Натиск на Закат - Владимир Васильев

— Если работа методиста тебе в тягость, ты, дорогая, вправе отказаться, — предложил я Анюте.

— Ну нет, милый! Я думаю, что буду не только учительствовать, но и вершить все прочие, например, судебные дела, как княгиня.

— Трудно мне тебе отказать, любимая, — ответил я и ещё раз погладил её атласный вздувшийся животик, — Но вынужден. Я против любых волнений, что могут нанести вред тебе и нашему ребёнку, а потому просто запрещаю тебе вникать в местные разборки. Суд вершить буду только я.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДИЛЕТАНТОВ или LA COMMEDIA ERUDITA[20]

По прошествии пяти дней, проводив рано утром Анюту, деловито пошагавшую на первый урок в замок, где её ждали великовозрастные ученицы, я набросал план моих дальнейших действий, включавший перечень спецов, оборудование и прочее, что, как думалось, будет необходимо для длительного полёта и розыска сокрытого и таинственного оружия древней воительницы Сварги. Возможна ли сохранность и работоспособность её «игрушек»? Поразмыслив о достижениях древних рачительных хозяек сего мира, о трепетном восхищении наших инженеров, которое они испытывали после расконсервации древнего оборудования и запусков заводов в эксплуатацию, пришёл к выводу: чем чёрт не шутит?! а посему, попытка не пытка!

Размышлял я и о Филиппе Алексеевиче.

Коротышка Филиппок в моём воображении уподоблялся образу Санчо Пансо, верному оруженосцу Дон Кихота, а роль последнего я отводил себе. Ситуация курьёзно вторила обстоятельствам, что свели с ума рыцаря печального образа: воительницы исчезли из нашего мира, оставив после себя замки с ненужными им библиотеками, а мы, начитавшись эпических сказаний о подвигах древних, решили примерить на себя их латы и применить их оружие. Эпоха рыцарей оставила дурное наследие — дуэли; и мне рисовались картины боевых столкновений с вернувшимися странницами.

Да'с, не у меня одного множество ролей: у любого актёра в театре нашей жизни весьма разнообразный репертуар.

Помимо главной роли Светлого Князя, определённой Мутантом, давит меня, Окаянного, ряд иных, второстепенных обязанностей, включая самую мрачную — палача…

Вспоминал я и события прошедших дней.

В качестве пилота флайера успешно выполнил задачу: вместе со стажёром, — который, как выяснилось, управлял своим флайером не хуже меня, — мы совершили несколько перелётов и доставили бывших полонянок на новое местожительство в целости и сохранности. Не без проблем, разумеется. Трудности выпали на долю ирийгородцев, предусмотрительно назначенных в наряд по санитарной обработке флайеров и контейнеров. Если вы, сударыни и судари, когда-либо летали аэробусами, в экономклассе, то вам легко представить, что в них творится после посадки где-нибудь в арабских эмиратах или иных восточных аэропортах. Слабы женщины востока, не переносят полёты, чего-то недодал им аллах; хотя, как смотреть: из некоторых получаются отличные шахидки; но мне мнится, что дочери аллаха, памятные мне безумным и хриплым говором, просто мстят неверным, как блевотиной в самолётах, так и взрывами в многолюдных местах. За что? Вопрос не ко мне.

Благословенна память о Живе хотя бы за то, что нет мусульман на нашей Земле.

Славянки во время перелёта лишь бледнели и даже слабо улыбались. Наверное, от восторга. Показали себя с наилучшей стороны. Лишь некоторые из них аккуратно блевали в заранее приготовленные для этого дела пакеты.

Мои размышления и воспоминания прервал голос Филиппа Алексеевича:

— Государь, мы к вам с визитом.

Есть у русских верная поговорка: лёгок на помине.

По моему приглашению Филиппок и его спутница Елена взошли в красную горницу, но ни на приветствие, ни на жест рукой, по-княжески величавый и означавший «садитесь», они никак не среагировали. Вечно небрежный в одежде, Филиппок не удосужился даже провести расчёской по взъерошенным волосам, а его лицо таило скорбь. Елена показалась мне растерянной и печальной.

