Запретное прикосновение - Шелли Такер

— Тебе не потребуется, милый. Если отец согласится с предложением Матиаса.

— Да. Если.

Ройс замедлил бег коня.

— Думаешь, он будет против? — в который уже раз спросила она.

И не в первый раз он ответил:

— Кто может сказать? Знаю по себе: Альдрик не из тех, кто забывает прошлое. И с трудом прощает.

— Уверена, он тебя простит! Ведь ты выполнил его наказ, рискуя жизнью. Я все ему расскажу!

— Все? — спросил он с улыбкой.

Кьяра запнулась:

— Почти.

— Это «почти» немного беспокоит меня, моя любовь.

— Зато ты помог освободить принца Матиаса!

— Но как не вспомнить угрозу твоего отца повесить и четвертовать меня, если я только посмею прикоснуться к тебе! Я же…

Она снова сжала его руку.

— Мы не скажем ему о тех чудесных мгновениях, когда ты прикасался к моей королевской особе. Сохраним в тайне.

— Кьяра, я не тучу. У твоего отца есть полдюжины причин, чтобы отказать..

— Он не вспомнит о них, Ройс, клянусь.

Что-то в голосе любимой заставило его внимательно взглянуть на нее. Сколько решимости, властности в лице, даже в том, как она держится в седле!

— А если все-таки…

— Значит, больше он не увидит меня, а я — свою страну, — ответила она немного погодя.

После этих слов в природе словно все затихло: умолкли птичьи голоса, топот копыт, даже травы перестали шелестеть.

— Ты отдашь все это? — Он кивнул в сторону гор, замка. — Отставишь Шалон навсегда?

— Ради тебя — да.

Кьяра знала, о чем он думает: что не должен, не имеет права лишать ее родины. Да и сам не хочет уезжать из своей страны, которую любит больше жизни. Где могилы всех его родных, его поруганный дом.

Ройс слегка коснулся ее руки. Голос был спокойным и твердым, когда он сказал:

— Что ж, моя любовь, подождем, что скажет твой отец. Осталось совсем недолго.

Ройс с Кьярой ждали в верхних покоях замка, пока Альдрик и его советники принимали у себя посланцев из Тюрингии и вели с ними беседу.

В комнате их было только двое: Кьяра беспокойно и бесцельно ходила из угла в угол, Ройс неподвижно сидел у окна.

Это было то самое помещение, где все начиналось каких-нибудь два месяца назад. Кьяра сейчас вспомнила о той ночи, когда в замке отмечали, как и положено по обычаю, ее помолвку с принцем Дамоном, а на следующее утро ей предстояло навсегда покинуть отчий кров. Каким далеким кажется все это! Даже холодное отношение отца, который не мог ей простить гибели Кристофа, в чем — давно стало это ясно — не было ни капли ее вины. Но как же она мучилась тогда! А теперь все словно быльем поросло.

Здесь, возле этого окна, Мириам говорила с ней о мятежниках, о тех, кто выступал против ее брака с Дамоном, и предложила побег и свою помощь, что казалось Кьяре полным безумием.

Здесь же, после ухода Мириам, ее возлюбленный Ландерс предпринял неудачную попытку похитить Кьяру и случайно ранил в плечо.

И здесь она ждет сейчас завершения всей этой истории — счастливого или неблагоприятного.

— Дорогая, у меня уже голова закружилась от твоего хождения. — Ройс старался говорить непринужденно. — И потом, как ни странно, я еще не поцеловал тебя сегодня.

Он сидел у окна, положив длинные ноги на каменную скамью.

Кьяра молча покачала головой, когда он предложил ей сесть рядом. Она не могла усидеть на месте. Он с пониманием кивнул и вновь устремил взгляд в окно на ту часть крепостной стены, куда был вделан медный крест, отмечавший место гибели Кристофа, брата Кьяры, друга его юности.

А девушку мучил только один вопрос: неужели отец так и не простил ей смерть Кристофа? Ведь отец не из тех, кто легко прощает, как недавно заметил Ройс. А если так, значит, Альдрик никогда не забудет давнего проступка Ройса. Не говоря уж о том, что никогда не простит того, что они с Сен-Мишелем осмелились полюбить друг друга…

Кьяра остановилась наконец возле очага, взор ее упал на кресло, где уютно устроилась собака Гера, и она позавидовала ее безмятежности.

— Как же они долго! — сказала девушка, глядя на дверь.

— Им есть о чем потолковать, — возразил Ройс. — Ведь твой отец многого не знает. Посланники должны рассказать о преступлении Да-мона против своего брата, о том, как Матиаса вызволили из темницы.

Кьяра содрогнулась:

— Подумать только, он мог провести там всю жизнь! В каменном мешке.

— Да, — твердо произнес Ройс. — И твоя участь была бы ничуть не завиднее, если бы все закончилось не так. Только счастливый случай избавил тебя от страшной судьбы.

— Этот случай — ты.

— А еще Тейн со своими соратниками. Без них Матиас и сейчас находился бы в заточении.

— Несомненно. Пусть посланники расскажут отцу и о том, что повстанцы не замышляли ничего дурного ни против него, ни против меня. — Она вздохнула. — Ему придется им поверить.

— Конечно, дорогая. Но пока будет лучше, если они останутся за пределами замка. Так мы им и советовали, принц Матиас и я.

— Выходит, королю Альдрику нельзя доверять? — печально спросила Кьяра.

— Осторожность никогда не помешает, моя любовь. — Ройс поднялся со скамьи. — Люди Матиаса беседуют сейчас о прошлом и настоящем. Когда же речь зайдет о будущем… нашем в том числе… они, видимо, позовут нас.

Она взволнованно откликнулась:

— Ты не говорил, что мы должны присутствовать.

— Не хотел тревожить тебя раньше времени.

— Мне немного страшно, Ройс…

Дверь открылась. Кьяра обернулась и вскрикнула:

— Отец!

Бархатная мантия короля Альдрика всколыхнулась, когда он затворил за собой дверь. Он прошествовал на середину комнаты и остановился, вперив горящий взгляд в Кьяру.

Никогда не могла она по выражению его сумрачного лица понять, что он думает или чувствует. Поспешно шагнув навстречу отцу, она вдруг замерла, вспомнив, как тот не любит открытого проявления чувств.

Некоторое время король молча смотрел на дочь, потом перевел взгляд на Ройса.

Тот медленно приблизился, опустился на одно колено:

— Ваше величество…

В лице короля что-то дрогнуло, седая бровь приподнялась.

— Встаньте, сэр Ройс. — И, повернувшись дочери, приказал: — Подойди сюда!

Когда она подошла, он раскрыл ей свои объятия.

Ей опять не хватало воздуха. Закрыв глаза, она, не стыдясь слез, прижалась к старику, как в те годы, когда была совсем маленькой.

Холодный, властный голос отца слегка дрожал, когда он в конце концов вымолвил:

— Благодарение Богу, ты жива и невредима, дочь моя. Если бы с тобой что-либо произошло, я не перенес бы этого.

В ответ она лишь всхлипывала и моргала, стараясь унять слезы.

Он долго не разжимал объятий, затем слегка отстранился, не снимая руки с ее плеча и с любовью вглядываясь в лицо дочери. Только потом вновь обратился к Ройсу: