Предчувствие опасности (СИ) - Сейтимбетов Самат Айдосович

Если он хотел славить Теруна — то славил Теруна, и тот, как правило откликался, уделял частичку своей мощи и благодати. Бард молился… ладно, не молился и не взывал к Узианде, но разве песня не молитва? Пой, прославляя своего бога, кому от этого будет хуже?

— А играть я на чем буду? — огрызнулся Минт. — На собственной губе?

Он даже попробовал изобразить, как именно, но получилось нечто непотребное. Проходившие мимо гномы покосились неодобрительно, ворча под нос о распутстве людей и орков. Гатар только ухмыльнулся — такое в свой адрес он слышал часто, правда, никогда от молодых девушек. Подумаешь, ходит в расстегнутой безрукавке на голое тело — это чтобы все видели мышцы и татуировки! А вот приехали бы гномы к нему в степь, он им и слова бы не сказал! Пускай ходили бы по степи в чем захотят и как захотят.

Потому что орки — добрые и щедрые, широкие — как сама степь, до бескрайнего горизонта. А гномы узкие и зажатые, как их туннели в горах.

— Лютню отобрали, губную флейту сломали, мандолину изъяли силой, — перечислял Минт. — Конечно, барда обидеть каждый может, раз песни поет, так чего стесняться, бери, применяй силу!

— Чего ты ворчишь? — удивился Гатар. — У нас в степи знаешь, как поют? Захотел и запел, никакого инструмента не надо!

— А я пою с инструментом! На который у меня денег нет!

Они как раз проходили мимо храма Антрума, бога торговли, и Гатар задумался, нет ли в этом какого-то знака? Боги зачастую тайно помогают своим избранным воинам, шлют знаки и подсказки, надо только суметь увидеть. Те же, кто проявил себя достойно, вообще становятся их паладинами, а то и чемпионами, которым боги являются вживую!

Это была заветная мечта Гатара — стать настолько великим воином, чтобы сам Терун сошел с небес, явился вживую, сделал своим чемпионом и предложил место в небесной тысяче. Поэтому приметы приметами, а над мастерством и умением биться Гатар трудился до седьмого пота — в дружину Теруна лентяев и неумех не берут!

— Слушай, ты же говорил, что надо прикрывать напарников, да? — вдруг оживился Минт.

— Ну, — буркнул Гатар, уже чувствуя подвох.

— Так я же теперь ваш напарник! Чтобы я мог прикрывать ваши спины — мне нужно оружие, а какое оружие у боевого барда?! Его верный и надежный инструмент, чтобы песня лилась на просторе, хватала за душу, повышала атрибуты, вела в бой!

Гатар мечтательно улыбнулся. Да, с хорошей песней жить и воевать было легче. Вторая его мечта — стать бардом и петь в бою, пока еще была далека от осуществления, но вот он, Минт! Он поможет! Станут братьями по мечу и тобызу! Ну или мандолине, неважно, подумаешь, число струн отличается.

— Будет тебе твое оружие, — пообещал Гатар, — сразу после посещения храма Узианды.

Минт повеселел, приободрился и ожил.

— Только не забывай, — нарочито мрачно сказал Гатар, снова кладя ему руку на плечо, — что напарничество работает в обе стороны, иначе оно зовется иначе. Мы прикрываем тебя, ты прикрываешь нас.

— Да не волнуйся, все будет в лучшем виде! — заверил его Минт, ударяя себя кулаком в грудь.

Последователи Пентрока, бога хитрости и проныр, тоже любили так уверять, а потом обманывали. Был у Гатара печальный опыт, еще до того, как он встретил Ираниэль. Вот ее, хоть эльфийка и молилась Филоре, было не провести. Но как быть, если Терун поощрял честность и прямизну воинов?

— Особенно, если Ираниэль согласится, чтобы я прикрыл ей спину, ну, ты понимаешь, — подмигнул Минт.

Нет, пожалуй на последователя Пентрока он не тянул. Ему любили поклоняться действительно хитрые личности, особенно те, что занимались темными и незаконными делишками. А Минт же, скорее тянул на простофилю, лишь мнящего себя хитрецом из-за недостатка Интеллекта и Мудрости. Но это было поправимо. Суровая школа жизни, со стороны Гатара, и хитрость с коварством, со стороны Ираниэль.

