказывая непомерное рвение, словно и их вина в ночном нападении. Погибло семеро наших, почти половина всех защитников, еще двенадцать получили раны, но леди Элинор, спустившись в холл, бледная и очень злая, помогла Уэстефорду излечить и вдохнуть силы в раненых.

Адальберт пробежал с Винченцом вокруг замка, вернулся хмурый, с темным лицом.

– Ваша милость, – сказал он невесело, – они увезли всех своих. Как раненых, так и убитых. Не всех, конечно, но большую часть. В холле – это те, кто там и погиб, прорвавшись. К счастью, там их встретили мы с Винченцом… Даже не знаю, хорошо ли, что за ними не рискнули… Надо признать, что они от нас вообще не бежали. Нет, не бежали.

Она сказала резко:

– А что же?

– Отступили, – ответил он. – Просто отступили.

– Был сигнал, – подтвердил Винченц. – Их кто-то отозвал.

– Побоялся, – предположил Адальберт, – что здесь сил больше, чем… на самом деле.

Лицо его оставалось мрачным, в глаза леди Элинор не смотрел, увидит, что не верит ни в какие тайные силы, способные защитить замок. Я поглядывал украдкой на всех, страх и уныние расползаются, как зараза. Слишком тяжелый удар, слишком все были уверены в неприступности даже самого острова. Каждый не просто верил, а воочию не раз убеждался, что озеро пожирает все живое. Кто не верил, мог просто бросить кусочек мяса на мелководье и увидеть, как нечто незримое тут же сжирает его целиком, остается только небольшая муть, что тут же оседает.

Завтракали с большим опозданием, скорее – это уже обед. Замок гудит, солдаты ходят гордые и хвалятся тяжелыми ранами, полученными при защите замка. Если бы не леди Элинор, тыщу лет ей здравия, вряд ли дожили бы до полудня, а так вот снова могут бегать и прыгать, а также могут многое еще, га-га-га!

Я вслушивался так, что голова гудит, как улей во время роения. Еще у Валленштейнов узнал, что в герцогстве уже перенаселение, дурная сила требует выхода, нужно куда-то выплеснуть, а здесь уточняются важные детали, как, к примеру, что у сэра Лангедока выросли и возмужали пятеро сыновей, настоящие великаны, сильные и свирепые. Их поместье все больше начинает походить на крепость, туда стягиваются рыцари из всех земель герцогства, им обещаны горы золота, оружейные работают дни и ночи, оттуда охапками выносят пики, топоры, булавы, шестоперы. Объявлен набор лучников, Лангедок платит щедро, к нему поступило на службу народу больше, чем сейчас у Касселя, сэра Лавиля или лорда Унакса, наиболее могущественных лордов «зеленого клина», вместе взятых.

Поговаривают, что Лангедок отказался строить замок, заявив уверенно, что в герцогстве уже достаточно замков, себе он возьмет крепость Валленштейнов, один из них отдаст брату, еще три подарит старшим сыновьям. Младшим же отдаст все войско и благословит на завоевание новых земель уже за «зеленым клином».

Я задумался, задачка непростая, в игру вступил, оказывается, неучтенный игрок, к тому же самый сильный. Правда, у него нет замка, за стенами которого отсиживался бы, но суровая правда в том, что сильные не прячутся за стенами.

Мадина вбежала, крикнула торопливо:

– Дик, наверх к хозяйке!

– Могла бы и не говорить, – проворчал я и отложил ложку. – Что ты еще можешь?

Ипполит, Лавор, Раймон и даже Маклей проводили меня сочувствующими взглядами. Никто не осмелился отпустить вдогонку шуточку. То ли потому, что хозяйка якобы все видит и слышит, то ли потому, что за нею никаких египетских ночей не наблюдается.

Лестница показалась длиннее, чем обычно, я откровенно трусил, может, кто заподозрил что, хоть и заметаю следы, как та хитрая лиса, но вдруг где нечаянно оставил след, как тот, что шел по фашистскому Берлину и недоумевал, почему косятся прохожие: то ли потому, что курит «Беломор», то ли потому, что в форме советского офицера, то ли потому, что за ним волочится по асфальту несобранный парашют…

Леди Элинор в кресле выпрямленная, бледная от ярости, черные как ночь волосы вздыбились грозным ореолом. Впервые я не увидел на ее коленях кошки. Адальберт и Винченц стоят перед нею напряженные, смотрят ей в лицо немигающе, как завороженные. Я тихонько остановился у двери.