Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

Тем временем, Эйден, в паре с другим «доходягой», устало грузил остывающее тело на волокуши. Лицо бойца, живого ещё утром, прикрыли холстиной. Замерли на пару секунд, вопросительно взглянув на лекаря, ожидая распоряжений или кивка. Но Онновал уже занимался другими, ещё живыми. Эйден мотнул головой, мол, потащили. И они потащили. Воллис, совсем молодой, чуть полноватый парень, всё старался взяться удобнее, покряхтывая, сопя и изредка спотыкаясь. Он ещё не привык обращаться только левой рукой, да и раньше-то, до ампутации, особенно ловок не был. А Эйден был. Раньше-то. Сейчас он тянул волокуши к краю рощицы, баюкая распоротую вражеской пикой руку в лубке и не способный толком выпрямиться из-за тугой повязки на сломанных ребрах, вспоминая, как с легкость кидал мешки зерна, а то и муки. Кое-как добравшись до могилки и сгрузив тело, они остановились перевести дух.

— Сегодня первый, а… — запыхавшись бросил Воллис, то ли спрашивая, то ли утверждая.

Эйден не ответил. Не знал что, да и смысла не видел. Он молча наклонился, набирая пригоршню сухой сыпучей земли, несколько мгновений стоял неподвижно, перетирая её, горячую на ощупь, между пальцами. Потом бросил на грудь покойному, по большому счету — не видя смысла и в этом, и взялся за лопату. Можно сказать, что у них было две относительно здоровых руки на двоих и даже небольшие ямы отнимали порядочно времени и сил. Но оба рыли и закапывали безропотно, благодарные за возможность остаться здесь. И среди живых, и конкретно под началом дахабского лекаря.

Онновал нередко доставал раненых практически из общей могилы. Брал тех, на кого не хватало времени и сил другим местным медикам. Чуть прищуренные, одновременно добрые и хитрые глаза примечали всё, частое неровное дыхание, капли пота на посеревшем лбу, синеющие, заляпанные пеной губы… Всё это он неведомым образом соотносил, измерял, высчитывал. И велел тащить под свой тент выбранных бойцов, вежливо, но твёрдо отказываясь брать прочих. Однако, бывали и исключения.

— Знаешь, этой ночью я снова их видел, — доверительным шёпотом протянул Воллис, присаживаясь прямо на землю, у свеженарытого холмика. — Маршировали мимо, некоторые поглядывали так… с подозрением.

— И что подозревали? Что померли? — Эйден тоже опустился рядом, придерживая лопату как костыль, стараясь не делать резких движений. — Или, что ты живой?

— Прекрати. Зачем ты так?

— А как надо? Будь честным, не обманывай себя. И вообще никого не обманывай. Онновал же всё разжевал по полочкам. Или как там надо…

— Хех… — нервный смешок всколыхнул дряблые щёки, гримаса неловкости, страха и отвращения на секунду скривила пухлые, покусанные губы. — Разжевал, да, объяснил. Вот только он-то их не видел. И ты не видел.

— И ты не видел.

— И как в то поверить? Глаза-то вот. И у них тоже. И смотрят с подозрением. Почти каждую ночь их вижу. Сплю плохо, всё ворочаюсь, а стоит задуматься — и на тебе.

— А раньше как было? — Эйден дёрнул головой резко, раздражённо. Рука болела, болели рёбра, даже задница — и та болела, после копания, таскания и прочей работы в неестественном, скрюченном положении. — Ты средь бела дня от покойников удирал. Болтал с ними через раз. Спать — вообще не спал, всё мочился и бормотал, аж придушить тебя хотелось. Онновалов отвар пей, как приказано, да думай меньше. Про глаза, да про подозрения.

Матовые стебли осоки, чахлой, как и всё при этой, полной свежих ям, рощице — вдруг зашевелились, зашуршали живее, будто на выдохе. Горячей пылью пахнуло в лицо, заставляя щуриться и часто моргать. Воллис медленно сплюнул на землю, стараясь избавиться от скрипа на зубах.

— Злой ты, — тихо буркнул он, привычно шмыгнув носом. — Онновал и это разжевал. Помнишь, когда ты того бедолагу пнул, да тарелку с кашей на голову надел? Ругался так ещё, а он-то что? Он в голову раненый, слышит да не понимает. Поглупел из-за ран, из-за травмы. А ты из-за ран озлобился.

— Ну а ты прозрел. Умный такой, а о себе-то никак понять не можешь.

— Всё я понимаю, просто не верю.

Эйден чуть приподнял бровь, молча глядя на товарища. Потом резко и сильно шлёпнул того ладонью по затылку. Тяжело поднялся, осторожно поводя затекшими ногами. Легко пнул Воллеса в голень, побуждая встать. За мягким, добрым, трусоватым пареньком нужно было приглядывать, направлять, поддерживать. Озлобился ли Эйден после всего? Сам он не знал, особенно об этом не рассуждал и не собирался. Не было времени. Ведь нужно помогать с «пока живыми», хоронить уже умерших, следить, чтобы однорукий толстяк вовремя пил своё варево и не пытался уйти ночью в лес. Там, под старой берёзой, Эйден впервые его и обнаружил. С поясом, затянутым на шее, и отломанным суком в руках. Тот сук, обломившийся под тяжестью парня, не успевшего ещё толком схуднуть на казённых харчах, но успевшего устать от жизни, пошёл в костер, вместе с другим собранным хворостом. И на том же огне Онновал приготовил Воллесу первую порцию своего лекарства, считая точное время кипения вслух, разъясняя прочие условия приготовления средства и с одобрением поглядывая на Эйдена. Целитель из Дахаба умел лечить самые разные недуги. И бывал очень доволен, когда затягивались не только внешние, заметные всем раны.

На заднем дворике Одэлиса, ограждённом старой каменной стеной в человеческий рост, деловито суетились трое. Сик выносил тюки, мешки и свёртки из дома, привычно топая деревянными башмаками. Аспен, проверяя, тщательно ли упакованы книги, умело приторачивал багаж к сёдлам. А Эйден, ощущая себя не слишком полезным, робко чистил скребком могучую шею Желтка. Конюшни у Одэлиса, конечно, не имелось, но эти дни за лошадьми явно ухаживали достойно, чистые бока лоснились ровным блеском, в поставленной кормушке лежало свежее сено, да и выглядели они в целом довольнее, чем сами всадники.

Покров Иоана был полностью готов ещё вчера, тогда же вечером Аспен и вручил его Одэлису, разъяснив в подробностях возможные методы использования и отказавшись от оплаты. По крайней мере — деньгами. Книги же, предложенные сверх заказа, в благодарность, взял без явных сомнений. Несмотря на то, что вроде бы все достигли своих, хотя бы промежуточных, целей — в доме ощущалось некоторое напряжение. И все молча понимали — почему. Эйден же понимал лучше других.

Накануне, когда работа над артефактом ещё не закончилась, и не было полной уверенности в успехе — он предложил мэтру другой,