Я молчал в ожидании дурных вестей.

Филиппок огорошил меня, чуть ли не до разрыва сердца:

— Ксения и Юрий погибли.

Оцепенело взирая на них, я мгновенно и интуитивно постиг причину трагедии: русские непредсказуемы, а от непредсказуемости до разгильдяйства один шаг. В голове не укладывалось, да и сердце стукнуло неровно: ведь только позавчера я высадил Ксению в Уралграде, и она мне радостно махала рукой, не зная, что прощаемся навсегда. Из общего правила есть исключения, и ни прекрасная Ксения, ни Юрий, её коллега, никоим образом не могли быть причислены к разгильдяям. В горле запершило от сухости, и я, срываясь на хрипотцу, спросил:

— Как это произошло?

— Моя затея — причина их гибели. Один из кристаллов Живы открыл нам сведения об орудийной башне в замке и инструкции. В ваше отсутствие доложил Георгию, и он — по регламенту работ — велел эвакуировать всех из замка. Оказалось, не всех эвакуировали. Ксению и Юрия нашли вчера утром, уже мёртвыми. Они сидели с наушниками в своём центре, не слышали оповещений, двери были закрыты. Мы, как всегда при вскрытии помещений, были в броне с намордниками, но газы, что просочились из открытой орудийной башни, дошли до рабочего места математиков. Смерть наступила мгновенно. Елена обнаружила их лишь вчера утром.

— А какого… лешего вы сюда прибыли? И почему вчера никто мне не доложил?

— В здешнем замке, Государь, есть такая же башня, и её надо срочно вскрывать. Многие заводчане жаловались на тошнотворный запах в замке, но никто не мог понять, откуда он истекает. Вот теперь выяснили.

Филиппок тяжело вздохнул, а я припомнил байку, поведанную мне Анютой об ужасном сновидении и запахе в нашей спальне.

— Ваше явление сюда, Елена, чем объясните? Желанием оказать поддержку разгильдяю? Почему не скорбите рядом с телом погибшей подруги?

— Вчера выплакала все слёзы. А на похоронах никогда не присутствую. Как схоронила маму, так решила: в следующий раз явлюсь на кладбище только на собственные похороны. А здесь я желаю взглянуть на славянок. Мне прислуга нужна для кухни и прочих дел.

— Взглянуть разрешаю, но и только. Им, дражайшая, учиться, учиться и учиться. Как некогда всем русским было завещано. На Урале для вас введу суровые порядки. Будете работать в течение года в условиях «шарашки». Про кухню забудьте. Вновь будете столоваться из общего котла, как при Анастасии. А там посмотрим. Сейчас следуйте за мной. Навестим Семёныча, нашего директора-распорядителя.

И я устремился по дороге к горе Вознесенке, на которой высился замок с огромной плоской крышей-аэропортом. По периметру крыши возвышались устремлённые в небо шпили, служившие, как мы ранее полагали, исключительно в качестве опор для мощных молниеотводов. По вполне понятным причинам я шёл скорым шагом. С утра душенька моя плавала в желчи, плескавшейся внутри меня как море разливанное. Не хотелось мне, чтобы кто-нибудь заглядывал мне в глаза, ни подобострастно, ни преданно. А потому, задирая голову, рассматривал белок, облюбовавших нашу кедровую рощу. В отличие от них, пребывавших в кедровом раю, огороженном барьерами, что отпугивали их естественных врагов и прочее зверьё, я испытывал адские муки и невыносимую горечь от утраты дорогих мне людей. Да, имя Юрия не упоминал ранее в дневнике, но этот фактик не означает, что он был на периферии моих мыслей и тревог. В личном дневнике невозможно отразить весь мир и все события, да и времени на это нет. На мрачном фоне горестных соображений высветлился ряд насущных вопросов, а также важных проблем. Одной из них была забота о Елене, и я спросил её: