Том 9. Рассказы и очерки - Константин Станюкович

И, видимо старающийся понять и обеспокоенный, что не может понять, барон раздумчиво покачал головой и продолжал:

— Очень странно! «Есть много, друг Горацио…»* А вы, доктор, пожалуйста, не беспокойте пассажира расспросами… И намекните, чтобы в кают-компании были деликатны… Все-таки не наше дело, почему этот господин в Вальпараисо… Не наше… И вы, доктор, уж пожалуйста, как тоже больше статский человек, позаботьтесь о пассажире, и вообще, чтобы ему было, знаете ли, спокойно и хорошо… Мне кажется, что он болен… Такое у него лицо… Англичане счастливы, что спасены, а он… Может быть, пожар так подействовал на него…

И, несколько конфузясь, прибавил:

— И вот что еще, доктор… Знаете, так деликатно нужно… Если пассажир, вы понимаете… без средств в путешествии, то как-нибудь… предложите ему взять в долг… Я охотно могу передать вам некоторую сумму… У меня есть лишние сто долларов… Так я, доктор…

Все еще ошалелые глаза барона светились выражением доброты и в то же время стыдливости, когда он прибавил:

— И, прошу вас, доктор, чтобы ни одна душа не знала!..

«Славный ты немца», — подумал доктор и сказал:

— Будьте спокойны, барон. Но я думаю, что Курганин не возьмет… Что-то у него в лице есть… И — вы правы — нервы у него, должно быть, не в порядке.

В эту минуту вбежал рассыльный.

— Старший офицер велел доложить: прикажете сниматься с «дрейфы»?

— Разумеется… Сниматься…

И, когда рассыльный вышел, барон, любивший сообщать доктору все свои случайные недоумения, сказал:

— Вот и этих англичан… придется везти до Батавии…

— А им, барон, и Курганину нужно на мыс Доброй Надежды…

— То-то и затруднение. Я решил не заходить на Мыс… Так и доложил в Петербурге управляющему министерством… Мы можем делать шикарный переход… И адмирал мне сказал: «Ну что ж… хорошо!..» И мне хочется оправдать его слова…

— Да разве, барон, министру так и нужно, если он сказал: «Ну что ж… хорошо…» Право, ему все равно…

— Но мне не все равно! — не без горделивости промолвил капитан. — Правда, появилось новое обстоятельство… Эта шлюпка с русским и англичанами… В том и затруднение… Я уже решил не заходить на Мыс…

— Так завезите англичан и русского в Каптаун*…И наша команда освежится… и офицеры… Да и вам, барон, надо развлечься…

— Но как же… Вдруг на Мыс…

— И, право, отлично, барон… Матросы уж затосковали… Да и кают-компания нервничает… Еще бы… Ну, я пойду, барон… Пассажира буду угощать…

— Так вы, доктор, можете по долгу службы подать мне рапорт о том, что для здоровья команды необходимо зайти на Мыс?..

— Обязательно и с восторгом, барон! — сказал доктор и, повеселевши, вышел в кают-компанию.

По случаю аврала офицеры были наверху.

Только старший механик оставался около Курганина и хлопотал, чтобы ему скорее подали закусить и чаю.

Неожиданный пассажир хоть и очень интриговал Ивана Васильевича, но уже не производил на него прежнего неприятного впечатления.

Его сухощавое и серьезное лицо, изрезанное морщинами, умное и спокойное, было не из веселых и довольных, и в его глубоко сидящих глазах было что-то тоскливое и вместе с тем непокорное. Но оно не казалось таким сурово-равнодушным и пренебрежительно-сдержанным, каким казалось всем в первый момент появления соотечественника на «Руслане».

Но все-таки что-то странное, непохожее на других, что чувствовалось в этом скромно одетом молчаливом господине, несколько стесняло добряка Ивана Васильевича, и он деликатно не навязывался к нему с расспросами.

Старый механик то и дело пододвигал Курганину то сыр, то колбасу, то разные консервы и вино, и был очень доволен, что человек, только что выскочивший из большой опасности, сидит здесь, где тепло и светло, и уписывает все за обе щеки почти что с жадностью.

Пришел доктор и стал угощать гостя.

— Уж меня угощает господин инженер… Спасибо. Я ем за троих. Забыли взять провизию с парохода.

— И вы не ели сутки?

— Вода была…

Он потом выпил два стакана чаю и спросил:

— Вы куда идете, господа?

— В Батавию, — отвечал механик.

Несколько минут прошло в молчании. Пассажир с удовольствием пил чай.

— Ура! Идем на Мыс! — радостно воскликнул лейтенант Вершинин, входя в кают-компанию. — Сейчас барон велел переменить курс. И пообедаем же мы на берегу после подлых консервов! И увидим, доктор, женскую красоту… Там ведь англичанки. Готовьте только денежки, доктор и Иван Васильевич!

