Рассвет - Максим Андреевич Антонов

чей-то старый мотоцикл и без конца с ним возятся. Но когда на стенах моей комнаты заплясали тени от фар, я быстро обернулась и полетела к окну. Нет, нет это не он! ОН не может, мы не общаемся!

Всадник на черно-красном мотоцикле подъехал к нашему саду напротив дома и остановился. Из-за сгустившихся сумерек, я не могла различить лица, но фигура была до боли знакомой, мотоцикл был одним-единственным, который не спутаешь с другими! Это мог быть только он.

– Кто там? – услышала я вопрос бабушки, обращающейся к дедушке.

– Не знаю. Может быть, сейчас уедет, – предположил дедушка, но я уже представляла, как старики встали у одного окошка и, стараясь не выдать себя, исследуют незнакомца.

Мотоциклист не торопился уезжать. Он поставил своего коня около забора и медленно опустился на скамейку. Незнакомец достал своей телефон, и в свете экрана я получила подтверждение: бледное лицо, растрепанная шевелюра, по всей видимости не видевшая расчески уже несколько дней, знакомая мне щетина, черты лица, нос, глаза…

Сердце бешено забилось в груди, а руки задрожали. Я не знала, что нужно сейчас делать, не помнила, что обычно я делала, попадая в подобную ситуацию, я забыла, как меня зовут, видя перед глазами только его лицо.

Не раздумывая ни секунды, я накинула на свою детскую пижаму цветастый бабушкин халат и выскочила из своей комнаты. Старики, как и предполагалось, стояли около окошка.

– Кристина! – окликнула меня бабушка, когда я вылетала в кухню.

– Не трогай ее, не мешай молодым, – услышала я голос дедушки, и за моей спиной захлопнулась входная дверь.

Я не помню, как пролетела в сенях, не помню, как спустилась по ступенькам к входной двери, ведущей сразу на улицу, не помню, что думала в тот момент. Но о чем я могла думать в тот момент, кроме как о нем?! Моя рука быстро опустилась на холодную дверную ручку, и я замерла. Что дальше? Правильно ли я поступаю? Стоит ли мне снова ввязываться в эту историю? Я же прожила без него неделю, проживу и дальше…

Нет, не проживу!

Я с большой силой дернула дверь, но она не открылась. Вот черт, я забыла ее отпереть. Зараза!

На скамейке, пытаясь тщетно до меня дозвониться, сидел Елизар. На нем по-обычному была клетчатая рубашка, которую он часто надевал. На ногах были те же серо-сине-красные кроссовки, а на руке те же кожаные браслеты.

Я медленно пошла к нему. В моей голове начался такой ураган, которого не было даже тогда, когда я впервые прогуляла уроки в школе, я чувствовала такое волнение, которого не испытывала даже на своих первых экзаменах. Мне было тяжело овладеть всем, что творилось внутри меня и просто подойти к нему. С каждым моим шагом в его сторону мое лицо раскалялось, как раскаляют докрасна железо кузнецы. На губах то и дело всплывала улыбка, и я снова скрывала ее, потому что я твердо решила только выслушать его и не показывать ему своих чувств. Я очень сильно волнуюсь.

В оврагах поднялся густой-густой туман, превращая глубокие расщелины в русло мистической реки. Эта красота завораживала, гипнотизировала, не давая успокоиться. На далеком западе угасал день.

– Привет, – встал со скамейки Елизар и немного подался в мою сторону, но, увидев, как я замерла, неуверенно остановился.

– Здравствуй, – строго произнесла я.

– Как твои дела? – спросил он с такими горящими глазами, каких я никогда у него не видела.

– Нормально, а твои? – все еще сдерживала эмоции я, поэтому говорила сухо и монотонно.

– Тоже нормально, – только и ответил он.

В его глазах пробудились огорчение, боль, обида, и он опустился на скамейку, не дожидаясь меня. Я подошла к нему и села подальше от него, чтобы чувствовать хоть какую-то отдаленность от этого человека.

Мы просидели в тишине пару минут. Все это время Елизар ковырял носком кроссовка землю и задумчиво смотрел вниз, изредка наблюдая за мной. Спустя некоторое время мне надоела эта тишина – не за этим я вышла. Я не знаю, чего я хотела от него, но тишина не входила в мои планы. Если бы ему хотелось посидеть в тишине и услышать мой сухой ответ, то мог бы и не приезжать из-за этого, потому что его приезд не улучшит мое состояние.

– Мне нужно с тобой поговорить, иначе это съест меня, – нарушил тишину Елизар.

Откуда ни возьмись на крыльцо вылетела бабушка и замерла в дверях. Где-то позади нее ворчал дед, но его не было видно. Господи, не могли остаться в доме?! Что им неймется, зачем они меня позорят? Ох, вот ведь народ!

– Кристина, ты скоро? Пора спать, – как обычно, обратилась ко мне бабушка, не замечая Елизара.

– Не волнуйся, бабуль, все хорошо, ложитесь спать, – выкрикнула я, сдерживая гнев.

Да простит мне Господь и моя совесть, но я была готова запустить в нее тапком, что был на моей ноге. Зачем она так делает? Они никогда не звали меня спать, как маленького ребенка! Или сегодня на нее снизошло озарение?

Бабушка смерила Елизара высокомерным взглядом и громко захлопнула дверь. Снова раздались возбужденные голоса стариков, и дом погрузился в тишину.

Я мельком глянула на Елизара, он смотрел на меня, не проявляя каких-либо эмоций. Когда наши взгляды пересеклись, он опустил голову и продолжил:

– Я не человек. Если честно, я вообще не знаю кто я.

После этих слов я громко засмеялась, не успев сдержать смешок.

– Ну да, ты не человек, ты – ходячая неприятность, – подшутила я над ним.

Но лицо Елизара не изменилось, на нем была все та же мрачная маска. Из-за его молчания мне стало не по себе, я прикусила губу.

– Когда моя мама была беременна мной, ей сказали, что с плодом что-то не так. По словам врачей, я должен был родиться с синдромом Дауна или с каким-то другим сбоем в развитии, но на седьмом месяце беременности я решил, что мне пора, и появился на свет абсолютно нормальным ребенком, даже слишком хорошо развившимся для семимесячного. Так говорили обо всех подобных мне. Я не знаю, как нас назвать, под описания романов или фильмов мы не подходим, потому что все, что там написано, лишь наполовину правда, а все термины, подходящие нам, лишь частично подходят. Кристина, я – оборотень, ликантроп, волколак, вервольф, невр. Я не знаю, какое из этих имен больше подходит мне.

Его слова заставили меня пошатнуться. Конечно, я ему не поверила. Я не понимала, что он говорит, но в то же время мой мозг