Билет в ад - Лоран Ботти

Он споткнулся о скрытый под снегом корень, пошатнулся и едва не упал. От резкого движения боль пронзила голову десятками острых иголок. На сей раз она была такой сильной, что на мгновение вырвала его из того полу-бредового состояния, в котором он пребывал с тех пор, как вышел из машины на обочине шоссе. Голову словно стиснул стальной обруч; казалось, она вот-вот взорвется. Обхватив ее руками, он ощутил на них густую запекшуюся кровь. Этот жест не принес ему облегчения, но…

…Шарли…

…вернул его к реальности. Оглядевшись, он спросил себя, не заблудился ли. Эта часть леса казалась совершенно дикой, и за деревьями не было видно ничего, кроме других деревьев. Долго ли он шел? Он потерял всякое ощущение времени. Ему казалось, что события в клинике «Надежда» произошли несколько дней назад, хотя он знал — точно знал! — что с тех пор минул всего час с небольшим. Он помнил, как очнулся… помнил голос Шарли, донесшийся с первого этажа, и отвечающий ей мужской голос… но не голос Такиса, потому что Такис ведь был мертв, не правда ли?.. Мысль об этом вызвала у него горечь и сожаление, ощущение потери, даже заброшенности. Он понимал, что теперь обречен на вечное одиночество.

Но если это не Такис, то кто? Джорди?..

Через минуту он услышал грохот стальной решетки и, с трудом найдя в себе силы дотащиться до окна, увидел быстро удаляющийся джип «чероки». Шарли уехала в нем, Кольбер был в этом уверен. Он с силой прижал обе ладони ко рту, чтобы удержать рвущийся наружу вопль.

Он не зная, остается ли по-прежнему внизу тот мужчина, который недавно говорил с Шарли, и на всякий случай, решив, что в его состоянии лучше не рисковать, спустился вниз по боковой лестнице и вышел наружу через запасной выход. Затем сел в «лендровер» и направился сюда, к загородному дому Жермонов.

…Шарли…

…Шарли, которая посмела!..

Гнев снова вспыхнул в нем, застилая глаза красной пеленой. Воспоминания были настолько мучительны, что он даже забыл о боли. Забыл о времени, о провале своих планов и снова тронулся в путь, не слишком хорошо представляя, в правильном ли направлении идет, спотыкаясь и пошатываясь. Он уже не чувствовал ни холода, ни боли от раны и царапающих кожу веток. В перерывах между приступами дурноты он пытался как-то определить верное направление — он помнил, что дом должен вскоре появиться слева…

…сильнее…

Голос донесся откуда-то издалека и сначала даже не испугал его. Но уже через несколько секунд человек, которого некогда звали Жозеф Кольбер, замер на месте, прижавшись к заснеженному стволу дерева и оцепенев от страха. Он узнал голос мальчишки, который, по каким-то необъяснимым причинам, внушал ему бесконечный ужас.

И вдруг его осенило: если мальчишка был здесь, то… Шарли тоже! Шарли тоже!

Кольбер схватил пистолет, который отыскал перед тем, как покинуть клинику, и почти бегом бросился вперед.

Сила его безумия была такова, что оно победило животный страх и почти полностью блокировало инстинкт выживания.

Он понял, что движется в верном направлении, когда во второй раз услышал тот же голос — уже громче и отчетливее:

…Сильнее!..

87

…Сильнее!

Джорди был уже на середине поляны, когда перед ним предстало завораживающее зрелище: стены дома буквально зашатались, словно при землетрясении. Внутри что-то загрохотало. Джорди бегом преодолел последние метры, и в тот самый момент, когда он оказался у порога, одно из окон взорвалось изнутри, осыпав его дождем осколков. Не обращая внимания на порезы, он попытался открыть дверь, но тщетно. Какая-то сила заблокировала ее, и она не поддавалась ни на миллиметр.

…Сильнее!

Взорвалось второе окно. Джорди едва успел броситься на землю и закрыть голову руками. Снова раздался грохот, причину которого никак нельзя было понять. Звучал ли он на самом деле? Или это была просто галлюцинация?

Может быть, удастся попасть в дом с другого входа?

Он обогнул фасад и увидел дверь, ведущую в полуподвальную прачечную. Она была открыта — точнее, взломана. Грохот усилился, к нему добавился пронзительный, ужасающий детский голос, выкрикивающий одно и то же слово: «Сильнее!», — земля под ногами задрожала, и наконец Джорди ощутил мощные потоки энергии, которые волнами накатывали на него с такой силой, что он едва мог удержаться на ногах. С трудом выпрямившись, он заметил, что паровой котел сотрясается, готовый вот-вот сорваться со своей опоры, и в тот же момент понял, откуда этот странный запах.