Старший механик добродушно запротестовал.

— Не врите… Я женатый…

— Скажите, пожалуйста, какой Иосиф прекрасный!..* Жена в Кронштадте, а вы будете в Капштадте… Наверно туда дернем. От Каптауна два шага…

И, обращаясь к Курганину, лейтенант сказал:

— Мы вас спасли, а вы — нас. Из-за вас да англичан капитан идет на Мыс… Следовательно, не спаси мы Вас, не видать бы нам англичанок… Восхищайся малайками… Так позвольте выпить за ваше здоровье… Какого вина прикажете?

— Никакого.

— Почему?

— Не пью.

— По принципу?

— Из-за печени.

— В таком случае один выпью… Ваше здоровье!

Пришли в кают-компанию и другие офицеры. Все были оживлены.

Еще бы! Через два дня моряки будут на берегу.

И по такому-то случаю кто-то велел подать бутылку шампанского. Содержатель кают-компании приказал подать десять бутылок.

— Согласны, господа?

Все, разумеется, согласились.

Выпили за скорый приход на Мыс. Выпили за капитана, за старшего офицера, за кают-компанию.

Доктор и Каврайский предложили тост за спасенного соотечественника.

Тост был принят сдержанно. Пассажир не разделял общего оживления и многим казался несимпатичным и даже подозрительным. Не рассказывает ни о пожаре на пароходе, ни о себе, ни о том, чем занимается и зачем путешествует.

Подвыпивший Вершинин даже подумал: «Уж не стибрил ли пассажир крупного куша и не бежал ли из России? По всему видно, что умный человек!»

Однако все подняли бокалы. Курганин только пригубил из своего бокала.

А Вершинин чокнулся и «дипломатически» спросил пассажира:

— Мне кажется, я вас встречал в Петербурге?

— Возможно… Я долго жил в Петербурге.

— Так… так… Извините… Не были вы директором банка?

— Нет! — усмехнулся пассажир.

— Значит, ошибся… А очень на вас похож один директор банка…

— Если бы Сергей Сергеевич был директором банка, то не путешествовал бы на грузовом пароходе! — заметил мичман.

А Каврайский озлился и хотел проучить Вершинина, но вместо того сказал ему:

— Вы… много выпили шампанского!

Молчаливый пассажир взглянул на мичмана, и в глазах его мелькнула ласковая улыбка.

Особенно не нравился пассажир старшему офицеру. Он сразу почувствовал, что этот господин совсем чужой и не из «порядочных» людей. Это видно и по костюму, и по серой фланелевой рубахе, и по несколько грубоватым рукам.

«Да и черт знает, что это за птица? Русский — так и будь русским! Должен почувствовать, что с русскими!.. А между тем сидит точно янки… Скотина!.. Точно не знает приличия».

И старший офицер с усиленной любезностью проговорил:

— Не будет нескромным, если спрошу, давно ли вы из России?

— Год…

— И, верно, соскучились по России?

— Нисколько! — просто и искренно ответил пассажир.

Многие переглянулись.

— Даже нисколько?.. Вы — оригинальный соотечественник! Ведь как там заграницы ни хороши, а отечество… свое… родное! — впадая в некоторый пафос, продолжал старший офицер. — И там свое дело… служба… друзья… И, главное, домашний очаг… Жена… дети…

И так как пассажир поднял свои внимательно-серьезные глаза на Евгения Николаевича и не торопился отвечать, ожидая, что еще скажет этот видимо влюбленный в себя моряк, то старший офицер почувствовал к пассажиру еще большую неприязнь и, внезапно закипая злостью, продолжал:

— И что, собственно говоря, особенно привлекательного в заграницах?.. Разве что природа, да, пожалуй, хорошие гостиницы… А если сравнить, где проще и сердечнее люди, где больше не показного, а настоящего патриотизма… Где?.. Неужели все эти говорильни не показали их бессилия сделать что-нибудь серьезное…

Пассажир по-прежнему молчал.

И старший офицер не без раздражения спросил:

— Вы, верно, не согласны со мной?..

— Не согласен!

Многие с удивлением взглянули на пассажира.

А старый механик, разрешивший себе кроме шампанского пройтись и по хересам и почувствовавший себя решительно несчастным вдали от королевы Марго, обратился к пассажиру и, слегка заплетая языком, проговорил:

— Сергей Сергеевич!.. Вы не согласны. И это ваше дело. Быть может, и я с вами соглашусь, если узнаю, почему вы не согласны… Но вот мы здесь… Черт знает где… Вы чуть не погибли. Так неужели вас не тянет в Россию… к домашнему очагу?.. А я так сейчас бы в Кронштадт… Извините, Сергей Сергеевич… Сию бы минуту…