Золотой берег - Нельсон Демилль

— Если у нас после этой прогулки на яхте начнется цинга, в этом будешь виноват ты.

— Я полностью отвечаю за яхту «Пауманок» и ее экипаж, мадам. Я являюсь капитаном корабля и не потерплю неподчинения.

Сюзанна взболтала банку с пивом, открыла ее и плеснула пивной пеной мне в лицо.

Обычно такие сцены мы с Сюзанной разыгрываем в качестве прелюдии перед тем, как заняться любовью, но сейчас с нами были дети, и мне ничего не оставалось, как изображать невинное веселье. Ха-ха. Но, клянусь, это игра уже начала меня возбуждать. Я всегда почему-то легко возбуждаюсь, когда нахожусь на яхте.

В тот вечер мы играли в карты, разговаривали, читали и отправились спать довольно рано. Плавание под парусом очень изматывает, и я нигде так крепко не сплю, как на яхте.

Мы встали на заре и взяли курс в сторону дома. В заливе Гардинерс мы прошли вокруг одноименного острова. Семья Гардинеров прибыла в Новый Свет практически одновременно с семьей Саттеров, но остров, дарованный им еще Карлом Первым, до сих пор является их собственностью. Нынешний его владелец Роберт Дэвид Лайон Гардинер обладает тем, что можно было бы назвать единственным наследуемым титулом в США, он известен как шестнадцатый лорд Манора. Мой отец, хорошо знакомый с ним, называет его Бобом.

Плавание вокруг довольно большого острова было непростой задачей, однако команда справилась с ней великолепно. Когда мы покидали северную оконечность острова, я не мог не задуматься о том, что земля — это символ покоя и благополучия, что она не должна быть предметом купли и продажи, не должна быть предметом дележа. Но в наши дни это недоступный идеал, я понимал это. Все же надо признать, я завидовал шестнадцатому лорду Манора.

Мы обошли стороной Ориент-Пойнт и, спустив паруса и позволив яхте плыть по воле волн, решили наконец порыбачить. Сюзанна, Каролин и я занялись ловлей тунца, используя в качестве приманки кусочки сельди, купленные на предыдущей стоянке. Энтузиаст Эдвард вооружился огромным удилищем с леской, выдерживающей сто фунтов, и открыл охоту на акул.

— Я собираюсь поймать большую белую акулу, — сообщил он.

— Смотри, как бы она тебя не поймала, — хмыкнула Каролин.

Эдвард достал из холодильника целого цыпленка, которого он берег для приманки, и наживил его на большой крюк, прикрепленный к металлическому тросику. Он был настроен весьма решительно и тотчас же закинул наживку в море.

Нам удалось поймать шесть тунцов, которых мы посадили в садок, чтобы капитан потом почистил их свежими. А Эдвард и в самом деле подцепил акулу, правда небольшую, их много в здешних водах в июле месяце. Но, судя по тому, как гнулось удилище и как прыгала акула, она весила не меньше двухсот фунтов. Эдвард аж весь заходился от восторга.

— Есть! Есть! Она у меня на крючке!

На нашей яхте нет специальных приспособлений для ловли крупной рыбы, поэтому Эдвард просто встал на колени и уперся изо всех сил, чтобы акула не стащила его за борт. Акула вполне была способна накренить яхту, хотя катушку он предусмотрительно закрепил. Эдвард уже удерживал в руках не удилище, а саму леску и настолько выбился из сил, что едва шевелил языком. Но акуле еще не удалось до конца сломить его. Помню, у меня в детстве был подобный случай: я на глазах у своего отца пытался справиться с большой голубой акулой. Я не позволил никому перерезать леску и не отдал снасть, чтобы передохнуть. В результате примерно через час, мертвый от усталости, я упустил не только акулу, но и удилище с дорогой катушкой. Так что теперь я как бы наблюдал за самим собой в молодости.

Парусная яхта — это не совсем то, что требуется для охоты на акул, и пару раз я даже опасался, что Эдвард улетит за борт, если акула пойдет на глубину и яхта накренится. Примерно час спустя я предложил:

— Давай ее отпустим.

— Нет.

— Тогда давай я тебя подменю.

— Нет.

Каролин и Сюзанна уже не ловили тунца, а молча наблюдали за Эдвардом. Эдвард, конечно, не мог отступить на глазах у женщин и у своего отца. Я пытался найти для него достойный выход из положения, но ничего не мог придумать. В конце концов, это его проблема, а не моя.

Каролин вылила на Эдварда ведро морской воды, затем вытерла его махровым полотенцем. Сюзанна поила его из своих рук кока-колой, и он выдул три банки.

Было видно, что Эдвард чувствует себя неважно, от палящего солнца кожа на его спине покраснела, он лихорадочно облизывал пересохшие губы. Он как-то странно поводил глазами, и я опасался, как бы его не хватил солнечный удар. Руками и ногами он обвил основание мачты, но если рыба окончательно разъярится, то ей, пожалуй, ничего не будет стоить утащить Эдварда вместе с мачтой.

Я уже желал, чтобы он упал в обморок, свалился за борт, чтобы леска наконец лопнула. Все, что угодно, но только не видеть, как он мучается.

Каролин не переставала его уговаривать:

— Отпусти ее, Эдвард. Отпусти.

Он уже не мог говорить, поэтому только мотал головой.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но Сюзанна решила взять дело в свои руки и ударом ножа перерубила натянутую леску.

Минуту или две Эдвард не мог понять, что произошло, затем он упал на палубу и заплакал.

Нам пришлось отнести его вниз и уложить на койку, укутав во влажные полотенца. Прошел еще час, прежде чем он смог начать двигать руками и ногами.

Мы поплыли в сторону родной пристани. Эдвард был спокоен и молчалив, затем объявил во всеуслышание:

— Спасибо, что помогли.

— Нам следовало выбросить тебя на съедение акулам, — сказала Каролин.

— Акулам? — удивился я. — А я думал, он сражался с дохлым цыпленком.

Сюзанна улыбнулась и обняла своего сына.

— Ты упрям и глуп, как твой отец.

— Спасибо за комплимент, — отозвался Эдвард.

К причалу яхт-клуба «Сиуанака Коринф» наша яхта подошла поздно вечером в понедельник. Мы обгорели на солнце и падали с ног от усталости. Яхта — это что-то вроде лакмусовой бумажки для определения состояния семейных отношений. Пребывание в узком кругу посреди морской стихии или сближает людей, или подталкивает их к мятежу и убийствам. Когда мы привязывали яхту к причальной стенке, мы улыбались друг другу, море подействовало на Саттеров волшебным образом.

Но в море нельзя остаться навсегда, на необитаемых островах вам никто не сможет даже удалить аппендикс. Поэтому мы привязывали свою яхту и возвращались к нашей суперсовременной жизни, чтобы дальше крутиться в ее отчаянном ритме.

Я прекрасно понимал, что у вновь возникшей сплоченности Саттеров есть серьезный изъян, трещина, которая пробежала между мужем и женой. Нас больше не удерживали вместе наши дети, они просто свели нас опять на некоторое время, пока были с нами рядом. В тот вечер, сидя в одиночестве у себя в кабинете, я вдруг понял, что с нетерпением жду конца этого лета, жду, когда дети разъедутся по своим школам. Тогда мы с Сюзанной сможем наконец поговорить откровенно, сможем опять быть свободными в нашем соединении или разрыве.

В пятницу мы все вчетвером поехали в контору по торговле недвижимостью Хэмптона, и в преддверии летнего сезона я выставил наш дом для срочной продажи. К несчастью, лето уже несколько недель как началось, и большинство «денежных мешков» с Манхэттена давно позаботились о качественном летнем отдыхе. Этот факт в сочетании с нестабильностью на фондовом рынке, высокими пошлинами на недвижимость и очередной глупостью в подоходных налогах не самым лучшим образом подействовал на рынок продажи недвижимости. Тем не менее я выставил цену в полмиллиона, которую агент по недвижимости исправил на 499000 долларов.

— Нет, — сказал я, — я же написал: полмиллиона.

— Но…

— Я не делаю ставку на идиотов. Предлагайте дом по моей цене. — Он повиновался. Даже если я выручу полмиллиона, мне не видать большой прибыли, так как, выплатив налоги, комиссионные агенту по недвижимости, Мельцеру, ФНС и, конечно же, новый налог на вложенный капитал, я, скорее всего, останусь с жалкой пачкой долларов. Боже, как грустно. Еще грустнее становилось от того, что я любил этот дом, и это был единственный уголок на земле, который принадлежал мне лично.

Остаток пятницы мы провели за упаковкой тех личных вещей, которые не хотели демонстрировать возможным покупателям. Мы почти не разговаривали, и это подчеркивало печальную реальность случившегося. Другой реальностью был тот факт, что при желании Сюзанна могла бы покрыть мой долг из своих средств. Я не знаю точно, сколько у нее денег (я всего лишь ее муж и адвокат по налогам), но по приблизительной оценке у нее не меньше шестисот тысяч долларов, из которых она получает в виде процентов тысяч пятьдесят на булавки. Она, конечно, не тратит всех этих денег, а вкладывает их в акции или во что-то еще. Но просить наследницу старинного состояния поделиться капиталом — это все равно что предложить монашке заняться любовью.