Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уир

Теперь они кивают; некоторые даже одобрительно.

— Два уточнения, джентльмены, — говорю я, поднимая руку. — Вы клянетесь не открывать этого никому, дабы леди Мария не прослышала о готовящихся переменах и не обратилась за помощью к императору. И второе… — Я нарочно делаю паузу, хмурясь. — Если станет известно, что кто-то дурно отозвался о леди Джейн — или королеве Джейн, как мы вскоре должны будем ее называть, — это будет считаться преступлением, равным государственной измене.

Вот так. Здесь им нечего возразить. Теперь они подумают дважды, прежде чем усомниться в законности указа его величества покойного короля в отношении престолонаследия.

Лорд-мэр выходит вперед:

— Ваша светлость, полагаю, я могу от имени своих коллег заверить вас в нашей безусловной преданности достойнейшей леди Джейн как нашей будущей государыне.

— Да, да! — с готовностью откликаются остальные.

Я внутренне себя поздравляю. Первое препятствие успешно преодолено.

Теперь я берусь за Тауэр, главную крепость королевства, помещая его под контроль моего надежного союзника, лорда Клинтона, и велю казнить заключенных там католиков, чтобы лишить леди Марию потенциальной поддержки. Я уже отослал одного из моих сыновей, лорда Роберта Дадли, на поиски леди Марии, велев ему захватить ее и без промедления доставить в Лондон, где я позабочусь о том, чтобы она разделила судьбу, ожидающую ее друзей в Тауэре.

Пока что Роберт шлет ободряющие новости о своем беспрепятственном продвижении на север. Его следующее послание, однако, менее радостное. Некий предатель, сообщает он мне, предупредил леди Марию об опасности, и ей удалось улизнуть. Одевшись служанкой, она сломя голову промчалась за спиной проводника, предоставленного ей одним из ее местных сторонников, и теперь наверняка уже укрылась в Кеннинг-холле. Я молю Бога, чтобы Роберт успел схватить ее прежде, чем она поднимет своих приверженцев.

Это, наверное, де Шефф послал ей весточку о смерти короля. Понятия не имею, как он пронюхал, но теперь она в любом случае знает правду. Это ясно из ее письма к Тайному совету, которое только что передали мне в руки. В самых высокопарных выражениях она пишет о своем изумлении и возмущении тем, что мы медлим сообщить ей о кончине брата и провозгласить ее королевой, и заявляет свои права на корону. Она заканчивает, приказывая нам всем как богобоязненным вассалам ее величества, незамедлительно провозгласить ее восшествие на престол.

Однако мы уже велели архиепископу Лондонскому объявить как Марию, так и Елизавету незаконнорожденными — на службе у креста святого Павла в будущее воскресенье.

Даже сейчас я не решаюсь подписать публичное заявление о смерти короля. Нам нужно еще подготовить почву для коронации леди Джейн. А для этого необходимо время.

Леди Джейн Дадли

Я читаю в саду, когда во второй половине этого теплого дня объявляют о приезде дочери Нортумберленда, Мэри, леди Сидней. Я являюсь по зову матушки в большую гостиную, где меня, к моему удивлению, с реверансом и поцелуями в обе щеки, тепло приветствует эта смуглая остроглазая красавица, жена ближайшего друга короля. А я-то думала, что для Дадли я persona non grata.[19]

— Сударыня, — громко заявляет она, — я прислана, дабы просить вас приехать сегодня вечером в Сайон-хаус и получить то, что его величество король пожаловал вам.

Это наверняка то, чего я боялась. Я мигом настораживаюсь и отступаю.

— Сожалею, миледи, но я в последнее время нездорова, и слабость не позволяет мне выезжать, — протестую я.

Но Мэри не хочет слушать.

— Сударыня, боюсь, я вынуждена настоять. Вам необходимо поехать со мной, как и вашей матушке. — Теперь она говорит тоном, не терпящим возражений. — Пожалуйста, поспешите приготовиться к отъезду.

Я, вся дрожа, бросаюсь к себе в комнату.

— Я не могу ехать, — в ужасе говорю я миссис Эллен. — Вы догадываетесь, что произошло. И вы знаете, что я не хочу принимать в этом участия.

Конечно, миссис Эллен знает, о чем я говорю. Она хочет утешить меня, но все впустую.

