Цивилизация средневекового Запада - Жак Ле Гофф

Эта десакрализация общества сопровождалась увеличением дробности, дезинтеграцией, бывшей одновременно и отражением эволюции социальной структуры, и результатом более или менее осознанной политики клириков, которые, видя, как ускользает от них общество «ordres», пытались ослабить новое общество, разделяя, атомизируя его и направляя к смерти. И разве не показала «черная смерть» 1348 г., что Господу угодно уничтожить все «etats»?

Разрушение трехчастной схемы общества было связано с расцветом городов в XI–XIII вв., который, как мы убедились, в свою очередь следует рассматривать в контексте роста общественного разделения труда. Трехчастная система дала трещину одновременно с системой «семи свободных искусств» тогда же, когда были наведены мосты между дисциплинами гуманитарными и техническими. Городская стройка была перекрестком, где разрушалось трехчастное общество и где вырабатывался новый его образ.

Церкви приходилось приспосабливаться, наиболее живые умы в теологии провозгласили, что всякое ремесло, всякое «положение» может быть оправдано, если оно сообразуется с идеей Спасения. Герхох Рейхерсбергский в середине XII в. в «Книге о строении Божьем» говорит о «Вселенной — сей великой стройке, сей великой мастерской» — и утверждает: «Тот, кто святым крещением отрекся от дьявола, даже если он не клирик и не монах, считается отрекшимся от мира, поскольку богатые или бедные, благородные или сервы, купцы или крестьяне, все те, кто исповедует Христову веру, должны отвергнуть то, что враждебно им, и следовать тому, что им подобает». Ведь каждая категория людей (словарь остается здесь еще в рамках концепции «ordres») и вообще каждая профессия находят в католической вере и в апостолической доктрине правило, относящееся к своему положению, и, если, руководствуясь им, они ведут сущую битву, «они могут добиться венца», то есть Спасения. Конечно, признание сопровождалось строгим контролем. Церковь допускала существование «etats», отведя каждому из них соответствующий грех наподобие этикетки. Грехи класса побуждали к выработке профессиональной морали.

Поначалу это новое общество мыслилось как общество дьявола. Отсюда — начавшаяся с XII в. волна сюжетов о «дочерях дьявола», вступивших в брак с каждым из «etats». Так, на форзаце флорентийского кодекса XIII в. мы читаем:

«У дьявола было девять дочерей, которых он выдал замуж:Симонию за клириковЛицемерие за монаховРазбой за рыцарейСвятотатство за крестьянПритворство за слугОбман за купцовРостовщичество за бюргеровЩегольство за матронРазврат же он не пожелал ни за кого выдавать, но всем ее предлагает, как публичную девку».

Расцвела гомилетическая литература, представленная проповедями «ad status» — адресованными к каждому из «etats». Начиная с XIII в. особое место уделяли им в своих проповедях нищенствующие ордена. Генерал ордена доминиканцев Гумберт Римский кодифицировал их в середине XIII в.

Завершением признания «etats» было включение их в практику исповеди и покаяния. Учебники для исповедников XIII в., определяя грехи и спорные случаи, стали в конце концов каталогизировать грехи по социальным классам. Каждому «etats» отводились собственные грехи и пороки. Моральная и духовная жизнь социализировалась по законам общества «etats».

Иоанн из Фрейбурга в книге «Исповедальное» резюмирует свой труд «Сумма для исповедников», предназначенный для «самых простых и наименее искушенных» из них, распределяя грехи по 14 pyбрикам-«etats»: 1) епископы и прелаты; 2) клирики и владельцы бенефициев; 3) священники приходские, викарии и исповедники; 4) монахи; 5) судьи; 6) адвокаты и прокуроры; 7) медики; 8) доктора и магистры; 9) князья и прочие дворяне; 10) супруги; 11) купцы и буржуа; 12) ремесленники и работники; 13) крестьяне; 14) «пахари» («laboratores»).

В этом расколотом обществе духовные лидеры все же сохранили ностальгию по единству. Долго находясь в обороне, паства Христова, бедная, неизвестная остальному миру и презираемая им — от Кордовы до Византии, Каира, Багдада, Пекина, — могла укрепиться, по словам ее вождей, лишь в монолитном единстве. Христианское общество должно было составлять единое тело («corpus»). Этот идеал провозглашался и теоретиками каролингской эпохи, и папством времен Крестовых походов начиная с Урбана II.

Когда, казалось, верх брало многообразие, один лишь Иоанн Солсберийский пытался в «Поликратике» (около 1160 г.) спасти единство христианского мира, сравнивая мирское христианское общество с человеческим телом, чьи органы и члены образованы различными профессиональными категориями. Государь является головой, советники — сердцем, судьи и местные управляющие — глазами, ушами и языком, воины — руками, финансовые чиновники — желудком и кишечником, крестьяне — ногами.

В мире поединков, каким было христианское Средневековье, общество было прежде всего ареной борьбы единства и многообразия, мыслившегося в свою очередь как поединок добра и зла. Ибо очень долго тоталитарная по духу система христианского Средневековья отождествляла добро с единством, а зло — с многообразием. В повседневной жизни между теорией и практикой устанавливалась диалектическая связь и утверждение единства чаще всего сочеталось с неизбежной терпимостью к многообразию.

