Ложная слепота (сборник) - Питер Уоттс

«Тезей» разгонялся? Нет, направление не то. «Тезей» перекатывался, словно загарпуненный кит на волнах – подставлял звездам брюхо.

Я вызвал КонСенсус, распластал по стене навигационно-тактический обзор. От силуэта корабля отделилась сверкающая точка и поползла прочь от Большого Бена, оставляя за собой протянутой светлую нить. Я пялился на нее, пока индикатор не показал 15 g.

– Сири. Ко мне в каюту. Пожалуйста.

Я подскочил. Прозвучало так, словно вампир стоял у меня за спиной.

– Иду.

Удаленная станция ретрансляции карабкалась из гравитационного колодца, выходя наперерез потоку антиматерии с «Икара». Чувство долга не смогло пересилить страх: сердце ушло в пятки.

Невзирая на тщетные надежды Роберта Каннингема, мы не стали драпать: «Тезей» накапливал боеприпасы.

Распахнутый люк зиял пещерой в скалах. Слабое голубое свечение из хребта не проникало внутрь. Сарасти походил на силуэт, черный на сером; только рубиновые зрачки по-кошачьи ярко сияли в окружающих сумерках.

– Заходи.

Из почтения к человеческой слепоте он прибавил коротких волн. В пузыре прояснилось, хотя свет сохранял некоторое красное смещение. Как на «Роршахе» с высоким потолком.

Я вплыл в логово вампира. Лицо Сарасти, обычно бумажно-белое, разрумянилось до такой степени, что казалось обожженным. Мне пришло в голову, что он обожрался, нахлебался крови. Но то была его собственная кровь. Как правило, вампир сохраняет ее в глубине тела, депонирует в жизненно важных органах. У них с этим эффективно. Периферические ткани омываются непостоянно – только когда уровень лактата зашкаливает.

Или во время охоты.

Сарасти приставил иглу к глотке и у меня на глазах вколол себе три куба прозрачной жидкости (антиевклидики). Мне стало интересно, часто ли ему приходится повторять процедуру теперь, когда он лишился веры в имплантаты. Вампир вытащил шприц и убрал его в футляр, гекконом распластавшийся под рукой на распорке. Румянец пропадал на глазах, уходя в глубину и оставляя после себя восковую трупную кожу.

– Вы здесь как официальный наблюдатель, – начал разговор Сарасти.

Я наблюдал. Его каюта была обставлена по-спартански, еще проще, чем моя. Никаких личных вещей – даже гроба, выложенного завернутым в целлофан дерном. Только два комбинезона, мешок для гигиенических принадлежностей и отсоединенная оптоволоконная пуповина в полтора моих мизинца толщиной, парившая в воздухе, как глист в формалине. Это связь с Капитаном. «Даже не кортикальный разъем», – вспомнил я. Кабель подключался к продолговатому мозгу, в самый ствол. Логично на свой лад, ведь в этом месте сходятся все нервные пути, полоса пропускания максимальна. И все же эта мысль тревожила – Сарасти связывался с кораблем через рептильный мозг.

На стене загорелся дисплей, чуть искаженный на вогнутой поверхности: в спаренных окнах – Растрепа и Колобок, сидящие в соседних клетках. Под каждой картинкой тонкую сетку испещряли загадочные индикаторы.

Искажение меня отвлекало. Я поискал в КонСенсусе скорректированное изображение, но не нашел. Сарасти прочел это на моем лице.

– Закрытый канал.

К этому времени шифровики даже непривычному зрителю показались бы больными и дохлыми. Они парили посреди вольеров, бесцельно шевеля членистыми щупальцами. От их шкур отслаивались полупрозрачные клочки… кутикулы, наверное, придавая им вид разлагающихся трупов.

– Конечности движутся постоянно, – заметил Сарасти. – Роберт говорит, это способствует циркуляции.

Я кивнул, глядя на экран.

– Существа, путешествующие между звездами, не могут выполнять даже базовые метаболические функции, не дергаясь, – он покачал головой. – Неэффективно. Примитивно.

Я взглянул на вампира: тот не сводил глаз с пленников.

– Непристойно, – изрек он и шевельнул пальцами. На стене открылось новое окно: запущен протокол «Розетта». В нескольких километрах от нас вольеры захлестнуло микроволновое излучение.

«Не вмешиваться, – напомнил я себе. – Только наблюдать».

Как ни ослабели шифровики, чувствительность к боли они не потеряли и правила игры знали. Оба поплелись к сенсорным панелям и попросили пощады. Сарасти вызвал пошаговый повтор одной из предыдущих последовательностей. Пришельцы проходили ее снова, уже привычными доказательствами и теоремами выкупая для себя несколько мгновений мимолетного покоя.

Сарасти пощелкал языком, потом заговорил:

– Сейчас они генерируют решения быстрее, чем прежде. Как думаете, привыкли к облучению?

На дисплее показался еще один индикатор: где-то поблизости зачирикал сигнал тревоги. Я взглянул на Сарасти, потом снова посмотрел на датчик: залитый бирюзой кружок, подсвеченный изнутри пульсирующим алым нимбом. Форма означала нарушение состава газовой смеси, а цвет говорил о кислороде.

Я на миг смутился: почему из-за кислорода включился сигнал тревоги? Пока не вспомнил, что шифровики – анаэробы.

Сарасти взмахом руки заглушил зуммер.

Я прокашлялся:

– Вы травите…

– Смотрите. Скорость их действий постоянная, не меняется.

Я сглотнул. Только наблюдать!

– Это казнь? – спросил я. – Э… эвтаназия?

Сарасти посмотрел мимо меня и улыбнулся.

– Нет.

Я опустил глаза:

– Что тогда?

Он указал на экран. Я, рефлекторно подчинившись, обернулся.

Что-то вонзилось мне в ладонь, как гвоздь при распятии, и я закричал. Разряды боли отдавали в плечо. Я, не раздумывая, дернул рукой, и вонзившийся нож рассек мясо будто акулий плавник воду. Кровь брызнула и повисла в воздухе, кометным хвостом брызг отчерчивая резкий взмах моей конечности. Внезапная жгучая боль в спине и запах горящей плоти… Я снова взвизгнул, отбиваясь, и в воздухе закрутилась вуаль из алых капель.

Каким-то образом я очутился в коридоре, тупо глядя на свою правую руку. Ладонь была распорота на две части, болталась на запястье обагренными двупалыми кусками. Кровь набухала на рваных краях, но не стекала. Сквозь туман шока и смятения на меня надвигался Сарасти. Его лицо то расплывалось, то обретало четкость, налитое не то моей, не то собственной кровью. Глаза вампира казались сверкающими алыми зеркалами, машинами времени. Вокруг них клубилась тьма: я перенесся на полмиллиона лет назад и превратился в очередной кусок мяса посреди африканской саванны; через долю секунды мне вырвут глотку.

– Ты осознаешь проблему? – спросил Юкка, надвигаясь.

За его плечом парил чудовищный ракопаук. Я вгляделся, преодолевая боль: один из пехотинцев Бейтс целился в меня. Я вслепую оттолкнулся, случайно попал пятками по ступеньке и кувырком обрушился вниз, в тоннель.

Сарасти следовал за мной. Его лицо исказило нечто, у людей обычно называющееся улыбкой.