Я так одинока. Ни один человек не может мне помочь. Я как будто ступила с твердой суши в лодку, которая вот-вот сорвется в стремнину, и я не могу сойти с нее до того, как разразится несчастье, и не в силах уйти прочь. Я, с каменным лицом, стою молча и дрожу, пока миссис Эллен одевает меня в черное бархатное платье, вышитое по кайме серебром, переплетает и укладывает мне волосы и надевает французский капор с мелкими бриллиантами и жемчугом. Зеркало отражает мое бледное лицо и муку в глазах. Я покидаю убежище своей спальни и спускаюсь по ступеням, затем позволяю леди Сидней увести себя к ожидающей лодке, на которой красуются гербы Дадли. Лодка Суффолков, как мне сообщают, отчалила несколько минут назад, отвозя в Сайон мою матушку.

Во время короткого путешествия вверх по реке мы сидим молча. Мне в голову приходит мысль, что единственным способом уйти от судьбы было бы прыгнуть сейчас в темную воду и пусть бы она унесла меня от рук тех, кто использует меня для достижения своих чудовищных целей. Но я этого не делаю. Я, кажется, ни на что не способна. Мы сходим на пристани Сайона и в сопровождении дворецкого, одетого в ливрею Дадли, приходим в большой пустой зал, где нас просят подождать.

Внезапно двери распахиваются, и в зал входят члены Тайного совета во главе с Нортумберлендом. Каждый из мужчин по очереди кланяется мне и леди Сидней. Они взирают на меня с нескрываемым интересом и любопытством. Все звуки стихают, когда ко мне приближаются граф Пемброк и граф Хантингдон. К моему невыразимому смущению, они оба опускаются предо мной на колени и по очереди с великим почтением целуют мне руку.

Да как они смеют оказывать мне такую честь? Я не та, кому они должны присягать на верность, да я этого и не заслуживаю. Я знаю, чего они добиваются, и я им не поддамся. Этого не будет! Тем не менее, когда ко мне подходит Нортумберленд и просит пройти с ним в тронный зал, мною овладевает глубокий страх. Они затеяли это все всерьез.

Тревога нарастает, когда меня подводят к пустому трону на престоле под темно-красным королевским пологом. Комнату заполонили лорды, леди, вельможи, выстроившиеся в соответствии с порядком старшинства, и все одетые в черное. Пока герцог ведет меня через толпу, его рука сжимает мою словно тиски, и я смутно понимаю, что люди оказывают мне знаки почтения. Сердце у меня тяжело бьется, я вижу батюшку и матушку, торжествующе улыбающихся мне; герцогиню Нортумберлендскую, приподнявшую уголки своих тонких губ, и Гилфорда, с хитрой ухмылкой на красивом лице, помеченном печатью распутства.

Меня охватывает паника. Я слышу неприятный до рези звон в ушах, вызывающий во мне неистовое желание скрыться в преддверии моего судного часа. Это проходит, но слабость и дрожь остаются. Прилагая гигантское усилие воли, я пытаюсь взять себя в руки, боясь лишиться чувств либо упасть замертво от ужаса на виду у всех этих людей. Я молю Бога придать мне сил и направить меня, явить волю Его в этом великом деле.

Мне приходит в голову, что, возможно, это и есть путь, что Всемогущий назначил и неявно указует мне, по обыкновению Своему. Но возможно ли, чтобы мне, слабой и жалкой, было суждено служить орудием Его? Пути, ведущие к цели Его, неисповедимы и подчас непонятны для простых смертных. Но как мне узнать, творится ли это по воле Божией или то проделки дьявола? Я отчаянно желаю знать! Я должна надеяться и молиться о знаке.

Я стою, дрожа, у подножия престола, а Нортумберленд заставляет меня обернуться лицом к собравшимся. В наступившей тишине раздается звенящий голос герцога:

— Как лорд-председатель Тайного совета я должен с прискорбием объявить вам о кончине его величества, благословенного и светлейшего короля Эдуарда Шестого.

Он делает паузу, чтобы до всех дошел смысл этого важного и страшного сообщения. Бедный мальчик! Как мне его жаль… Но сейчас не время плакать. Лишь некоторые из присутствующих выглядят удивленными, наверняка многие уже слышали или догадались о том, что произошло.

Окаменев от горя, я слышу, как герцог продолжает бубнить, восхваляя добродетели покойного короля и благодаря судьбу за то, что он умер как истинный христианин. Потом начинается:

— Его величество покойный король, в мудрости своей, — говорит Нортумберленд, — составил завещание, которое будет узаконено парламентом. Оно лишает его сестер права наследования и постановляет, что любой, кто сочтет их неоспоримыми наследницами, совершит преступление перед Богом и королевством.

Теперь все взгляды обращены на меня. К своему ужасу, я вижу, что Нортумберленд поворачивается ко мне.

— Да будет вам известно, что его величество назвал вашу светлость наследницей английской короны, — объявляет он. — Он также постановил, что ваши сестры наследуют вам при отсутствии у вас прямых наследников.