Наследие викинга - Людмила Горбченко

  - Д'Антре, Вы сказали, что для вас этот манускрипт не имеет никакой ценности. Не могли бы вы уступить его мне. А в качестве платы я готов оставить вам вот это,  – с этими словами я протянул ему два сапфира, – хочу сказать, что камни такого василькового цвета добывают только в Индии и называют кашмирскими. Вы нигде больше не найдете камни такого веса и цвета, эти в цене уступают только алмазам такой же величины.   

  Он взял камни и стал рассматривать их на просвет.

   - Да я ничего и не понял из этого текста, хотя честно пытался. Зачем мне, скажите на милость,  какой-то талисман? Я же не наследник  этого "дракона". И зачем мне бессмертие, если я им и так владею? Но я обошел все монастыри и церкви, которые стоят в горах, и знаете, только один из них мало-мальски подходит под это описание. Этот монастырь стоит высоко, на одном из склонов Монблана. Он высечен в скалах и о нем почти никто не знает. Я был там, смог пробраться в него только благодаря нашим особым качествам. Но и там я не нашел ничего, что мне показалось бы ценным. Наоборот, в этом монастыре настолько суровый устав и аскетическая жизнь, что даже монастырские крысы живут лучше, – говоря это, шевалье продолжал рассматривать камни. – Так что я думаю, вы прогадали, дорогой де Морель, отдав мне свое сокровище. 

   - Ну что же, тем хуже для меня, – подвел я итог нашему разговору и поднялся с кресла. – Благодарю вас, месье д'Антре, вы оказали мне неоценимую услугу. Больше не смею вас беспокоить и прошу разрешения удалиться. У меня срочные дела во Франции и я не могу задерживаться.

  -  Как? Вы так скоро оставляете нас? Я надеялся, что вы задержитесь на пару дней, – вполне искренне воскликнул шевалье, – мне не терпится расспросить вас о ваших победах. Ну же, де Морель. Прошу вас.

 - Обещаю вам, как только у меня появится такая возможность, я навещу вас. У нас будет время на долгие беседы: ведь впереди – вечность. 

  - В таком случае не смею вас больше задерживать. Отпускаю с надеждой на скорую встречу.                                                                                                

   Я вернулся в Париж. Тибальд продолжал поиски Орианны, но безрезультатно,  поэтому ничего утешительного сказать не мог. Она исчезла, словно ее никогда и не было в нашей жизни.

    Я рассказал друзьям о результатах своего путешествия и о дальнейших планах побывать в том загадочном монастыре, о котором мне поведал д'Антре.

   - На этот раз я отправлюсь с вами, господин Мишель. Мало ли что может произойти в горах.

    Мне не хотелось обижать Тибо отказом, и я согласился.  

   Вечер. Солнце, словно огромный красный шар, лежащий между двух скал, как в огромных ладонях великана, окрасило  в розовый цвет белоснежные ледяные склоны гор. Едва уловимый ветерок посвистывал в скалах. Снег чистым нетронутым одеянием скрывал под собой черные отроги Монблана. Лес, подступавший к самому подножию горных вершин, топорщился зеленой щетиной. Здесь, на самом верху Альп, царила вечная зима. 

   Тибо, взобравшись на высокую сосну, рассматривал горного козла, который неподвижной статуей застыл над самым обрывом в пропасть. Ноздри Тибальда дрожали от возбуждения. Он подобрался, как горный барс перед прыжком. Ничто в этот момент не могло отвлечь его от охоты. Одним молниеносным броском он сорвался с вершины сосны и стремглав понесся к своей жертве. Снег, завихряясь, скрывал его едва заметные следы. В последний миг животное, почувствовав опасность, бросилось со скалы, но Тибо успел перехватить его в прыжке и, упав, покатился с добычей по склону, вздымая снежные фонтаны. 

   Несколько дней нам пришлось изучать горные отроги и глубокие ущелья, прежде чем мы наткнулись на монастырь, о котором говорил шевалье д'Антре. Он находился в глубоком ущелье, в самом недоступном для людей месте. На отвесной скале, высоко, почти у самого верха, еле различимо виднелся вход в пещеру. Он тонкой черной щелью темнел на сером камне. Ветер сдувал снег со скал и, присмотревшись, можно было заметить едва заметную нить тропы, вьющуюся вверх по вертикальной стене.

    - Здорово спрятались. Отшельники, – прошептал благоговейно Тибальд и осенил себя крестным знамением. –   Храни их и нас, Пресвятая Дева Мария.  

   Поднявшись по отвесной стене, мы осторожно проникли в узкий проход таинственного монастыря. Темный ход прямой линией уходил внутрь. В стенах, в неглубоких нишах, стояли фигурки святых с горевшими перед ними свечами. Потолок, покрытый удивительной росписью, отображал библейские сюжеты. Из глубины тоннеля слышалось многоголосое пение монахов. Эхо, отражаясь от каменных сводов, многократно усиливало его красоту и божественное воздействие, заставляя душу трепетать.

   Тибальд, шепча молитвы и благочестиво сложив руки, упал на колени перед очередной статуей Девы Марии. Я не стал ему мешать и пошел дальше в глубь пещеры. Вскоре тоннель расширился, и передо мной открылась церковь. Она освещалась только неугасимой лампадой, горящей перед дарохранительницей, и свечами.

    Монахи молились, стоя на молитвенных скамейках для коленопреклонения, в грубом, темном монашеском облачении. Их лица не были видны из-под опущенных капюшонов. Я стоял в сумраке тоннеля и разглядывал церковь, стараясь найти того монаха, о котором шла речь в манускрипте. Вдоль стен необычного храма, между кабинками для исповедования, стояли скульптуры святых. Среди них мое внимание привлекла статуя коленопреклоненного монаха. Он в молитвенном упоении поднял руки и устремил  вверх свой взгляд. Его лицо, обращенное к Создателю, выражало высшую степень обоготворения. 

 Я вернулся к Тибо. Нужно дождаться окончания службы и тогда осмотреть скульптуру монаха. Вдруг со стороны входа послышались чьи-то шаги. В тоннель вошел человек. Тяжело дыша и пыхтя от напряжения, он тащил большую корзину, неспешно продвигаясь по коридору. Возможно, это крестьянин принес провизию монахам. Заметить нас он пока не мог: его глаза еще не привыкли к сумраку. Переглянувшись, мы, недолго думая, вскарабкались по стене и повисли на потолке над не заметившим нас крестьянином. Он прошел, шепча благодарственные молитвы за удачный подъем по узкой крутой тропе.

   Служба окончилась, и монахи, встав с коленей, молча, со сложенными руками и склоненными головами, со скрытыми под капюшонами лицами, степенно покинули пределы церкви.  Мы вошли, смочив у входа пальцы в чаше со святой водой, и на секунду преклонили колено у алтаря. Затем стали осматривать скульптуру монаха.

   Но ничего ценного, как и говорил д’Антре, не нашли. С рук монаха свисали четки, вырезанные из того же, что и он сам, дерева. Я потрогал их: они были прочно закреплены в его ладонях.