Башни Заката - Лиланд Модезитт

Креслин отступает.

— Можешь не беспокоиться, — продолжает Мегера. — Я не причиню тебе вреда, пока сама не захочу умереть, а смерть привлекает меня сейчас меньше всего на свете. У меня нет желания доставлять дражайшей сестрице такое удовольствие. Так же, как и дорогому кузену. И уж, конечно, мне бы не хотелось огорчать своего ненаглядного супруга.

— Что ты имеешь в виду? При чем тут смерть?

— Надо же, он не понимает! Родился в краю, где почитают Предание, но все равно не понимает! А все потому, что ты мужчина! Дайте мужчинам волю, и они тут же начнут сеять смерть. Как сеешь ты мечом или бурей. Вот и этот бедняга погиб от твоей руки, хотя он, возможно, тебя бы и не тронул.

— Ты не права.

— Но ты подбил его на поединок специально, чтобы убить. Разве не так?

— Не так. Дело не в этом.

— Так расскажи мне в чем, суженый. Расскажи, чем ты отличаешься от других мужчин. Солги, как лгут они все!

Креслин вздыхает.

— О, мы, кажется, выказываем признаки сожаления. Или просто усталости?

— Ты выслушаешь меня, или уже все для себя решила?

— Этот человек мертв! Разве не так?

— Мегера! — Креслин теряет терпение, повышает голос, и ее имя звучит как раскат грома. — Это не обычный гарнизон, а место ссылки. Каждый здешний солдат убил по меньшей мере одного человека. И не в бою — совершил умышленное убийство. Сюда отправляли только преступников, но даже среди них герцог выбрал не самых закоренелых и отозвал обратно в Монтгрен. Здесь же остались только отъявленные головорезы, такие как Зарлен. Он так или иначе искал бы случая меня убить, вот я и предоставил ему эту возможность с самого начала. Да, я действительно вызвал его на поединок и сделал это намеренно, на глазах у всех, чтобы остальные солдаты поняли: ни я, ни ты не станем для них легкой добычей. Да, я родился и вырос в Западном Оплоте. Я чту Предание, но тем не менее убиваю. Должен заметить, что Предание Рибэ запрещает не кровопролитие вообще, а бессмысленное кровопролитие. По-моему, разница весьма существенная. Кроме того, ты, по-видимому, забыла, что я едва ли не умираю вместе с каждым, кто гибнет во время сотворенной мной бури. Можешь считать, что я в какой-то мере эгоистичен, ведь если бы Зарлен вынудил меня использовать против него ветра, мне пришлось бы прочувствовать его смерть. А я и так уже перенес их слишком много.

— Смерть есть смерть, какова бы ни была ее причина! — гневно сверкая глазами, возражает Мегера.

— Не знаю, но я устал. И все время оказываюсь загнанным в угол. Будь у меня возможность тщательно продумывать каждый шаг, мне, наверное, удалось бы избежать большей части тех разрушений, к каким привело использование моих способностей. Но я всякий раз оказываюсь перед необходимостью немедленно реагировать на угрозу. Жажда мести, вожделение, злоба — вот что нес в себе этот человек — Креслин впивается в Мегеру взглядом. — И я не заметил с твоей стороны особого стремления унять или урезонить его.

— Ты так ничего и не понял, — сердито ворчит Мегера. — При чем тут я?

— Мне нужно сходить за лошадьми, — устало говорит Креслин. — Надеюсь по возвращении застать тебя здесь.

— А куда мне отсюда деться, о ненаглядный супруг?

Он выходит за дверь, сопровождаемый ее гневным взглядом.

«А куда мне отсюда деться, о ненаглядный супруг?..» — эти слова звенят в его ушах, когда он закрывает за собой обшарпанную дверь. Куда могут деться они оба?

— Ты в порядке? — спрашивает стоящий возле неказистого каменного домишки Клеррис.

Креслин молча качает головой и смотрит в сторону пристани, туда, где находятся «Грифон» и кони, которых ему надлежит забрать.

Направляясь навстречу юноше по усеянному камнями песку, немолодой маг с усмешкой говорит:

— Женщины… Я знаю Лидию невесть сколько лет, но до сих пор не могу сказать, что ее понимаю.

— «Невесть сколько лет»… — повторяет за ним Креслин. Он отводит взгляд от пристани и, повернувшись к Клеррису, спрашивает: — А Лидия, она твоя ровесница?

Смущенная улыбка на миг делает мага похожим на мальчишку:

— Ну… ей лучше удается контролировать внутреннюю гармонию, и… В общем, она чуточку постарше.

Креслин прощупывает собеседника своими чувствами, но слова звучат правдиво и сам Клеррис совершенно спокоен: его отличает та неизменная уверенность, которую юноша уже привык связывать с гармоническим началом.

— А на что ты способен, кроме продления жизни и исцеления?

Клеррис поджимает губы:

— Помимо управления погодой — а лишь очень немногие из нас, если такие вообще найдутся, способны соперничать в этом с твоей природной силой, — магия гармонии сводится в основном к упорядочению, то есть исцелению и укреплению. Правда, мы умеем создавать некоторые не связанные с хаосом иллюзии, скажем, исчезновение, и можем погружать людей в сон, не причиняя им вреда. Ну и, конечно, мы все знаем толк в растениях.

— Растениях?

— Смотри внимательно, — Клеррис указывает на чахлый голубой цветок, распустившийся на оплетающей груду камней колючей лозе. — Это не бросается в глаза, но…

Креслин ощущает направляемый Клеррисом к крошечному цветку поток силы и видит, как медленно, в размеренном темпе капель, падающих после дождя с уголка крыши, стебелек крепнет, лепестки наливаются соком, и цвет их становится ярче.

— А вот Лидия или Марин — те могут взять саженец ябруша и повлиять на него так, чтобы плоды со временем стали крупнее или мельче, кислее или слаще… Но большинству людей не интересны чудеса, результаты которых видны лишь спустя годы.

— Наверное, — соглашается Креслин. — Но ведь предполагается, что магия действует мгновенно.

На губах Клерриса вновь появляется мальчишеская улыбка:

— Действует-то она мгновенно, но вот чтобы результаты этого действия проявились со всей очевидностью, требуется время. Но зато, в отличие от содеянного нашими Белыми «друзьями», сотворенное нами долговечнее, и уничтожить плоды наших трудов довольно трудно.

Креслин замечает, что Мегера выглядывает в узкое окошко. Фрейгр спускается по пыльной дороге к пристани, где привязаны кони.

— Тут есть над чем подумать, — со вздохом говорит юноша. — Но в свое время. Сейчас я, пожалуй, все же схожу за лошадьми. Сдается мне, нашему славному капитану не терпится покинуть Отшельничий.

LXXI

В центре подернутого белым туманом зеркала видна высящаяся на черном утесе черная башня с мерцающими, словно они не из настоящего камня, стенами.

Губы вперившего взгляд в зеркало Высшего Мага шевелятся, но слова не слышны. Потом он хмурится, и изображение исчезает. В серебре зеркала отражается лишь потолок комнаты.

Слышится стук в дверь.

— Заходи.