Разум и чувство - Джейн Остен

Элинор улыбнулась и покачала головой.

Эдвард искренне обрадовался, узнав, что в Бартоне со дня на день ждут полковника Брэндона. Он очень хотел поближе познакомиться с ним и заверить, что отнюдь не обижен обещанием Делафордского прихода.

– Тогда я выразил свою благодарность настолько неучтиво, что он, скорее всего, уверен, что я никогда не прощу ему этого щедрого предложения.

Теперь Эдвард сам не понимал, почему до сих пор не собрался съездить в Делафорд. Но это его совсем не интересовало, поэтому все сведения о доме, саде, церковной земле, размерах прихода и десятине он получил только сейчас от Элинор, которая узнала от полковника Брэндона все подробности.

Молодых людей соединяло истинное чувство, они успели хорошо узнать друг друга, их поддерживали истинные друзья. Для достижения семейного счастья оставалось только одно препятствие: им не на что было жить. У Эдварда было две тысячи, у Элинор одна. Вместе с доходом от Делафордского прихода этим исчерпывались их средства. О том, чтобы миссис Дэшвуд им что-нибудь уделила, речи не было, а влюбленные были достаточно разумными людьми, чтобы понимать: на триста пятьдесят фунтов в год безбедно прожить невозможно.

У Эдварда оставалась надежда, что мать простит его и выделит некоторую сумму для увеличения их будущих доходов. Однако Элинор более трезво смотрела на вещи. Избавившись от Люси, он все равно не сочетается браком с мисс Мортон, а так как сама она была, по словам миссис Феррарс, лишь меньшим из двух зол, то, по ее мнению, создавшееся положение могло послужить обогащению только одного человека – Фанни.

Через четыре дня после Эдварда приехал полковник Брэндон. Радости миссис Дэшвуд не было предела. К тому же к ней добавлялось гордое сознание того, что впервые после переселения в Бартон она принимает у себя столько гостей, и для всех нашлось место в доме. Эдвард, приехавший первым, жил в коттедже, а полковник каждый вечер отправлялся ночевать в Бартон-Парк, где его всегда ждала комната. В коттедж он возвращался рано утром, еще до завтрака.

Три недели уединенной жизни в Делафорде, где, во всяком случае по вечерам, у него не было другого занятия кроме высчитывания разницы между тридцатью шестью годами и семнадцатью, не способствовали веселости. Но, приехав в Бартон, он был приятно удивлен переменой к лучшему в настроении и внешности Марианны, ее сердечной приветливостью и дружелюбием. Да и миссис Дэшвуд встретила его как самого дорогого гостя. Все это не могло не развеять уныния и мрачности полковника. До него не дошли слухи о браке Люси и сопутствующих ему обстоятельствах, поэтому в первые часы после приезда он лишь слушал и удивлялся. Миссис Дэшвуд подробно проинформировала его о произошедшем, и он немало порадовался мысли, что услуга, которую он хотел оказать мистеру Феррарсу, теперь пошла на пользу Элинор.

С каждым днем знакомства мужчины все более укреплялись в добром мнении друг о друге. Да и как могло быть иначе? Даже если бы не было иных причин, их непременно связало бы дружбой сходство в благородстве чувств, несомненном здравом смысле, склонностях и взглядах на вещи. Но жизнь сложилась так, что они были влюблены в двух сестер, которые нежно любили друг друга. Поэтому между мужчинами не могла не возникнуть немедленно та симпатия, для которой при других обстоятельствах им потребовалось бы весьма значительное время.

Вскоре из Лондона прибыли письма, которые еще недавно заставили бы Элинор трепетать от восторга. Теперь же она читала их с веселым и безмятежным смехом. Миссис Дженнингс поведала всю потрясающую историю, излила свое благородное возмущение поведением бессовестной вертихвостки, выразила искреннее сочувствие несчастному мистеру Феррарсу, который, по ее глубокому убеждению, души не чаял в мерзавке и теперь, по слухам, безвылазно сидит в Оксфорде, пытаясь прийти в себя от подлого предательства. «Вы не поверите, – писала она, – насколько хитрой и скрытной оказалась эта наглая девица. Всего за два дня до этого она навещала меня, просидела битых два часа и не обмолвилась ни словом! Даже самые близкие ей люди ничего не подозревали. На следующий день утром ко мне прибежала бедненькая Нэнси вся в слезах. Она страшно боялась гнева миссис Феррарс и не знала, как вернуться в Плимут. Оказывается, перед бегством Люси взяла у нее все деньги, видно, хотела получше приодеться к венцу. У бедняжки не осталось даже нескольких шиллингов! Я с радостью дала ей пять гиней, чтобы она нормально доехала до Эксетера, где она хочет погостить у миссис Бергесс. Наверное, снова хочет вскружить голову доктору? Я ей так прямо и сказала. И по-моему, самая большая подлость Люси как раз и заключается в том, что она бросила сестру на произвол судьбы. Но как же не повезло бедному мистеру Феррарсу! Никак не могу его забыть. Непременно пригласите его в Бартон, пусть он немножко погостит, а мисс Марианна его утешит».

