Две жизни - Александр Самойло

Наши общие разногласия дошли до Ленина и заставили центр пересмотреть все положение. В результате Каменев был восстановлен в должности командующего фронтом, а я возвращен на свою должность командарма 6-й отдельной армии (Северного фронта).

Вследствие нервного утомления и осложнения с контузией головы мне было предоставлено несколько дней отдыха, после которого я вернулся в Вологду.

Позднее от Лебедева я узнал, что в качестве одного из аргументов против меня Гусев представил мою характеристику (за несколько дней совместной службы!) как ставленника Троцкого (очевидно, придавая слову «ставленник» какое-то особое значение) и как лица, неспособного к командованию фронтом, внесшего в дело путаницу вследствие неоднократных перемен в своих решениях. Не знаю, кто в данном случае повлиял на Гусева. Ясно, однако, что эта характеристика была продиктована не стремлением к объективной оценке моих действий, а являлась попыткой свалить вину с больной головы на здоровую.

В 1935 году бывший командарм-5 Тухачевский, уже в должности первого заместителя Народного комиссара обороны, вспоминая события на Восточном фронте, поместил в центральных газетах упомянутую характеристику. В своем частном письме к нему я просил его указать мне, как реагировать на эту статью: подать ли в отставку или выступить в печати с объяснениями. На это через начальника штаба Московского военного округа я получил указание — смотреть на данный вопрос лишь как на эпизод истории, поэтому объяснения в печати не нужны, и продолжать служить, как служил до сих пор.

Позже, в 1940 году, та же моя характеристика была повторена совсем для меня неизвестным автором Борисовым в его брошюре с воспоминаниями о М. В. Фрунзе, а также нашла отражение в книге «Статьи и речи М. В. Фрунзе» издания 1936 года.

По требованию главкома я, возвратясь из Симбирска, составил 7 и 8 июня 1919 года доклады о боевой обстановке на Восточном фронте. Эти свои доклады я обнаружил в 1947 году в Институте Маркса — Энгельса — Ленина. В Краснознаменной Военно-воздушной академии в это время состоял преподавателем генерал Михельсон; он мне рассказал, что его знакомый командир, работая в архивах, встретил мой доклад с очень для меня лестным отзывом Ленина. Естественно, что я захотел этот доклад найти. В Архиве Красной Армии такого доклада не оказалось, но я узнал, что если на докладе была резолюция Ленина, то его надо искать в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Действительно, в этом Институте мне показали оба моих доклада — от 7 и 8 июня, но резолюция Ленина была лишь на одном из них такого содержания: «Секретно. Троцкому и Склянскому».

Никаких других докладов с резолюцией Ленина мне найти не удалось. Впрочем, когда я через некоторый срок зашел вторично в Институт проверить в точности дату резолюции, мне и этот доклад показан не был, так как его в Институте уже не оказалось.

Я не смею, конечно, истолковывать значение виденной мной резолюции Ленина, но мне не верится, чтобы в тот острый политический момент, к которому относились мои доклады, приведенная выше резолюция Владимира Ильича могла означать только простую передачу докладов по принадлежности. Следующие факты из моей службы, имевшие место непосредственно после возвращения моего из Симбирска, позволяют мне смотреть на эту резолюцию в благоприятном для меня смысле. Я имею в виду:

— возвращение мое после командования Восточным фронтом на должность командующего Северным фронтом;

— награждение меня после ликвидации Северного фронта двумя орденами Красного Знамени и ценным подарком от Революционного Военного Совета Республики;

— назначение мое в 1920 году в состав комиссии по перемирию с Финляндией, а затем в состав комиссии по переговорам с Турцией;

— назначение мое помощником начальника Полевого штаба, а затем штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии;

— назначение мое начальником Всероссийского Главного штаба;

— назначение меня членом Высшего военного совещания.

Вряд ли эти факты могли иметь место, если бы у Владимира Ильича по вопросу о командовании мной Восточным фронтом осталось неблагоприятное для меня заключение.

Восточный фронт весной 1919 года имел решающее для республики значение. В начале апреля этого года Колчак, пользуясь превосходством в силах, подошел почти вплотную к Волге. Только принятыми мерами по усилению фронта и выдающимся по искусству контрнаступлением, осуществленным под руководством М. В. Фрунзе, достигнут был перелом на Восточном фронте и тем самым положено начало решительному разгрому всех вооруженных сил интервенции и контрреволюции.

В результате был воссоединен с Советской республикой Туркестан, высоко поднят во всей Азии авторитет Советской власти, несмотря на все старания англичан помешать влиянию ее в этой важной для нас окраине.

Покидая Восточный фронт, я много думал об успехах Красной Армии за пройденный ею период борьбы.

Не без удовольствия я отмечал, насколько высоко поднялась ее мощь уже в начале 1919 года; недаром бывшие союзники пытались пойти на соглашение с Советской властью и решились устроить из Польши и Эст-ляндии ряд государств-буферов между собой и Советской Россией. На Восточном фронте наша армия развивала успехи на оренбургском и уральском направлениях, что позволило ее частям соединиться с войсками Туркестана, обеспечив этим связь со столь важной для нас окраиной уничтожая одновременно отряды оренбургского и уральского казачества — оплот армии Дутова. Успех здесь был тем важнее, что вместе с этим стал склоняться на нашу сторону перевес и на Южном фронте.

С особой силой я хочу подчеркнуть здесь и другую характерную черту войны — внутреннюю, обусловливавшую все успехи данного периода, а именно: историческую роль Коммунистической партии и ее вождя Владимира Ильича Ленина.

Мы, свидетели и участники строительства Красной Армии с первых дней ее существования, знаем и понимаем, что успехи не даются сразу и даром, что надо положить много труда, преодолеть немало препятствий, чтобы их достичь. Мы гордимся своим участием в строительстве нашей армии под руководством Коммунистической партии и по непосредственным указаниям В. И. Ленина. Но мы одновременно хорошо поняли и гордимся еще более, что эти успехи возможны лишь у свободного народа, создавшего для этого благоприятную почву — в соответствующем государственном и общественном строе, в согласии с высоким учением, которым руководствуется и сама Коммунистическая партия.

Одним из главных положений этого учения является установление и неукоснительное соблюдение последовательной и строго централизованной дисциплины во всей организационной и оперативной работе. Кедров часто говорил мне, что Ленин не раз настойчиво указывал ему на первостепенное значение в армии крепкой дисциплины и строгого воинского порядка. Ленин считал это важнейшей обязанностью всего состава армии и в первую очередь командного состава, которому с этой целью и присваиваются дисциплинарные права как могучее средство воспитания и внедрения высокого сознания воинского долга и воинской чести, этих основ боевой мощи армии.