Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

Гюнтер бродил по городу еще около часа. Теперь он уже кое-что понимал и не удивлялся молчаливой настороженности жителей, односложным ответам барменов и продавцов, отсутствию люминесцентной рекламы, музыкальных автоматов и телевизоров в кафе. В одном из кварталов он наткнулся на особняк бургомистра. Дом, не соприкасаясь с другими, стоял чуть в глубине улицы, а перед его фасадом располагалась узкая полоска газона с редкой анемичной травой и четырьмя хилыми деревцами. Но больше всего удивила Гюнтера гравировка на медной табличке возле входных дверей: “Иохим-Франц Бурхе, доктор натурфилософии”. До сих пор Гюнтер считал натурфилософию если уж и не вымершей наукой, то, по крайней мере, застывшим в прошлом веке реликтом, представляющим интерес только для историков.

Уже возвращаясь к центру города, Гюнтер увидел на одной из улиц невзрачное здание полицейского участка. Прошел по улице и свернул в переулок. План города, выученный по путеводителю, помог и на этот раз. Через несколько шагов Гюнтер увидел вывеску пивного подвальчика и спустился вниз.

В пустом зале лысый худощавый бармен за стойкой с мрачной отрешенностью ожесточенно тер полотенцем бокал.

— Добрый день, — сказал Гюнтер.

Бармен кивнул, посмотрел бокал на свет и снова принялся его натирать.

— Где у вас можно воспользоваться телефоном?

Бармен указал бокалом куда-то за спину Гюнтера. Гюнтер повернулся. Телефонная будка, обшитая, как и стены, темным деревом, пряталась у входа. Как раз то, что ему нужно.

Гюнтер вошел в будку с намерением позвонить приятелю, однако передумал и через минуту вышел.

— Спасибо, — поблагодарил он бармена и положил на стойку мелочь.

Бармен посмотрел на деньги, дохнул на отполированный до блеска бокал и кивнул.

Немного попетляв по переулкам, Гюнтер снова выбрался на Стритштрассе. Появившиеся было на улицах прохожие вновь исчезли, и Гюнтер посмотрел на часы. Начало третьего.

“Ого!” — подумал Гюнтер. Ему казалось, что он “успокаивает нервы” не более часа. Обеденный перерыв в бургомистрате закончился, и Гюнтер пожалел, что не был в это время в “Звезде Соломона” и не видел, с кем еще встречается бургомистр. Воспоминание о ресторанчике напомнило Гюнтеру, что он сегодня ничего не ел. Можно было перекусить в любом кафе, но там ничего существенного, кроме сосисок и омлета, не подавали, и Гюнтер направился в “Звезду Соломона”.

Откуда-то из переулка на улице появился прохожий и пошел впереди Гюнтера неторопливой старческой походкой, опираясь на трость-зонтик. Что-то знакомое показалось Гюнтеру в фигуре прохожего. Черный лакированный цилиндр, длинный, как полупальто, пиджак с фалдами (сюртук, кажется), клетчатые брюки. Гюнтер вспомнил. Этого странно одетого даже для Таунда прохожего он видел вчера утром, когда въезжал в город. И тут же по выглядывающим из-за ушей седым холеным бакенбардам Гюнтер узнал магистра Бурсиана. Иди магистр по солнечной стороне улицы, Гюнтер узнал бы его еще раньше. По отсутствию тени. Впрочем, не исключено, что сегодня тень у магистра и была, если он собирался мистифицировать еще кого-нибудь.

“Вот сейчас мы и определим, где вы живете”, — подумал Гюнтер и зашагал медленней, приноравливаясь к неторопливой походке магистра. Магистр миновал немного выступающий на улицу дом номер пятнадцать и сразу же повернул за угол. Гюнтер, последовав за ним, тоже повернул за угол… И в растерянности остановился. Прохода между домами не было — они намертво смыкались друг с другом, образуя глухой угол. Гюнтер посмотрел вверх, себе под ноги, опасливо потрогал пальцами стены домов. Деваться магистру было некуда — входную дверь магазинчика скобяных товаров Гюнтер, пока шел за магистром, видел прекрасно, и все же магистр исчез. Словно дематериализовался.

Гюнтер неуверенно покачал головой. Как бы сказали в светском обществе: “Ваши шутки, магистр, стали выходить за рамки приличий”.

Гюнтер сделал несколько растерянных шагов по улице, оглянулся на угол, где исчез магистр, и вздрогнул от оглушительного треска жалюзи, опустившегося на окошке консьержки пятнадцатого дома.

“Черт бы вас побрал с вашими мистификациями и суевериями!” — разъярился он и, не оглядываясь, быстро зашагал по улице. Треск опущенного консьержкой жалюзи настолько вывел из себя Гюнтера, что только возле входа в ресторанчик в его сознании спроецировалась мимоходом замеченная картина: отсутствие на месте сожжения остатков уборочной машины и чистая мостовая. Теперь только копоть на стенах напоминала о ночном происшествии.

“Быстро управились, — зло подумал Гюнтер. — Интересно, проявили ли власти города такую же оперативность при уборке окрестностей разгромленной гостиницы?”

Он открыл дверь и вошел в ресторанчик. Табачный дым все еще висел в воздухе, хотя в ресторане было уже пусто. Вчерашняя официантка убирала со стола, перестилала скатерти, а в углу за столиком сидел преподобный отец Герх и задумчиво крошил печенье в стакан молока. С момента появления в зале Гюнтера он, не отрываясь, смотрел на него прямым открытым взглядом. Гюнтер не стал разыгрывать непонимание и пошел прямо к столику отца Герха.

— Вы позволите, святой отец? — спросил он, чуть наклонив голову.

— Садитесь, сын мой.

— Благодарю. — Гюнтер опустил сумку на соседний стул и сел. — Гюнтер Шлей.

Отец Герх продолжал крошить печенье в стакан. Под его глазами залегли большие темные круги, от чего взгляд казался пронизывающим.

“Спрашивайте, отче, — подумал Гюнтер. — Как я понимаю, вы хотели пригласить меня за столик, чтобы определить мои умственные способности. Насколько я, говоря вашими же словами, пройдошист. Так начинайте, святой отец”. Гюнтер бросил взгляд на официантку и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

— Давно в нашем городе, сын мой? — наконец спросил отец Герх.

— Со вчерашнего дня.

— По делам к нам?

— Нет. Я в отпуске.

— Веруете ли вы, сын мой? — неожиданно спросил отец Герх.

Гюнтер развел руками.

— Весьма прискорбно, сын мой. Подумайте о своей душе. Вы сейчас молоды, душа у вас не болит, и вы не думаете о смертном часе. Но придет время старости, и в душе вашей будут холод и пустота. Только вера исцелит вашу душу и даст надежду на спасение.

— Я материалист, святой отец, и не верю в бездоказательные идеи. То, что у меня есть сознание, я могу вам доказать, как дважды два. А вот вы тезис о существовании у меня души можете предложить только как аксиому.

— Не путайте, сын мой, науку и веру. Вера тем сильна, что бездоказательна. Если ваша наука так всесильна, то почему вы не можете доказать отсутствие бога?