Тон мистера Дэшвуда был куда более печальным. Какая злосчастная судьба постигла достойнейшую миссис Феррарс! А Фанни, из-за своей необыкновенной чувствительности, и вовсе испытывает тягчайшие муки. Он от всей души благодарен Всевышнему за то, что обе женщины смогли перенести такой страшный удар и до сих пор живы. Роберт поступил непростительно, но поведение Люси еще хуже. Миссис Феррарс даже запретила упоминать их имена в ее присутствии. Если со временем она и сможет простить сына, то его жену она никогда не назовет своей дочерью и не допустит в свой дом. Их преступление стократ усугубляется скрытностью. Если бы у кого-то возникла хотя бы тень подозрения, можно было бы принять меры и воспрепятствовать браку. Далее Джон Дэшвуд предлагал Элинор разделить его сожаления, что Эдвард так и не женился на Люси, что предотвратило бы новое несчастье, постигшее семью. «Нас немало удивляет тот факт, – писал он, – что миссис Феррарс так ни разу и не произнесла имени Эдварда. Но что еще более удивительно, несмотря на все случившееся, он не написал нам ни строчки. Возможно, он молчит из страха снова вызвать недовольство. Поэтому я решил, что обязательно напишу ему в Оксфорд. Надо сообщить, что мы, то есть его сестра и я, полагаем, что письмо с выражением сыновней покорности и признанием своей вины было бы вполне уместным. Пусть только он адресует его Фанни, а уж та выберет момент и покажет его матери. Миссис Феррарс – удивительно нежная мать, и у нее нет большего желания, чем быть в добрых отношениях со своими детьми».

Это письмо произвело впечатление на Эдварда, хотя и не совсем такое, как ждали его родственники.

– Покаянное письмо! – воскликнул он. – Похоже, они хотят, чтобы я попросил у матери прощения за то, что Роберт забыл о благодарности по отношению к ней и о чести по отношению ко мне! Не стану я писать о сыновней покорности! Я вовсе не испытываю ни стыда, ни раскаяния. Произошедшее сделало меня счастливейшим из смертных, но это им знать не интересно и не обязательно. Не вижу повода для изъявления покорности!

– Но вы все же могли бы попросить прощения, – осторожно заметила Элинор, – поскольку у матери все же были причины сердиться на вас. И мне кажется, теперь ничто не мешает вам выразить сожаление необдуманно заключенной помолвкой, расстроившей вашу мать.

Эдвард сразу же согласился с правотой Элинор.

– Когда же она дарует вам свое прощение, вероятнее всего, не помешает проявить немного смирения, прежде чем сообщить ей о новой помолвке, тем более что в ее глазах она почти ничем не отличается от первой.

Возразить на это Эдварду было нечего, но тем не менее он упрямо отказывался писать письмо с изъявлениями покорности. Когда же он случайно обмолвился, что при личной встрече, скорее всего, сумел бы объясниться лучше, чем на бумаге, было решено, что он отправится в Лондон. Он не станет писать Фанни, но постарается заручиться ее заступничеством лично.

– Если Джон и Фанни действительно хотят помирить мать и сына, – объявила Марианна, последовательно претворяя в жизнь свой план быть доброй и великодушной ко всем, – я готова поверить, что они не лишены некоторых достоинств.

Визит полковника Брэндона продолжался всего четыре дня. Он уехал из Бартона вместе с Эдвардом, чтобы вместе заехать в Делафорд, где Эдвард сможет осмотреть свой будущий дом и обсудить объем необходимых переделок. Пробыв там два дня, он отправится в столицу.

Глава 50

После надлежащего сопротивления миссис Феррарс, которое было достаточно долгим и упорным, чтобы никто не смог упрекнуть ее в мягкосердечии, чего она боялась больше всего на свете, она милостиво согласилась, чтобы Эдвард был допущен пред ее очи и снова объявлен сыном.

В последнее время с ее семьей происходило что-то странное. Многие годы она была матерью двух послушных сыновей. Преступление Эдварда лишило ее одного из детей, а последовавший вскоре непростительный поступок Роберта оставил ее и вовсе в одиночестве. Восстановив Эдварда в его законных правах, она снова обрела одного сына.