Утечка газа!

Он бросился в кухню, оттуда — в гостиную. И застыл на пороге, пораженный апокалипсической сценой: занавески и картины были сорваны со стен, мебель носилась по воздуху, подхваченная неведомой силой, какая-то женщина прижалась к стене, глаза ее были полны страха и ненависти, лицо пересекал кровоточащий порез. Кто она такая и что здесь делает?.. Шарли тоже была здесь, она пыталась заслониться от летящих по воздуху предметов, одновременно выкрикивая имя своего сына. Тело Лиан Жермон лежало на полу в луже крови… Давид стоял посреди всего этого хаоса — казалось, он был в трансе. Именно от него расходились волны сокрушительной энергии, сотрясавшие весь дом.

Возле самых ног Джорди появилась широкая трещина в полу, и это вывело его из оцепенения. Нужно захватить Давида врасплох, решил он. Это единственный выход. Через минуту-другую все может взорваться! Поэтому — сейчас или никогда!

Он одним прыжком оказался в комнате, едва не столкнувшись с летящим по воздуху креслом, и со всех ног бросился к Давиду. Ребенок повернул к нему голову в тот момент, когда Джорди осталось преодолеть последние несколько метров.

88

…Сильнее!

Этот крик звучал в голове Тома Миньоля, грозя расколоть ее на части. В нем звучал вызов, к которому примешивались гнев, отчаяние и — облегчение. Все это заставило Тома забыть о ране, и теперь он шел все быстрее и быстрее, влекомый ужасным предчувствием неминуемой драмы.

Цепляясь за стволы и ветки, он шел вперед, на призыв этого повелительного голоса. Наконец он вышел на поляну перед домом, задыхающийся и обессиленный.

И вот теперь он в изумлении смотрел на дом, подпавший под власть непонятной разрушительной силы, невидимой, но вполне ощутимой: над поляной стоял грохот, стены дома дрожали, каждую минуту готовые рухнуть. Тома с трудом удержался от того, чтобы не вернуться обратно в лес в поисках надежного укрытия.

…Сильнее!

Новый крик привел его в чувство. Внутри дома находились люди. Что он мог сделать в такой ситуации? Тома не знал. Но он понимал одно: главная опасность сейчас исходила не от Вдовы и не от Кольбера. Она исходила от этого ребенка, в которого вселилась какая-то демоническая сила.

Но поскольку Тома был из тех людей, которые не отступают ни перед какой опасностью, он устремился прямиком к дьяволу в пасть, сжимая в руке пистолет, хотя никогда еще оружие (которое, впрочем, ему и раньше приходилось применять довольно редко) не казалось ему таким бесполезным.

Ему оставалось преодолеть метров двадцать, как вдруг входная дверь распахнулась, и на пороге показалась какая-то странная, расплывчатая, многоцветная фигура. В следующую секунду раздался взрыв, и огненная завеса поглотила все.

89

Человек, которого когда-то звали Жозеф Кольбер, стоял на коленях в снегу, оглушенный взрывом, или пронзительным детским голосом, или адской болью в голове — он не смог бы сказать. Все, что он помнил, — это крик «Сильнее!», яростный и пронзительный, сверлящий мозг, и последовавший за ним взрыв, расколовший небо и лес, а затем смешавший их в единое хаотическое месиво.

Он стоял неподвижно минуту, две, три…

Затем наступила тишина.

Эта непроницаемая тишина его успокоила. И даже придала ему сил. Ужасный пронзительный голос наконец смолк. И с ним — все остальные голоса, крики, вопли ужаса и боли, рыдания, которые разносились над поляной еще совсем недавно…

Он огляделся по сторонам. До поляны было метров тридцать. Его цель была уже близка. Хотя сейчас она представляла собой дымящиеся развалины…

Он поднялся и, пошатываясь, побрел к ним.

Тома не знал, сколько времени оставался без сознания. Он даже не был уверен, действительно ли упал в обморок или же утрата чувства времени объяснялась глубокой тишиной, воцарившейся после адского грохота, — эта внезапно наступившая тишина дезориентировала его до такой степени, что он уже не мог отличить сна от яви, реальность от кошмара.

Он открыл глаза. Увидел над собой бледно-серое небо в красноватых отблесках. И одновременно ощутил волны жара, ласкающие его лицо, хотя спина была скована холодом.