Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II - Петр Романов

Императрица чрезвычайно довольна положением этих губерний, благосостояние которых действительно удивительно, ибо несколько лет назад здесь была совершенная пустыня.

В 1782 году, то есть за пять лет до приезда Екатерины, Крым посетил последний гетман Украины граф Разумовский, не обнаруживший там ничего мало-мальски напоминающего бутафорию. В одном из своих писем другу он делится следующими впечатлениями:

На ужасной своей пустынностью степи, где в недавнем времени едва рассеянные обретаемы были избушки, по Херсонскому пути, начиная от самого Кременчуга, нашел я довольные селения верстах в 20, в 25 и далее, большею частью при обильных водах. Что принадлежит до самого Херсона, то представьте себе множество всякий час умножающихся каменных зданий, крепость, замыкающую в себе цитадель и лучшие строения, адмиралтейство со строящимися и построенными уже кораблями, обширное предместье, обитаемое купечеством и мещанами. С одной стороны казармы, 10 тысяч военнослужащих в себя вмещающие, с другой перед самым предместьем видоприятный остров с карантинными строениями, с греческими купеческими кораблями и с проводимыми для выгод сих судов каналами. Я и доныне не могу выйти из недоумения о том скором возращении на месте, где так недавно один только обретался зимовник…

Не один сей город занимал мое удивление. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый Кайдак, лепоустроенный Екатеринослав, расчищенные и к судоходству удобными сделанные Ненасытские пороги с проведенным при них каналом.

Очевидно, что Потемкину было что показать Екатерине и без бутафорских хижин.

Миф о потемкинских деревнях как редкое исключение имеет конкретного автора. Им является саксонский дипломат Гельбиг. Сам дипломат, служивший в России уже в конце царствования Екатерины (формально секретарем посольства, а фактически саксонским резидентом), в той знаменитой поездке в Крым участия не принимал. Он лишь тщательно собрал гулявшие по Петербургу слухи, соответственно их препарировал, интерпретировал и опубликовал.

Самая первая, еще анонимная, публикация увидела свет в гамбургском журнале «Минерва». Затем появилась и книга-памфлет Гельбига «Потемкин Таврический», многократно переизданная позже в Голландии, Англии и Франции. Этот опус и познакомил Европу с потемкинскими деревнями.

Потемкин, а заодно с ним и Екатерина пали жертвами грязных политических технологий того времени. Здесь сошлись интересы российских противников князя (именно они были главными поставщиками слухов) и западных противников императрицы, использовавших эти слухи в своих интересах.

Внутренняя оппозиция в основном группировалась вокруг Павла. В его окружении фаворитизм Екатерины вызывал отвращение и страх. Появление в спальне императрицы очередного посетителя всякий раз воспринималось как прямая угроза будущему воцарению Павла. Ненависть к фаворитам и екатерининскому двору ослепляла, не позволяя объективно видеть помимо реально существовавших при дворе пороков и бесспорно сильные стороны «екатерининских орлов». Что бы и как бы ни делал Потемкин, все это оценивалось окружением Павла лишь негативно. Разнообразные слухи здесь зарождались постоянно.

Вторым источником сплетен стали придворные кружки, сформировавшиеся вокруг каждого из многочисленных екатерининских фаворитов. Соперничая между собой, царедворцы не жалели противников и уж тем более Потемкина, сумевшего сохранить свое влияние на Екатерину до конца жизни: перестав быть любовниками, князь и императрица остались друзьями и единомышленниками.

Не жаловали Потемкина и русские масоны. Немало язвительных анекдотов о светлейшем князе вышло из их среды. Так что слухи шли к саксонцу Гельбигу сами, оставалось лишь сортировать их и раскладывать по полочкам.

Что касается Запада, то здесь параллельно с восторженными комплиментами Вольтера и других просветителей в адрес русской императрицы постоянно существовал и негативный фон: каждый новый фаворит лишь увеличивал, с точки зрения некоторых европейцев, и без того длинный список «греховных деяний» Екатерины. Каждая новая сплетня, приходящая из Петербурга, обязательно находила в Европе слушателя как скептического, так и благодарного.

