Египетская мифология - Иван Вадимович Рак

поклонения умершего богам Загробного Царства; в центре — земледельческие работы в Полях Иару; внизу — дневная и ночная Ладьи Солнца, на которых вместе со свитой Ра путешествует умерший(?). Рисунок из «Книги Мёртвых» («Папирус писца Несмина»); IV в. до н. э.; Эрмитаж. [320]

Загробное воздаяние за грехи

То, что в сохранившихся текстах и гробничных надписях говорится исключительно об оправдательных приговорах Загробного Суда, вполне естественно: гробницу египтянин строил и отделывал при жизни и, само собой, изображал себя оправданным и блаженствующим в Полях Иару. Во всех текстах главное внимание уделяется внешнему действу Суда — перечислению имён демонов и стражей, магических заклинаний и т. д. Как теперь представляется, для оправдания умершему достаточно было знать все эти имена и заклинания и правильно соблюсти предписанные обряды. Идея загробного воздаяния за грехи в религии Египта возникла поздно и особой популярностью не пользовалась. «Описание различных наказаний в результате Загробного Суда содержится в трёх текстах времени Нового царства: <...> книге "Амдуат", в композиции о Загробном Мире, не имеющей египетского названия, известной в науке как "Книга Врат", и, наконец, в "Книге Пещер" <...> Следует отметить, что если в 125-й главе "Книги Мёртвых" содержится "каталог" грехов, то в этих трёх композициях говорится о наказании грешников вне всякой связи с тем или иным конкретным грехом. В центре внимания грешник, как таковой.

Наказания за грехи предусматриваются различные. Прежде всего это лишение умершего погребения. Уже в книге "Амдуат" (XVI в. до н. э.) повествуется о том, что утопленники, нашедшие могилу в водах Нила, вытаскиваются божествами на берег подземного Нила, где и предаются погребению, обретая таким образом всё необходимое для вечной жизни (10-й час ночи, см. с. 59), но это не грешники. Подобные взгляды прослеживаются и в более поздних композициях. В той же книге "Амдуат" <...> говорится о грешниках, с которых восемь богов срывают погребальные пелены и обнажают "врагов, приговорённых к наказанию в Дуате" <...>

Осуждённые грешники лишены всего, что необходимо для вечной жизни, лишены тепла и света, которые излучает каждую ночь бог Ра, появляясь в Преисподней — свет и тепло предназначены для праведных. Грешников же ожидает лишь тёмный хаос. Они лишены всякой возможности общения с богами.

Весьма распространённое наказание грешников в Загробном Мире — связывание и заключение. Так, в "Книге Врат" <...> говорится, что "враги Осириса" связаны по четверо и по трое и бог Хор объявляет им: "Вы связаны сзади, злодеи, чтобы быть обезглавленными и перестать существовать". В "Книге Пещер" <...> Преисподняя описана как тюрьма, из которой грешники не могут выйти. Самым грозным наказанием грешника в потустороннем мире считалось окончательное уничтожение всего его существа — не только тела, но и души, и тени (Шуит). Души грешников, в представлении [321] египтян, существовали независимо от тела в перевёрнутом положении — вниз головой; они не могли воссоединиться с телом, чтобы жить полноценной загробной жизнью праведного покойника, а потому им предстояло полное и окончательное уничтожение. Одним из способов такого уничтожения было обезглавливание умершего, а также сожжение. Описаны разные варианты казни огнём: в книге "Амдуат" <...> грешников сжигают в котлованах (11-й час ночи — см. с. 110 и илл. 82). В "Книге Пещер" <...> казнь огнём совершается в специальных котлах, в которые бросают головы, сердца, тела, души и тени (Шуит) грешников».[101]

Наиболее полное выражение идея загробного воздаяния нашла в сказании о сошествии Сатни-Хемуаса в Дуат (входящем в большой цикл о Сатни-Хемуасе; I в. н. э). Для других египетских легенд характерно, что грешник карается за злодеяния ещё в земной жизни.

У фараона Рамсеса II был сын по имени Сатни-Хемуас, слывший искусным писцом и мудрецом. А у Сатни-Хемуаса был сын Са-Осирис.

Когда Са-Осирис вырос, его отдали учиться в храмовую школу, но очень скоро мальчик превзошёл всех своих наставников в мудрости и знаниях. Тогда его отдали в школу жрецов при храме Птаха, где он вместе с писцами изучал заклинания. Но и там Са-Осирису очень скоро не стало равных.

Наконец, Сатни-Хемуас привёл сына на празднество к фараону. Мальчик состязался в искусстве магии с самыми великими чародеями — и одержал победу. Первым мудрецом Мемфиса[102] и Обеих Земель признал его великий владыка Рамсес!

Однажды Сатни-Хемуас, стоя на террасе своего дома, молился богам и вдруг услыхал вдалеке горестные стенания. Это хоронили богача. Роскошный гроб несли на погребальных носилках, и плакальщицы оглашали долину причитаниями. [322]

Через некоторое время Сатни-Хемуас снова посмотрел вдаль и увидел похороны бедняка. Тело, завёрнутое в старую тростниковую циновку, несли в пустыню вдова и сын умершего. Больше никто не провожал его.

— О великий Осирис! Да сделаешь ты так, чтобы мне воздали в твоём Царстве, как воздадут тому богачу, и да минует меня доля этого несчастного бедняка, которого несут в некрополь безо всяких почестей! — воскликнул Сатни-Хемуас.

— Нет, отец, — сказал вдруг Са-Осирис. — Ты получишь в Дуате то же самое, что получит бедняк, и минует тебя судьба, уготованная богачу.

— Как! — опешил Сатни-Хемуас. — Не ослышался ли я? Неужели это слова любящего сына?!

— Да, — сказал Са-Осирис. — И я покажу тебе, что уготовано в Дуате богачу, которого оплакивают все, и что — бедняку, о смерти которого никто не печалится.

С этим словами он взял отца за руку и повёл его в некрополь. Они остановились подле одной из гробниц. Са-Осирис произнёс заклинание, и вдруг земля разверзлась у них под ногами, и они очутились в подземелье.

Под каменным сводом сидели умершие. Одни сучили верёвки, их пальцы были уже стёрты до крови, — но у них за спинами стояли ослы и все эти верёвки съедали. Другие тянулись вверх, пытаясь достать хлеба и кувшины с водою, подвешенные у них над головами. Эти несчастные изнывали от голода и жажды, но все их усилия были тщетны, ибо под ногами у них были вырыты ямы, чтобы они не могли дотянуться до пищи и воды.

Са-Осирис взял отца за руку и провёл его в другой зал.

Здесь взору Сатни-Хемуаса предстали правогласные, восседающие на почётных местах. У двери зала толпились грешники и слёзно молили о прощении. А у порога лежал какой-то человек, и в правом его глазу торчал нижний шип двери. Всякий раз, когда дверь открывалась или закрывалась, шип с хрустом поворачивался в его окровавленной глазнице, и несчастный оглашал пещеру душераздирающими стонами. [323]

Сатни-Хемуас содрогнулся. Весь бледный, он прошёл