Но и орк был способен на хитрости — например, он собирался приступить к тренировкам и перевоспитанию уже после того, как Минт подпишет контракт о найме.

— Все в твоих руках, — наклонил голову Гатар. — Сотый уровень — не предел, особенно для того, кто поставил себе цель и упорно к ней идет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вот не надо этой дедовской ерунды, а? Мы же напарники! Знаешь, как я упорно над песнями и вдохновением тружусь?! Чтобы слова за самое это, чувствительное место цепляли! Ну да, есть еще огрехи, но ты попробуй сочинить песню прямо в бою! Слушай, а говорят, что после боев герои обычно того-этого, ну, для снятия стресса, друг с другом. Правда?

Озабоченность Минта любовью женщин была немного непонятна Гатару. Возможно потому, что ему никогда не приходилось ни за кем бегать, девушки сами подходили и сообщали о своих чувствах. Как в родной степи! Он сообщал в ответ, потом они любили друг друга и все были довольны.

— Думаю, неправда, — ответил Гатар, подумав. — После боя какая любовь? Если после боя на такое силы остались, это и не бой был, а так, избиение.

— Но бывало, а?

— Предлагаю тебе проверить, — решил схитрить Гатар. — Подучу тебя драться, а после крупной заварушки подойди к Ираниэль.

Если сможешь, закончил он мысленно.

— Вот это дело! — обрадовался Минт. — Ты — настоящий напарник, клянусь тринадцатью!

Гатару это не понравилось, слишком свободно и вольно бард клялся богами. Пускай он даже не поминал их персонально, но тринадцать богов — в честь которых названы месяцы — это вам не какое-то мелкое божество ручья.

Как Минт вообще дожил и дорос до таких уровней, с таким вольным обращением с клятвами?

— Даже голова прошла! Ты там случайно Ордалии молитву не возносил? Шучу, шучу, знаю, ты поклоняешься Теруну, но все же? Хм, надо бы нам целительницу в команду, а? Или может мне в целители податься, как думаешь? Буду вас лечить песнями, Бард-Жрец Ордалии и Узианы, Серебряный Голос Стордора, звучит же? Правда, профессию жреца придется повышать, а я птица вольная, куда хочу, туда пою.

— Спроси у жреца Узианды, — посоветовал Гатар, указывая кивком головы на храм. — И не забудь спросить о воздействиях и проклятиях!

— Да, да, помню, дед страшный колдунец, скисший от своей магии, наверное, поэтому он такой угрюмый был и ко мне прицепился, чтобы мою жизнерадостную натуру украсть! Но вы ему не дали, потому что вы настоящие напарники! Надо будет сложить об этом песню!

И Минт упорхнул, наигрывая на невидимой лютне и напевая под нос «Охотница и бард, девятого размера, длиною в целый ярд!»

Гатар только покачал головой, затем подумал, не отправиться ли ему в храм Теруна? Насколько он видел, в храмовом квартале были представлены все 13 высших богов и еще нескольких, рангом помельче. Наверное те, кому молились только гномы Хребта, тогда как храмы Теруну стояли повсюду и не поклонялись ему только дикие монстры.

Эти вообще никому не поклонялись, только убивали и жрали.

Гатар заметил какую-то картинку на стене, словно детские каракули, от скуки подошел и вгляделся. «Грядут Кровавое Безлуние!» было начертано красной краской, словно засохшей кровью. Оставалось только покачать головой, вздохнуть и начать оттирать рисунок. Не то, чтобы это было богохульством, но к чему заранее поминать Бездну?

Год делился на 13 лунных месяцев, по числу высших богов. И затем, после месяца Гароса наступал особый день, отделяющий один год от другого — день безлуния, когда на небе не появлялись ни Мос, ни Бос. После месяца бога смерти — ночь отсутствия двух лун, словно они умирали, и Ночь Безлуния знаменовала собой окончательную смерть старого года. На следующий день Мос и Бос появлялись на небе, и начинался, рождался новый год.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но раз в сколько-то лет (вроде бы 13 по 13, но Гатар не помнил точно) в Ночь Безлуния на небе продолжали сиять обе луны. Но не своим обычным золотистым и зеленым цветами, а красным, насыщенным, словно кровью, и поэтому такая ночь именовалась Кровавым Безлунием. Считалась, что год после них будет особенно богат на катаклизмы, провалы в бездну, выбросы маны, появление Ужасов Ночи и Лордов Нежити.