Очищение - Роберт Харрис

— Но если поругания не произошло, то почему верховный жрец разводится со своей женой?

— Потому что жена верховного жреца должна быть вне подозрений.

Этот хладнокровный ответ вызвал восхищение среди сенаторов. Цицерон не стал больше вставать, а жестом показал Мурене, что он больше не хочет продолжать обсуждение. Позже, когда мы возвращались домой, он сказал мне не без доли восхищения:

— Это был самый безжалостный поступок, который я когда-либо наблюдал в Сенате. Как ты думаешь, сколько Цезарь и Помпея женаты?

— Лет шесть-семь.

— И я уверен, что Цезарь решился на развод с ней только в тот момент, когда я задал ему этот вопрос. Он понял, что это наилучший способ выбраться из этой ловушки. Да, Цезарю надо отдать должное — большинство не смогло бы с такой легкостью расстаться и с собакой, не говоря уже о жене.

Я печально думал о красавице Помпее. Известно ли ей, что ее муж только что публично расторг их брак? Зная, как быстро действует Цезарь, я был уверен, что к вечеру она уже окажется на улице.

Когда мы пришли домой, Цицерон сразу прошел в библиотеку, чтобы избежать встречи с Теренцией. Там он лег на ложе и сказал:

— Хочу послушать чистый греческий язык, чтобы смыть с себя всю грязь этой политики.

Сизифий, который обычно читал ему, был болен и попросил меня занять его место. По его просьбе я достал текст Еврипида и развернул его под лампой. Это были «Просительницы», и я думаю, что он выбрал именно их, потому что в тот день хозяин думал только о казни заговорщиков и надеялся, что хотя бы тем, что разрешил предать тела преступников земле, был похож на Тесея. Я только-только дошел до его любимых строк: «Опоры нет ни в дерзком вожде, ни в моряке. Они должны и в бурю быть спокойны. Осторожность. Нет мужества надежней меж людей…»[47] — когда вошел раб и сообщил, что в атриуме его ждет Клавдий.

— Иди и скажи ему, чтобы он убирался из моего дома. Меня не должны больше с ним видеть. — Произнеся эти слова, хозяин грубо выругался.

Это задание мне не очень понравилось, но я отложил Еврипида и направился в атриум. Я думал, что увижу Клавдия в расстроенных чувствах, однако вместо этого на губах его блуждала улыбка.

— Добрый день, Тирон. Я подумал, что лучше сразу прийти к учителю, получить нагоняй и забыть об этом.

— Боюсь, что моего хозяина нет.

Улыбка Клавдия несколько увяла — он считал, что я лгу.

— Но я приготовил для него восхитительный рассказ обо всем происшедшем. Он просто обязан выслушать его. Это смешно. Он не может прогнать меня.

Он оттолкнул меня и через большой холл прошел прямо в библиотеку. Я шел за ним, заламывая руки. Но, к его и моему удивлению, комната была пуста. В противоположном конце комнаты была маленькая дверца для рабов, и когда мы вошли, она еще закрывалась. Еврипид лежал на том месте, где я его оставил.

— Что ж, — сказал Клавдий нетвердым голосом, — не забудь передать ему, что я приходил.

— Обязательно, — ответил я.

XIII

Приблизительно в это время, как и предсказывал Клавдий, Помпей Великий вернулся в Италию, высадившись в Брундизии. Гонцы Сената передавали эстафету с этим сообщением почти четыреста миль, чтобы доставить новости в Рим. Вместе с Помпеем высадились двадцать тысяч его легионеров, к которым он на следующий день обратился на городском Форуме с речью.

— Солдаты, я благодарю вас за службу. Мы покончили с Митридатом, величайшим врагом Рима со времен Ганнибала, и вместе совершили героические подвиги, которые будут помнить и через тысячу лет. Горько осознавать, что нам пора расстаться. Но мы живем в стране законов, а у меня нет разрешения от Сената и народа сохранять армию в Италии. Возвращайтесь в ваши родные города. Возвращайтесь в ваши дома. Я говорю вам, что вы будете вознаграждены за вашу службу. Все вы получите деньги и землю. Это я вам обещаю. А пока ждите, когда я позову вас присоединиться ко мне в Риме, где вы получите свою долю добычи и мы вместе отпразднуем величайший триумф в истории столицы нашей разросшейся империи, — торжественно произнес Великий Человек.

После этого он отправился в Рим, сопровождаемый только официальным эскортом ликторов и несколькими ближайшими друзьями. Когда новости о его скромном антураже распространились по стране, они произвели потрясающий эффект. Люди боялись, что полководец двинется на север во главе всей армии, оставляя за собой безжизненную просеку, как будто по ней прошли полчища саранчи. Вместо этого Повелитель Земли и Воды ехал, наслаждаясь неторопливым путешествием, останавливаясь в придорожных гостиницах, и вел себя так, будто он простой путешественник, возвращающийся домой после заграничного вояжа. Во всех городах на его пути — в Тарентуме и Венозе, Капуе и Минтурне — собирались толпы приветствующих его людей. Сотни решили оставить свои дома и двинулись вслед за ним на Рим, и скоро Сенат получил информацию, что к Риму направляется почти пять тысяч жителей страны.

Все эти донесения Цицерон читал со все возрастающей тревогой. Ответ на его длинное письмо к Помпею все еще не был получен, и даже хозяин начал понимать, что его хвастовство по поводу своего консульства не принесет ничего хорошего. Хуже того, из нескольких источников Цицерон узнал, что Помпей недоволен Гибридой. Проехав через Македонию и наглядно убедившись в коррупции и некомпетентности губернатора, Великий Человек собирался по прибытии в Рим потребовать его немедленного отзыва. Подобный шаг грозил Цицерону финансовой катастрофой, потому что он еще до сих пор не получил от Гибриды ни одного сестерция. Хозяин вызвал меня в библиотеку и продиктовал длинное письмо бывшему коллеге: «Я приложу все силы, чтобы прикрыть тебя здесь лишь в том случае, если буду видеть, что мои усилия не тратятся впустую. Но если я не увижу благодарности с твоей стороны, то никому не позволю делать из себя идиота. Даже тебе».

Через несколько дней после сатурналий состоялся прощальный обед в честь Аттика, в конце которого Цицерон передал ему это письмо и попросил лично передать его Гибриде. Аттик поклялся выполнить это поручение, как только достигнет Македонии. А затем, среди слез и объятий, друзья попрощались. Оба были очень расстроены тем, что Квинт не удосужился прийти и попрощаться с Аттиком.

После того, как последний покинул город, проблемы, казалось, навалились на Цицерона со всех сторон. Он так же, как и я, очень беспокоился о Сизифии, своем младшем секретаре, здоровье которого сильно ухудшилось. Я сам учил этого юношу латинской грамматике, греческому языку и скорописи. Все очень любили этого мальчика. У него был мелодичный голос, и именно поэтому он стал чтецом Цицерона. Сизифию было лет двадцать шесть, и он спал в подвале, в каморке рядом с моей комнатой. Начавшийся было кашель перерос в лихорадку, и Цицерон послал к нему своего личного врача. Кровопускание не помогло, курс пиявок — тоже. На Цицерона все это произвело очень сильное впечатление, и почти каждый день хозяин присаживался на лежанку больного и держал холодный компресс у него на лбу. Я проводил с Сизифием каждую ночь в течение недели, прислушиваясь к его горячечному бреду и пытаясь успокоить его и заставить выпить немного воды.