Повести - Генрих Гофман

Сразу же после построения он отправился к дежурному по штабу, чтобы доложить об уходе на биржу труда по поручению полицайкомиссара Майснера. В этот день с повязкой дежурного на рукаве был Александр Потемкин.

— Здравствуйте, Алекс! Как прошла ночь? — спросил Дубровский, входя в комнату.

— Ничего. Вроде бы все в порядке.

В это время за дверью послышался шум, топот ног, а через мгновение в комнату дежурного втолкнули двух мужчин. У них на руках были наручники. Вслед за ними вошли два тайных агента полевой полиции.

— Кто такие? — спросил у них Потемкин.

— Энтот, что помоложе, и есть Гавриленко. Командир партизанский, — сказал один из агентов, переводя дух. — На трамвайной остановке взяли. Вот и оружие при них было.

Он вытащил из карманов два пистолета «ТТ» и выложил их на стол перед Потемкиным.

— Та-ак, попался, гусь лапчатый, — проговорил тот, подходя к задержанному, которого назвали Гавриленко. — А ну подними руки!

И когда Гавриленко поднял над головой скованные кисти рук, Алекс резко ударил его ногой в пах. От боли Гавриленко согнулся, присел на корточки.

— Погоди, погоди корчиться, — сказал Потемкин. — Ну-ка встань!

Превозмогая боль, Гавриленко медленно выпрямился. На его исхудавшем лице с запавшими глазами появилась презрительная гримаса. На лбу проступили капельки пота.

— Чегой-то тяжелое у тебя в кармане? — спросил Потемкин, запуская руку в карман его брюк. — А-а! Еще один пистолет, — ехидно сказал он, показывая окружающим небольшой браунинг. — До зубов вооружился, бандюга! Ничего, теперь твоя песенка спета.

Коротким, но быстрым движением он ударил Гавриленко рукояткой пистолета по голове. Взмахнув скованными руками, тот беззвучно повалился на топчан, стоявший возле стены.

— Ты что разбуянился? — спросил Дубровский. — Он ведь полицайкомиссару живой нужен.

— Ничего, сейчас отойдет. Я ведь не сильно. — И, обращаясь к агентам, доставившим задержанных, сказал: — А ты молодец, Филатьев. Такую птицу поймал. Награды тебе не миновать.

— Это Шестопалов его опознал, — кивнул тот на второго агента. — Стоит, понимаешь ли, на трамвайной остановке и спокойненько беседует вот с этим...

— А твоя фамилия? — спросил Потемкин у второго задержанного, который, опустив голову, молча стоял чуть поодаль.

— Новиков.

Гавриленко пришел в себя, и, приподнявшись, присел на топчане. По его шее, за воротник рубахи, стекала тоненькая струйка крови.

Леонид Дубровский с силой сжал кулаки. Он готов был наброситься на Потемкина, но вместо этого, сдерживая гнев, спокойно сказал:

— Алекс, немедленно доложите полицайкомиссару о задержанных! Иначе эту радость доставлю ему я.

Он решительно повернулся к двери. И этот жест не ускользнул от Потемкина.

— Послушай! Побудь минуточку здесь, я сам сбегаю к Майснеру, — примирительно обратился тот к Дубровскому.

— Давай! Только побыстрее, а то я тороплюсь на биржу труда.

Схватив со стола пистолеты, Потемкин выбежал из комнаты. Не прошло и минуты, как он вернулся в сопровождении адъютанта полицайкомиссара Майснера.

— Гавриленко, к полицайкомиссару! — выкрикнул адъютант и чуть потише добавил: — Филатьев и Шестопалов, тоже пройдите к шефу. А этого, — кивнул он на второго, — пока в подвальную камеру.

Когда Гавриленко встал и направился к двери, Потемкин остановил его жестом. Вновь ощупал его карманы и, ничего не обнаружив, подтолкнул в спину.

Дубровский собирался выйти вслед за Гавриленко, но Потемкин придержал его за рукав:

— Погоди немножко.

— Я же тороплюсь.

— Ничего, успеешь! — рассмеялся Потемкин. Он снял телефонную трубку, вызвал конвойного и, когда тот явился, отправил Новикова в камеру. Только после этого он обратился к Дубровскому: — Тебе что, не понравилось, что я этого типа ударил?

— Откровенно говоря, это было ни к чему. Ему еще на допросах достанется. А попади ты ему в висок — и допрашивать некого было бы.

— А я уж думал, что ты его пожалел. А ты знаешь, кто это?

— Если верить этим агентам, партизанский командир.

— Командир-то командир, но ведь он еще и чекист. Капитан НКВД. Этих я бы своими руками душил. Но ничего. Полицайкомиссар сейчас на хорошем взводе. Он ему сам по первое число выдаст.

