Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

– Разве тот парень, которого ты наняла, не справляется?

– Напряжение слабое. Я его рассчитала и решила дождаться тебя.

– Так ведь я не домой еду.

– А-а.

– Хочешь знать почему?

(Да, Брайни, хочу. И когда-нибудь насыплю тебе едкого порошка в ширинку за такие вопросы.)

– Буффало Билл, ты сам скажешь мне, что захочешь и когда захочешь.

– Ренджи Лил, не хочешь ли проехаться в Париж? И в Швейцарию?

– Может, лучше в Южную Америку? В страну, откуда нет экстрадиции? – (Провались ты, Брайни! Кончишь меня дразнить или нет?)

– Завтра тебе надо выехать. Езжай на Центрально-Американском до Чикаго, оттуда на Пенсильванском до Нью-Йорка. Я тебя встречу и отвезу в отель. В субботу отплывем в Шербур.

– Есть, сэр. – (Вот наказание!) – Относительно наших деток – их семь, насколько я помню. Имеются какие-нибудь пожелания? Или мне пристроить их по своему разумению? – (А как? Договориться с Элеонорой?)

– По своему разумению, но если Айра на месте, я хотел бы с ним поговорить.

– Слушаюсь и повинуюсь, эфенди.

Поговорив с Брайаном, отец сказал мне:

– Я сказал ему, чтобы не беспокоился: Этель хорошо стряпает. Если ей понадобится помощь, я найму женщину. Так что отправляйся, Морин, и веселись как следует – ребята будут в порядке. Больше двух чемоданов не бери, потому что… – Телефон зазвонил опять.

– Морин, это твоя старшая сестра, дорогая. Брайан уже звонил?

– Да.

– Вот и хорошо. У меня уже заказаны места в пульмане – Джастин забронировал из Нью-Йорка. Фрэнк отвезет вас на вокзал. Будь готова к десяти утра. Справишься?

– Куда деваться. В крайнем случае поеду босиком и с фигой на голове.

Я быстро освоилась с путешествием на роскошном лайнере. Поначалу «Île de France» до глубины души потряс крошку Морин Джонсон, которая понимала роскошь как достаточное количество ванных на семь человек (в среднем) и нужное количество горячей воды. Два года назад Брайан возил меня в Большой Каньон, и там было чудесно, и здесь тоже чудесно, но по-другому. Concierge, готовый сплавать обратно в Америку, лишь бы доставить то, что нужно мадам. Горничная, которая говорила по-английски, но понимала мой французский и не смеялась над моим произношением. Большой оркестр за обедом, камерное трио за чаем, танцы каждый вечер. Завтрак в постели. Массажистка по вызову. Гостиная нашего люкса – больше и наряднее, чем в доме у Элеоноры, – и две большие спальни.

– Джастин, почему мы едим за капитанским столом?

– Не знаю – должно быть, потому, что занимаем люкс.

– А зачем он нам? И в первом классе было бы прекрасно, а я не возражала бы и против второго. Не слишком ли мы шикуем?

– Морин, радость моя, я заказал две отдельные каюты в первом классе, за них мы и заплатили. Но за два дня до отплытия позвонил пароходный агент и предложил мне этот люкс за ту же цену и символическую доплату в сотню долларов. Человек, который его заказывал, вроде бы раздумал плыть. Я спросил почему, и агент вместо ответа сбавил доплату до пятидесяти долларов. Я спросил, кто умер в люксе и отчего – не заразно ли это? Тогда он предложил, чтобы мы совсем не доплачивали, а только позволили бы фотографам из «Нью-Йорк таймс» и «Л’Иллюстрасьон» снять нас в этом люксе – что они и сделали, если помнишь.

– Значит, это все-таки заразно?

– Не совсем. Бедняга выпрыгнул с двадцатого этажа сразу после Черного вторника.

– Ох, лучше бы не спрашивала.

– Но, дорогая, он в этом люксе не жил, даже не бывал ни разу, так что его призрак нам являться не будет. Это один из многих тысяч придурков, сколотивших себе бумажное состояние спекуляциями на бирже. Если тебе от этого легче, могу заверить, что ни я, ни Брайан не делали секрета из того, что намерены выйти из игры, поскольку ожидаем краха к концу октября. Но нас никто не слушал, – пожал плечами Джастин.

– Я чуть не придушил одного брокера, чтобы заставить его делать, что велят, – добавил Брайан. – Он считал безнравственным и чуть ли не преступным делом продавать, когда цены стабильно растут. «Подождите, пока не дойдет до пика, – говорил он мне, – а там посмотрите. Это сумасшествие – выходить из игры в такой момент». Я ему на это сказал, что моя старая бабушка погадала на кофейной гуще и вышло, что надо распродавать. Он мне опять: это, мол, безумие. А я ему: делайте, что вам говорят, иначе пойду к управляющему биржей и скажу, что вы занимаетесь нелегальными операциями. Тогда он разозлился и мигом все распродал, а потом еще больше разозлился, потому что я потребовал заверенный чек. По чеку я сразу же получил деньги и обменял их на золото… отлично помня слова Теда о скором разорении банков.

Я хотела спросить, куда же он дел золото, но не спросила.

Цюрих – чудесный город, красивее всех, которые я видела в Соединенных Штатах. Официальный язык здесь немецкий, но не тот немецкий, на котором говорил наш сосед, житель Мюнхена. Однако я скоро убедилась, что почти все здесь говорят по-английски, и мне стало легче. Наши мужчины занимались своими делами, а мы с Элеонорой предавались туризму.

Однажды мужья взяли нас с собой, и оказалось, что я – владелица номерного банковского счета на 155,515 грамма чистого золота (я быстро вычислила, что это равняется ста тысячам долларов, но эта цифра нигде не фигурировала). Потом я подписала доверенность на право распоряжения «своим» вкладом на имя Брайана и Джастина, а Элеонора сделала то же относительно «своего» вклада. Еще мы подписали ограниченную доверенность на какого-то неизвестного из Виннипега, Канада.

Нам предложили тот люкс не потому, что мы относились к высшему обществу – мы в него не входили. Но в сейфе у корабельного эконома ехал увесистый груз, большая часть которого принадлежала Фонду Говарда, а кое-что Брайану, Джастину и моему отцу. Французский банк перевел золото из Шербура в Цюрих, и мы последовали за ним.

В Цюрихе Брайан и Джастин в качестве доверенных лиц Фонда проследили за вскрытием груза, за его подсчетом и взвешиванием, а затем поместили его на хранение в консорциум трех банков. Фонд очень серьезно отнесся к предупреждению Теодора о том, что мистер Рузвельт девальвирует доллар и запретит американским гражданам владеть золотом или держать его у себя.

– Джастин, – спросила я, – а вдруг губернатор Рузвельт не станет баллотироваться в президенты? Или вдруг его не выберут?

– Ну что ж – Фонд от этого не пострадает. Но разве ты больше не доверяешь Теду? По его совету мы разбогатели на спекуляциях и вышли из игры вовремя – теперь Фонд в шесть раз богаче, чем год назад, и все благодаря Теду.

– Нет, я верю в Теодора! Я