Какова была голова у этого тела, являвшего собой христианский мир? Фактически тело было двуглавым, его главами были папа и император. Но средневековая история знала скорее их разногласия и борьбу, чем союз, реализованный, пожалуй, лишь однажды, и притом в достаточно эфемерном виде, Оттоном III и Сильвестром II около тысячного года. В остальное время отношения глав христианского мира демонстрировали соперничество на самой вершине двух господствующих, но конкурирующих между собой церковной и светской иерархий, священников и воинов, шаманической власти и военной силы.

Впрочем, между папством и империей поединок далеко не всегда происходил в чистом виде. Иные протагонисты спутывали карты в этой игре.

Со стороны церкви ситуация прояснилась довольно быстро. После того как стала очевидной невозможность супрематии патриарха Константинопольского и восточного христианства над Римом, что подтвердила схизма 1054 г., лидерство папства не оспаривалось западной церковью. Мог взбунтоваться тот или иной епископ, император мог выдвигать на какое-то время антипапу (в одном лишь XII в. их был десяток), но папа, безусловно, был главой религиозного общества, хотя и провозглашал свое верховенство поэтапно и лишь постепенно переходил к нему на деле. В этом отношении решающий шаг совершил Григорий VII в своем «Диктате папы» 1075 г., где он провозгласил среди прочего: «Лишь римский епископ может быть по праву назван вселенским… Единственно его имя должно провозглашаться во всех церквах… тот, кто не принадлежит римской Церкви, не может считаться католиком». За один XII в. «викарий святого Петра» превратился в «викария Христова» и стал контролировать канонизацию и освящение новых святых. В XIII и XIV вв. прежде всего за счет развития папской фискальной системы церковь превращается в настоящую монархию. И лишь на рубеже XIV–XV вв. папское верховенство будет поставлено под угрозу соборным движением, которое, впрочем, в итоге потерпит поражение.

На фоне папских успехов император далеко не столь бесспорно мог считаться главой общества мирян. Периоды исчезновения императорской власти были неизмеримо длиннее тех, когда вакантным оставался папский престол (как, например, 34 месяца, отделявшие смерть Климента IV в ноябре 1268 г. от избрания Григория X в сентябре 1271 г.), эти события считались все-таки исключением. Императора Запад не знал с 476 по 800 г., он практически вновь исчезает в 899 г., и, уж во всяком случае, с 924 по 962 г., его не было также в период Великого междуцарствия — от смерти Фридриха II (1250) до избрания Рудольфа Габсбурга (1273). В 1198 г. избрали одновременно двух императоров — Оттона IV и Рудольфа Швабского, затем с 1212 по 1218 г. императору Оттону IV противостоял враждебный ему император Фридрих II. Не следует забывать также, что довольно много времени могло проходить между выборами в Германии, которые давали избранному лишь титул «короля Римского», и коронацией в Риме, превращавшей его в подлинного императора. Так, Фридрих Барбаросса, ставший королем Римским в Аахене 9 марта 1152 г., короновался императорской короной в Риме лишь 18 июня 1155 г. Фридрих II стал королем в Аахене 25 июля 1215 г., а императором в Риме — 22 ноября 1220 г. Но главное, гегемония императора в христианском мире была скорее теоретической, чем реальной.

Она часто встречала сопротивление в Германии, ее оспаривали в Италии и чаще всего игнорировали наиболее могущественные государи. Со времен Оттонов короли Франции не считали себя как-либо подчиненными императору. Начиная с XII в. французские, английские и испанские правоведы-канонисты отрицали, что их короли подвластны императору или законам империи. Папа Иннокентий III признал в 1202 г., что король Франции в обладании своим земным имуществом не имеет де-факто никого выше себя. Один из канонистов заявил в 1208 г., что всякий король обладает в своем королевстве теми же правами, что и император в империи. В своих «Установлениях» Людовик Святой заявил, что «король является держателем лишь у Бога и самого себя» («Le rois ne tient de nului fors de Dieu et de lui»). Впрочем, с X в. начался процесс, названный Робертом Фольцом «раздроблением понятия империи», когда происходило пространственное ограничение влияния императорского титула. Характерно, что он появляется в странах, не попавших под власть Каролингской империи, — на Британских островах и на Иберийском полуострове. В обоих случаях титул императора отражал притязания на супрематию над единым регионом: над англосаксонскими королевствами, над христианскими иберийскими королевствами. В Великобритании имперские грезы длились не более века: Этельстан впервые велел именовать себя «императором» в 930 г., Эдгар в 970 г. провозгласил: «Я, Эдгар, милостью Божией августейший император всего Альбиона», и в последний раз Кнут (ум. в 1055 г.) объявил: «Я, Кнут, император, милостью Христовой королевством англов на Острове завладевший», а его биограф подвел итог: «Им подчинены были пять королевств: Дания, Англия, Британия, Шотландия, Норвегия, — он был императором».