Памфлет Гельбига оказался востребован Европой и по другим причинам: геополитические успехи России порождали тревогу во многих европейских столицах. Раздражение вызывало и то, как равнодушно реагировала Екатерина на любые попытки Запада протестовать против политики Петербурга. В августе 1783 года в своем письме к Потемкину Екатерина, комментируя реакцию Запада на завоевание Россией Крыма, пишет:

На зависть Европы я весьма спокойно смотрю. Пусть балагурят, а мы дело делаем.

Язвительный опус Гельбига русские исследователи продолжают изучать до сих пор. Современный историк Елена Дружинина замечает:

Гельбиг объявляет несостоятельными все военно-административные и экономические мероприятия Потемкина в Северном Причерноморье. Саму идею освоения южных степей он пытается представить как нелепую и вредную авантюру… Изображение всего, что было построено на юге страны, в виде бутафории – пресловутых «потемкинских деревень» – преследовало… задачу предотвратить переселение в Россию новых колонистов.

То есть памфлет пытался не только дискредитировать русскую политику в целом, но и решить вполне конкретную задачу: сорвать план колонизации новых русских земель западными колонистами (как это делалось Екатериной на Волге).

Любопытно, что атаки на Екатерину и Потемкина Гельбиг продолжил и после их смерти. Пытаясь объяснить, чем это вызвано, другой историк, Ольга Елисеева, выдвигает следующую версию:

«Русская тема» стала для Гельбига главным источником доходов, в 1808 году он издает… «Биографию Петра III», где виновницей смерти мужа объявляется, конечно, Екатерина II, а в 1809 году – новый памфлет «Русские фавориты»… Уже после смерти своих главных героев… Гельбиг с неослабевающей яростью продолжал сражаться с тенями людей, не сделавших ему лично ничего дурного. По каким-то причинам дипломату необходимо было опорочить громадное политическое и культурное наследие Екатерины II, и в первую очередь в области внешней политики… Продолжение движения Российской империи по направлениям, намеченным императрицей и светлейшим князем, было слишком опасно для «европейского равновесия» в прусском понимании слова, слишком хорошо ложилось в концепцию «русской угрозы», тщательно развиваемой Францией на протяжении всего XVIII века, чтоб труды Гельбига остались без многочисленных переводов и переизданий.

Версия звучит убедительно. Единственное замечание. Политика Екатерины, конечно же, была опасна для европейского равновесия не только «в прусском понимании слова», а вполне объективно. Греческий проект, будь он реализован, изменил бы лицо Европы полностью. Даже само существование этой идеи в чем-то дестабилизировало европейское равновесие.

Правда заключается в другом: грешила и подрывала европейское равновесие в те времена не только Россия, а буквально все крупные державы. Напомню слова Потемкина из его записки о Крыме, приведенные выше: «Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки…» И так далее.

Все были не без греха. Просто саксонский дипломат Гельбиг не чтил библейских заповедей, а потому без малейших колебаний первым взял в руки камень и бросил его в Потемкина.

Греческий проект. Православная Дакия

По инициативе Потемкина на смену Северной системе пришла восточная система, что означало возврат России к дружеским отношениям с Австрией.

Если в центре Крымского проекта стоял рационализм, то Греческий проект покоился на утопии и романтическом желании разом перекроить всю европейскую карту: изгнать турок из Европы, освободить от мусульманского гнета всех христиан, вернуть Константинополь православию, восстановить Греческую империю, а на ее престол посадить внука Екатерины II Константина. Согласно этому плану между Россией, Австрией и Турцией на территории нынешней Молдовы и Румынии должно было возникнуть новое независимое государство с древним названием Дакия, причем обязательно под управлением православного государя.

План не предусматривал территориальной экспансии России. Речь шла о расширении русского влияния. Константинополю предстояло стать столицей возрожденной Греческой империи. Внук Екатерины Константин Павлович, предварительно отказавшись от претензий (своих личных и потомства) на русский престол, должен был положить начало новой императорской династии на Востоке. При этом образовывалась своего рода династическая уния – на востоке и севере, причем старшинство России здесь подразумевалось.

Помимо всего прочего, идеология плана скрывала в себе следующее немаловажное зерно: русские получали новых авторитетных и блистательных духовных предков – античную Грецию. Логика при этом, естественно, хромала, но не больше, чем родословная любого знатного рода. На гербах аристократов чего только не увидишь.