— А почему на взводе? Все из-за этих листовок психует?

— Какие там листовки! — отмахнулся Потемкин. — Мне сейчас адъютант сказал, что звонили из штаба генерала Холидта. Сообщили о начавшемся русском наступлении на широком фронте.

Дубровский еле-еле сдержал радостную улыбку.

— Неужели так обернулось? — хмуро проговорил он.

— Да-а, дела-а! — протянул Потемкин. — Еще неизвестно, чья возьмет.

— Ну, нам-то с тобой отступать некуда. Как говорят, все мосты сожжены. Если живыми к ним попадемся, петля обеспечена.

— Постараемся не попадаться. Будем обеспечивать себе жизнь на Западе!

Потемкин достал из кармана золотые часы и повертел их перед глазами Дубровского.

— Откуда у тебя это?

— У Гавриленко взял.

— Когда ты успел? Я даже ничего не заметил.

— Уметь надо, господин Дубровский! — ехидно улыбнулся Потемкин, убирая часы обратно в карман. — И вам бы пора научиться. А не то так и останетесь при своем пиковом интересе.

Дубровский брезгливо поморщился и, не говоря ни слова, вышел из комнаты дежурного.

До биржи труда было не более двадцати минут хода. Дубровский был возбужден. Всю дорогу он думал о начавшемся наступлении Красной Армии, и лишь временами память возвращала его к капитану Гавриленко, жизнь которого была теперь в смертельной опасности. Невольно вспомнил он и Ольгу Чистюхину, работавшую на бирже труда. Эта веселая, жизнерадостная двадцатилетняя девушка ведала бланками биржи труда, на которых заполнялись справки об освобождении от угона в Германию.

Еще две недели назад, проверяя списки завербованных для отправки в. Германию и контролируя работу сотрудников биржи, он обнаружил недостачу этих бланков. Из дальнейших разговоров с Ольгой Чистюхиной он понял, что она, злоупотребляя своим служебным положением, выдавала фальшивые справки родным и знакомым. Вынудив девушку признаться в этом, Дубровский пообещал держать в тайне ее проделки, но одновременно заручился ее обещанием выдавать подобные справки тем, кого он назовет.

Сегодня Дубровский впервые договорился с ней о свидании. Ему хотелось узнать, с кем связана эта девушка. Быть может, с ее помощью удастся установить связь с подпольем Сталино, в существовании которого он теперь не сомневался.

Вечером он встретился с Ольгой Чистюхиной в центре города, и та привела его в гости к своей подруге. Пили чай с сухарями, шутили. Видно было, что девушки радовались сообщениям о наступлении Красной Армии.

...Уже несколько дней продолжались допросы Александра Гавриленко. Менялись переводчики, менялись следователи. Заболевшего Карла Диля подменил Макс Борог.

Из рассказов Макса Дубровский знал, что Гавриленко, припертый к стенке показаниями провокаторов, не отрицает, что является капитаном Советской Армии, что заброшен в немецкий тыл для подрывной деятельности, но начисто отвергает свою принадлежность к руководству подпольем и потому якобы не может назвать ни одной фамилии.

— Ты знаешь, Леонид, скорей бы уж поправился этот Карл Диль! — признался Макс. — Мне так надоела эта грязная работа.

— А чем ты занимался до Гавриленко?

— О, это секрет. Но тебе я могу сказать. Вместе с моими друзьями из армейской разведки я готовил к переходу на ту сторону крупного агента.

— Стоящий парень?

— О-о! Пауль Мюллер — это птица большого полета, хотя сам он маленький белобрысый паренек с голубыми глазами и арийским носом. К тому же очень приметный. У него нет двух пальцев на правой руке.

— Чем же он может быть полезен?

— Свободным передвижением. Обыкновенный старший лейтенант возвращается из госпиталя после ранения. Побродит на той стороне и вернется с ценными данными. Штабу армии нужно ведь только то, что сконцентрировано перед нашим фронтом. А направления передвижения войск увидеть не так уж сложно.

— А разве мы собираемся наступать на этом участке?

— Мы — нет. Но русские собираются. И командованию хотелось бы знать направление главного удара.

— Значит, ты уже закончил его подготовку и поэтому тебя перебросили на Гавриленко?

— Не совсем так. Я должен еще снабдить его кое-какими материалами. Но заболел Карл Диль, и теперь у меня двойная забота. Майснер не освободил меня от той, а уже заставил заниматься этой. А ты еще спрашиваешь, где я пропадаю вечерами.

— Да, нелегко тебе сейчас приходится. А у меня тут хорошие девушки появились. Могу познакомить, когда будешь посвободнее.