Американские боги - Нил Гейман

– Думаю, мне тут понравится, – сказал Тень вслух и выглянул в ледяное окно на замерзшее озеро. – Если когда-нибудь потеплеет.

Около двух дня раздался грохот в дверь, Тень как раз практиковал «исчезновение для простофили» – перебрасывал четвертак из одной руки в другую. Руки у него настолько замерзли и онемели, что он то и дело неловко ронял монету на стол, и стук в дверь заставил его уронить четвертак снова.

Он открыл дверь.

Мгновение острого страха: человек в дверях был в черной маске, закрывавшей всю нижнюю половину лица. В таких масках появляются в телепрограммах грабители банков, или в дешевых фильмах убийцы-маньяки натягивают их, чтобы напугать своих жертв. Волосы неизвестного прятались под черной вязаной шапочкой.

И все же пришедший был ниже и худее Тени и как будто не вооружен. Одет он был в яркое пальто в шотландскую клетку, каких убийцы-маньяки обычно избегают.

– Фэфо фа, Финфельман, – сказал гость.

– А?

Незнакомец оттянул маску вниз, и из-под нее показалась веселая физиономия неунывающего Хинцельмана.

– Я сказал «Это я, Хинцельман». Даже не знаю, что бы мы делали без этих масок. Ну, я, конечно, помню, что мы делали. Заматывали лицо толстыми вязаными капорами и шарфами и даже не знаю чем еще. Просто чудо, чего напридумывали сегодня. Может, я и старик, но не стану ворчать на прогресс.

По окончании речи он ткнул в Тень корзинкой, доверху наполненной крохотными головками местного сыра, бутылками, банками и несколькими маленькими салями, на которых было написано «Летние оленьи колбаски», и шагнул внутрь.

– Счастливого вам сочельника, – сказал Хинцельман, нос, уши и щеки у него, несмотря на маску, были малиново-красные. – Слышал, вы уже съели целиком завертыш Мейбл. Вот принес вам кое-что.

– Вы очень добры, – поблагодарил Тень.

– Пустяки. Это я улещиваю вас на той неделе принять участие в нашей лотерее. Ею заправляет торговая палата, а я заправляю торговой палатой. В прошлом году мы собрали почти семнадцать тысяч долларов для детского отделения больницы Приозерья.

– А почему бы вам сейчас не взять с меня за билет?

– Лотерея начинается в тот день, когда рухлядь вытащат на лед, – сказал Хинцельман и глянул из окна Тени на озеро. – Ну и холодно же там. Наверное, на пятьдесят градусов вчера ночью похолодало.

– Действительно, в одночасье, – согласился Тень.

– В былые времена мы молились о таких похолоданиях, – сказал Хинцельман. – Мне отец рассказывал.

– Вы молились о таком холоде?

– Ну да, другого способа у поселенцев выжить тогда не было. Провизии на всех не хватало, и в те времена нельзя было просто поехать к Дейву и набить тележку, нет, сэр. Поэтому мой дедуля подумал-подумал и придумал: когда наступал холодный день, как сегодня, он брал мою бабулю и детей, моего дядю и тетю и моего папу, он был самый младшенький, и швею, и батраков и вел их всех к ручью, где давал выпить рома с травами – по рецепту, который привез из Старого Света, – а потом лил на них воду из ручья. Разумеется, они тут же покрывались льдом, становились такие же холодные и неподвижные, как синие эскимо. А потом тащил к загодя вырытой и выстеленной соломой яме и складывал туда всех, одного подле другого, как полешки, а вокруг набивал солому. Потом он накрывал яму большой крышкой из досок, чтобы всякие твари до людей не добрались – тогда в округе водились медведи и волки и еще многие, кого сегодня в наших краях не увидишь, например, ходагов, ходагн – это всего лишь выдумка, и я не стану испытывать вашу доверчивость, рассказывая вам всякие байки, нет, сэр, – он накрывал ров промасленной парусиной, и следующий же снегопад совсем покрывал яму, только флаг над сугробом торчал. Дедуля этот флаг втыкал в снег, чтобы знать, где у него яма.

Тогда дедуля зимовал в свое удовольствие, и ему не приходилось тревожиться, хватит ли у него еды или топлива. А когда видел, что весна вступает в свои права, то шел к флагу и раскапывал снег, отодвигал плиту, доставал домочадцев и усаживал всю семью перед огнем оттаивать. Никто никогда не возражал, кроме одного батрака, который однажды лишился уха из-за семейной мыши: та отъела ему ухо, когда дедуля неплотно задвинул крышку. Разумеется, в те годы у нас были настоящие зимы. Тогда такое можно было делать. А в нынешние мокрые зимы уже и не холодает по-настоящему.

– Не холодает? – спросил Тень, разыгрывая из себя простака и крайне этим наслаждаясь.

– Нет, последняя такая была в сорок девятом, да вы слишком молоды, чтобы ее помнить. Вот это была зима. Вижу, вы средство передвижения себе купили.

– Ага? Что скажете?

– По правде сказать, мальчишка Гунтеров никогда мне не нравился. У меня был ручей с форелью подальше в лесу, на задах моего участка, ну, собственно говоря, земля принадлежит городу, но я положил камни в воду, устроил запруды, какие любит форель. Таких красавиц ловил – одна рыбина была в целых семь футов, – а этот маленький Гунтер разнес все камни, да еще грозился донести на меня в Департамент охраны природы. Теперь он в Грин-Бей, а скоро снова сюда вернется. Будь в этом мире справедливость, он исчез бы как зимний беглец, но нет. Цепляется, как репей за вязаную жилетку. – Хинцельман начал раскладывать на столе содержимое подарочной корзинки. – Это желе из яблок-кислиц Катерины Паудермейкер. Она дарит мне горшочек к каждому Рождеству больше лет, чем вы живете на свете, и что самое печальное, я никогда ни одного не открыл. Они стоят все у меня в подвале – штук сорок, а может, и все пятьдесят. Может, я когда-нибудь открою один и узнаю, что это и впрямь вкусно. А пока вот вам горшочек. Может, вам оно понравится.

– Что такое зимний беглец?

– Гм. – Отодвинув шерстяную шапочку, старик потер висок розовым указательным пальцем. – Ну, мы в Приозерье в этом не одиноки, у нас хороший городок, лучше многих, но и мы не совершенны. Посреди зимы какой-нибудь подросток, случается, психует от жизни в четырех стенах, когда слишком холодно, чтобы выйти на улицу, а снег такой сухой, что и снежка из него не слепить – под руками рассыпается…

– Они убегают?

Старик серьезно кивнул:

– На мой взгляд, во всем виновато телевидение, показывают детям все то, чего они никогда иметь не смогут, – «Даллас», и «Династия», и прочая ерунда. У меня телевизора нет с восемьдесят третьего, только черно-белый, который я держу в шкафу на случай, когда приезжают родственники, а по телику собираются транслировать важный матч.

– Принести вам что-нибудь, Хинцельман?

– Только не кофе. От него у меня изжога. Просто воду. – Хинцельман покачал головой. – Самая большая проблема в наших краях – бедность. Не та бедность, какая была во времена депрессии, но скорее… как называется то, что ползет изо всех щелей, как тараканы?