Приключения 1990 - Виктор Топоров

В другое время он стал бы изворачиваться, врать, но сейчас верил в свои козыри.

— Маменция! — сказал он развязно. — Докладываю: задание выполнено, противник уничтожен, взяты трофеи.

И протянул ей сноп ослепительных искр. Мамочка отличалась завидным хладнокровием, но сейчас она дрогнула. Всем составом и по отдельности: качнулся высокий, как башня, шиньон («шиньонским узником» называл его Сам в добрую минуту, явно на что-то намекая), и в разные стороны метнулись под капотом тяжелые груди.

— Да-а, это предмет, — сказала она осевшим голосом. — Так бы тебя и поцеловала.

— За чем же дело стало?

— Не выношу сивухи... Ладно, я тебя сегодня приму, только прополощи рот.

— Будет сделано, товарищ маршал!

— Подумать страшно, что такая красота могла уплыть за бугор. Вот уж верно: что имеем, не храним...

— ...а потеряв, не плачем, — подхватил муж и добавил с невинным видом: — Может, сдадим в Оружейную палату?

— Еще чего! Чтобы ее стащили? Нет уж, у нас сохранней будет. Как там с театралом?

— С каким театралом?

— Ну, с отъезжантом. Из ГИТИСа.

— Все нормально. Послезавтра Афанасьич его навестит.

Она сказала задумчиво:

— Не нравится мне твой Афанасьич. Больно глубоко залез.

В унисон бились их сердца и трудилась мысль. Если у него еще оставались какие-то сомнения насчет Афанасьича, то теперь они исчезли без следа.

— Не беспокойся, Мамочка, я уже принял решение.

Она взглянула на него с неподдельной нежностью. Конечно, он был не блеск, впрочем, как и все нынешние мужики: выпивоха, необразованный, малокультурный, но под шапкой у него кое-что имелось. А жить можно с любым, только не с дураком. Нет, дураком он не был.

— Долго не канителься, — сказала она. — А то я усну...

Тяжелодум Афанасьич тоже не был дураком. Весь долгий путь от дома Шефа до клуба он думал о странном вопросе, которым тот ошеломил его перед уходом. Вопрос этот был покупкой, но Афанасьич не купился, поскольку никогда не замышлял против Шефа. А вот Шеф себя выдал. Он чего-то боится, не доверяет Афанасьичу и хочет от него избавиться Афанасьичу в голову не приходило подвергать сомнению правовую сторону всей секретной службы. Он исполнитель, что прикажут, то и делает, остальное его не касается. Нечего ломать мозги, отчего да почему переменился к нему Шеф. Важно одно — это приговор. Но от приговора до исполнения есть время. Можно опередить Шефа и самому нанести удар. Замочить Шефа, конечно, очень нелегко и... жалко. Эдак вовсе один останешься. Чистая женщина — для спанья, а душа осиротеет. А если — Мамочку?.. Небось это она сбила Шефа с толка. Бабы подозрительны да и не умеют ценить мужской дружбы. Ее убрать куда проще и безопасней. Подымать волну не станут. Спишут на самоубийство. А Шеф поймет намек. Поймет, что Афанасьич обо всем догадался, но не захотел его губить. А коли так, почему не сохранить партнерство? Старый друг лучше новых двух.

Успокоившись на этот счет, Афанасьич отворил тяжелую дверь клуба и шагнул в тепло, свет, музыку.

Валерий Аграновский

ПРОФЕССИЯ: ИНОСТРАНЕЦ

Для корабля,

который не знает,

в какую гавань он идет,

ни один ветер

не будет попутным.

Сколько поступков совершаются людьми из благородных побуждений! Но всегда ли эти побуждения приводят их в рай? Увы, и дело не только в целях, которые могут быть весьма благородными, но и в средствах, с помощью которых цели достигаются, — что, мне кажется, общеизвестно. Возьмите науку: сама по себе она без — нравственна или, вернее сказать, нейтральна по отношению к нравственности. Результат зависит от того, в чьих руках находится научно-техническая политика и вообще политика: в руках честных людей, ставящих перед собой возвышенные задачи и применяющих для их достижения достойные средства, или их антиподов, которые и к задачам стремятся низменным, и в средствах неразборчивы. Монтень прекрасно сказал:

«Тому, кто не постиг науки добра, всякая иная наука приносит лишь вред».

Вероятно, именно по этой причине великое изобретение Эдисона одновременно дало человечеству и электрический свет, и электрический стул, и перечень примеров аналогичного раздвоения возможностей науки и техники может продолжить сам читатель.

Я же перехожу к тому, во имя чего, собственно, и взял в руки перо: к разговору о поступках, совершаемых людьми во имя достижения поставленных перед собой целей. Хочу предложить вам в связи с этим знакомство с человеком, о котором я написал целую повесть. Жанр ее весьма привлекателен для читателя: детектив. Но тут меня, откровенно признаться, терзают сомнения: будет ли читаться вами эта повесть без захватывающих дух и традиционных для жанра «занес нож...», «вдруг открылась дверь...» и «он неожиданно почувствовал»? Не ждите всего этого, мой любезный читатель, заранее вам скажу, потому что мой герой — человек хотя и опасной профессии, но вполне «гражданской» и «деловой». Имя моего героя несколько десятилетий хранилось в тайне и было в безвестности, но он добровольно стал на путь сложного и сурового дела, чрезвычайно полезного нашей стране. В. И. Ленину принадлежат слова:

«Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться».

Мой герой защищал революцию — в этом был смысл его работы. Именно для этого ему понадобились знания, мужество, выдержка, человеческое достоинство и доброе сердце. Да, именно так: доброе сердце, и вы, надеюсь, это поймете, когда мой герой войдет в ваше сознание. В древности говорили, что ценность и достоинство человека заложены в его сердце и его воле; именно здесь — основа его подлинной чести.

Автор:

П р е д ы с т о р и я. В самом конце шестидесятых годов я, молодой литератор, упражняющийся в сочинении детективов и уже напечатавший к тому времени (правда, под псевдонимом и в соавторстве) несколько приключенческих повествований в центральных молодежных журналах, получил неожиданное предложение от соответствующего ведомства собрать материал для документальной повести о советском разведчике Г.-Т. Лонгсдейле.

Я знал понаслышке, что Лонгсдейл был крупным английским промышленником-миллионером, получившим от королевы Великобритании звание сэра, что он был арестован в Англии, осужден, сидел какое-то количество лет, а потом обменен на коммерсанта Винна (или Девинна?), изобличенного в шпионской деятельности против СССР и приговоренного у нас к тюремному заключению.